Луна спускалась все ниже и ниже и наконец зашла за стоявшие на западе леса. Звезды стали бледнеть. Одна за другой они стали исчезать с неба, а затем засветилась холодная серая северная заря. На рассвете громадный пес – вожак выскочил из ямы, которую выкопал для себя на ночь в снегу, и побежал опять к лосю. Все время наблюдавший за ним Казан тотчас же вскочил на ноги и стал у самого лося. Оба зловеще стали кружиться вокруг трупа, опустив головы и ощетинив спины. Ездовой пес отошел на два или три шага в сторону, и Казан вскочил на лося и стал отдирать от него замерзшее мясо. Он вовсе не был голоден, но этим он хотел доказать свое право на мясо и презрение к притязаниям ездового пса.
Затем он забыл о Серой волчице. Ездовой пес тем временем, как тень, вернулся обратно, снова стал над Серой волчицей и принялся обнюхивать ее шею и тело. Потом он заскулил. В этом его плаче звучали страсть, приглашение, желание дикаря, но так быстро, что глаз не успел бы уловить этого движения, верная Серая волчица вонзила ему в плечо свои острые клыки.
Что-то серое – иначе благодаря быстроте движения и нельзя было назвать, как что-то серое – молча и угрожающе вдруг прыснуло из полумрака. Это был Казан. Он подскочил без ворчания, без лая, и в один момент он и ездовой пес сцепились в ужасной схватке.
Четыре остальные собаки сбежались сюда же и в ожидании остановились в двенадцати шагах от дуэлянтов. Серая волчица все еще лежала на животе. Гигант ездовой пес и на три четверти собака-волк сражались не так, как ездовая собака или волк. Они дрались, как полукровки, с присущими им ненавистью и злобой. Оба делали мертвые хватки. То один уступал, то другой, и так быстро они менялись ролями, что четыре ожидавших зрителя в удивлении стояли без движения. При других условиях они давно бы уже бросились на первого из бойцов, сбросили бы его на спину и разорвали бы его на части. Таков был обычай и у волков, и у собак с примесью волчьей крови. Но теперь они стояли в стороне и в страхе ожидали исхода.
Громадный ездовой пес еще ни разу не испытывал поражения в драке. Его крупные предки датской породы дали ему гигантский рост и челюсти, которыми он в один прием мог разгрызть череп обыкновенной собаки. Но в Казане он встретил не только собаку и волка, но и все лучшее, что принадлежало этим двум породам. Казан имел перед ним преимущество уже в том, что уже несколько часов отдохнул и был совершенно сыт. К тому же он дрался из-за Серой волчицы. Его клыки глубоко вонзились ездовому псу в плечо, и они оба стали медленно кружиться, а наблюдавшие за поединком собаки придвинулись к ним на шаг или на два поближе, и челюсти у них уже нервно задрожали, и их красные глаза в ожидании рокового момента засверкали. Пять раз Казан описал круг вокруг ездового пса и затем с быстротою выстрела ринулся на него и всею своею тяжестью навалился ему на бок. Это было с его стороны самым смертоносным нападением. Громадный пес был сбит им с ног. Пока он барахтался по снегу, чтобы вскочить снова, его четыре товарища в мгновение ока набросились на него. И вся их ненависть, накопившаяся в них за целые недели и месяцы, в течение которых их зубастый вожак то и дело давал им пинки, теперь сосредоточилась на нем, и они буквально разорвали его в клочки.
Казан с гордостью подошел к Серой волчице и стал рядом с ней, и она с радостным визгом положила голову ему на шею. Два раза он выдержал из-за нее смертный бой. И оба раза он остался победителем. В душевном восторге, если только у Серой волчицы была душа, она стала поднимать морду к серому небу и прижиматься всем телом к плечу Казана, в то время как до нее доносились пожирание мяса и хруст зубов ездовых собак о кости врага, которого осилил ее друг и повелитель.
Глава XV. Казан слышит призыв
Целый ряд дней прошел в лакомстве мороженым мясом старого лося.
Напрасно Серая волчица старалась увести Казана в леса и в болота. С каждым днем температура все поднималась. Можно было приняться и за охоту. И Серой волчице хотелось остаться с Казаном одной. Но на Казана, как и на большинство людей, власть и предводительство оказывали свое действие. А он стал теперь предводителем четырех собак, как раньше водил за собою волков. Теперь уже не одна только Серая волчица следовала за ним, держась сбоку его, но и четыре ездовые собаки бежали за ним, вытянувшись в одну линию. Он испытывал тот триумф и то странное возбуждение, о котором уже почти совсем забыл, а Серая волчица в вечном мраке своей слепоты уже предчувствовала какую-то смертную опасность, до которой могло бы его довести его новое, овладевшее им увлечение.
Три дня и три ночи они оставались около мертвого лося, готовые защищать его от всяких других посягателей, и все-таки с каждым днем и с каждой ночью все меньше и меньше проявляли бодрости на страже. А затем наступила четвертая ночь, в которую они зарезали самку оленя. Казан в этой охоте был вожаком и в первый раз за все время, увлекшись тем, что вел за собою стаю, позабыл о Серой волчице, которая должна была уже бежать позади всех. Когда они подходили к затравленной лани, то он первый вскочил на нее. Он был хозяином. Он мог всех их отогнать от нее простым ворчанием. И стоило только ему оскалить на них зубы, как они тотчас же съеживались и ложились животами на снег.
В Казане, как в вожаке собак, произошла какая-то странная перемена. Если бы его товарищами были волки, то Серой волчице нисколько не было бы трудно увести его с собою в лес. Но Казан находился в среде своей же собственной породы. Он был собакой. И они тоже были собаками. Огонь, который горел в нем когда-то и потом перестал его согревать, вдруг вспыхнул с новой силой. В его жизни с Серой волчицей единственно, что угнетало его и чего она никак не могла понять, это было одиночество. Природа создала его таким, что благодаря самой его природе, ему необходимы были не один компаньон, а многие. Самой природой было назначено ему слушаться и повиноваться голосу человека. Но он вырос и воспитался в ненависти к нему, тогда как собаки – представители его собственной породы – били часто его самого. Он был счастлив с Серой волчицей, гораздо счастливее, чем когда жил у людей и в обществе своих братьев по крови. Но он уже долгое время провел вдали от той жизни, которою жил раньше, и голос предков заставил его о ней позабыть. И только одна Серая волчица со своим удивительным сверхинстинктом, которым природа заменила ей недостающее зрение, предвидела, к чему все это могло его привести.
Каждый день температура поднималась все выше и выше, пока наконец снег не стал понемногу таять на пригревавшем солнышке. Это было через две недели после того, как был затравлен старый лось. Постепенно стая стала продвигаться на восток, пока наконец не оказалась в пятидесяти милях к востоку и в двадцати к югу от старого логовища под валежником. И более чем когда-либо Серую волчицу стало тянуть в ее прежнее гнездо под этим валежником. Опять с первым веянием в воздухе весны к ней во второй раз в ее жизни явились предчувствия приближающегося материнства.
Но все ее усилия вернуть Казана назад были тщетны и, несмотря на все ее протесты, он с каждым днем все далее и далее во главе своей партии уходил на юго-восток.
Инстинкт побуждал собак двигаться именно в этом направлении. Они еще не настолько одичали, чтобы успеть забыть о человеке, и целью этого их движения был именно человек. В этом направлении и недалеко от них действительно находился пост Компании Гудзонова залива, куда часто на них ездил их покойный хозяин. Казан не знал этого, и в один прекрасный день случилось нечто такое, что возвратило к нему его призраки и желания, которые еще резче отделили его от Серой волчицы.
Они взбирались на вершину кряжа, когда что-то остановило их. Это был голос человека, громко выкрикивавшего слово, от которого когда-то, в былые дни, кровь разливалась по всем жилам у Казана – «Вперед! Вперед! Вперед!» – и с вершины кряжа они посмотрели на открытое пространство широкой долины, по которой мчались шесть собак, запряженные в сани, и человек сидел позади них и то и дело покрикивал на них:
– Вперед, вперед, вперед!..
Дрожа и в нерешительности все четыре ездовые собаки и собака-волк остановились на вершине, и Серая волчица позади них всех. И до тех самых пор, пока собаки с санями совершенно не скрылись из виду, они не двинулись с места и только после этого сбежали к следу и стали обнюхивать его, визжа и с радостным возбуждением. Около двух миль они пробежали затем по этому следу, и все время Серая волчица трусила позади них, держась от них на расстоянии двадцати ярдов и испытывая отвратительное чувство от душившего ее запаха человека. Только ее привязанность к Казану и верность к нему и заставляли ее находиться так близко к этому запаху.
У края болота Казан вдруг остановился и затем побежал прочь от следа. Одновременно с желанием, которое так овладело им, в нем еще теплилась его прежняя подозрительность, которую ничем нельзя было бы в нем искоренить, подозрительность, унаследованная им от волка. Серая волчица радостно заскулила, когда он вернулся обратно в лес, и так тесно стала прижиматься к нему, что даже натирала ему во время бега плечо.
