Я провела рукой по ее волосам. – Я бы ни за что не допустила, чтобы ты попала в беду. Всего капелька твоей крови… больше мне ничего не нужно.
Селена кивнула:
– Хорошо. Я видела в шкафу иглу. Она подойдет?
– Да, милая. Мне нужно всего лишь несколько капель.
И она уколола себя иглой, а я намочила палец в ее крови и написала на стене кровавую руну, похожую на трон.
– Изо всех сил думай о доме, милая, – сказала я. – Нарисуй его мысленный образ. Почувствуй, как он пахнет. Как звучит. Представь людей, которые придают ему тепло. – Я тяжело вздохнула и проглотила все горькие чувства. – Не переставай о нем думать. А теперь… закрой глаза.
– Хорошо, – с улыбкой отозвалась она. – Это ведь прощание?
Я погладила ее по щеке:
– Нет, мы еще увидимся, в этом я уверена.
Я поцеловала ее в лоб и обняла. Она прижалась ко мне, согревая.
– С тех пор как я села на борт корабля вместе с патриархом и отплыла в Костану, я попадала из одного ада в другой. Во всех трех государствах ты единственный человек, который был добр ко мне.
Из окна раздался вой, словно завопило само небо. Что-то грохнуло, и все стекло в квартале со звоном и гулом разлетелось на куски, включая и окошко в углу нашей комнаты. Осколки усеяли пол.
Малыш Селук огласил комнату ревом. Я заглянула в колыбель. Хвала Лат, он был цел и невредим.
– Это они, – сказала я. – Надо торопиться, милая. – Я взяла ее за руку. – Передавай от меня привет Адонии.
Селена кивнула, закрыла глаза и улыбнулась, так по-домашнему. Сияющей улыбкой. Она наверняка думала об отце и Адонии, так горела желанием обнять их, снова смеяться и быть счастливой.
Я поднесла ее палец к руне. И Селена упала мне на руки.
Я наконец позволила себе расплакаться, и слезы заструились по моим щекам на ее лоб. Она всего лишь спала… пока что. Отец был прав. Я недостаточно отчаянная. Но теперь… теперь я знала, что они не остановятся. Я должна это сделать.
Я заперла дверь и подвинула матрас к стене, чтобы освободить пространство для кровавой руны. Огромной, больше тех, которые я когда-либо писала. Для нее понадобится вся кровь Селены до последней капли.
Я подтащила Селену к центру комнаты. Девушка спала так безмятежно. Как я смогу это сделать?
Положив ее голову себе на колени, я вытащила спрятанный кинжал. Слезы капали на клинок, я стерла их, и он засверкал. На отполированной поверхности отразилась старуха. Злобная старуха. Которой движет ненависть в полном ненависти мире.
Я сжала рукоять в решимости перерезать прекрасную шею.
Неужели другого выхода нет? Неужели Сира была права насчет меня? И все это время я ее обманывала? Может, Айкард прав насчет богини и я стала жертвой ее интриг? Никогда я не была настолько полна сомнений, и все же должна была спасти сына. Враги приближаются!
Еще один пушечный выстрел сотряс землю. И снова послышался гул – нескончаемый грохот сотен лошадиных копыт. Йотриды наступали, и хотя квартал охраняли гулямы, кто знает, на что способна Сира? Она вызвала саранчу и симурга… Какое чудовище она в следующий раз призовет из глубин Кровавой звезды? Мне нужно ее опередить. Нужно вызвать собственное чудовище, и для этого есть только один способ.
В дверь постучали.
– Султанша, у вас все хорошо? – спросила любовница Като.
– Все прекрасно, – отозвалась я.
Малыш Селук по-прежнему плакал. Пожалуй, сначала нужно его успокоить.
Я взяла сына и положила его головку себе на плечо, его щека уткнулась в мою. Я покачала его, но нервно. Он не перестал плакать.
Квартал тряхнуло от очередного пушечного выстрела. А потом пушки снова загрохотали, только теперь они палили откуда-то со стороны дворца. Кярс стреляет в ответ? Я могла лишь молиться, чтобы он снес с лица земли проклятую Башню.
Под грохот выстрелов и разлетающиеся стекло и камень мой сын все равно не перестанет плакать. Поэтому я уложила его обратно в колыбель и вернулась к Селене, распростертой на полу.
Я опять положила ее голову себе на колени. Приставила клинок к ее шее, но ладонь слишком сильно дрожала, чтобы разрез вышел ровным. Тогда я вдохнула и выдохнула. Вдохнула и выдохнула. Смертельные порезы – самая трудная часть, но я должна с этим справиться. Вдох… и выдох. Она не почувствует боли и отправится в ад вместе с остальными неверными, а может, к своему богу, если на самом деле неверные – это мы, латиане. В любом случае, меня хотя бы немного утешало, что за ее дальнейшую судьбу отвечаю не я.
Я задержала дыхание и успокоила мысли. Один надрез, как с Сирой. Тогда я была бесстрашной, и в этот раз все должно быть также. Просто еще одна девушка, которая умрет ради Потомков, ради всего человечества.
29. Сира
Зедра… Как же глупо она себя повела. Если бы она молчала, мы бы толком не знали, где она, но, вырываясь и крича на своего отца, она подтвердила, что в ожидании нашего пушечного обстрела Кярс отправил ее вместе с гаремом в Стеклянный квартал. Такую лакомую цель нельзя было игнорировать, и потому Пашанг и Текиш с сотнями всадников отправились за ней, пока наши пушки освещали утро.
Мне стало немного грустно. Иногда, думая о Зедре, я еще чувствовала дружбу девушки, которой нравилось восхищение поэтов с площади Смеха. Девушки, которая безумно любила своего невинного сына. Которая ела слишком много мармелада, а потом жаловалась на лишний жирок на бедрах. Которая прекрасно подражала танцовщицам гарема. Неужели мы когда-то так жили? Лат всемогущая, что же случилось? Как могло дойти до такого? Хотя мне до сих пор хотелось выбить Зедре глаз, за всем этим скрывалась какая-то более серьезная угроза, и я должна была разобраться.
Пушки Кярса, как и следовало ожидать, палили по Башне мудрости. По ней не так-то легко попасть: пусть высокая, она все же была довольно узкой, и потому ядра, выпущенные с находившихся под контролем Кярса стен, летели в дома людей, которых он должен был защищать. В лачугах и доходных домах за Башней бушевал пожар, толпы кандбаджарцев покинули дома и устремились к городским воротам. Некоторые катили тачки с пожитками, другие прижимали к груди детей, а третьи выбежали, в чем были. Меня опечалило то, что Зедра сотворила с ними.
Рано или поздно Башня рухнет, и потому внутри осталась лишь горстка храбрецов,
