— Каким вы себе представляете наивысшее могущество, мой маленький кудесник? — спросил он. — Отвечайте быстро и честно.
Янош ответил без колебаний:
— Понимать сущность вещей. Быть способным оторвать взгляд от частностей и увидеть все величие мироздания. И я отдал бы все, что у меня есть — а это лишь моя жизнь, — чтобы иметь возможность хотя бы мельком бросить такой взгляд, полный ясного понимания.
— Ну так вы глупы, — сказал Мортациус, — поскольку сумма всех знаний слишком велика для постижения, а количество частностей таково, что их и богам не сосчитать.
Янош широко раскрыл глаза и погладил бороду, как бы соглашаясь с великим мудрецом.
— Так каков же ваш ответ, повелитель? Скажите мне, в чем я ошибаюсь?
— Да он же прост, как вот этот обычный хлеб, — сказал чародей, надуваясь от важности. — Величайшее могущество, которое может приобрести смертный, — властвовать над душами других людей.
— Я не совсем понял, — сказал Янош. — Прошу вас, расскажите подробней, чтобы я мог продолжить мое образование.
Но кудесник вдруг насторожился, боясь, что и так рассказал слишком много. Он покачал головой, словно человек, уставший от болтовни детворы. Разгладил шарф, поднял свой бокал и опустошил его. И со стуком поставил на стол.
— Я думаю, это ни к чему, — сказал он наконец. Смахнув крошки с мантии, он встал:
— Надеюсь, дорогие гости, вы поужинали хорошо. Теперь же, если вы простите мою бесцеремонность, я попрошу вас покинуть меня. А я помолюсь, чтобы отведенные вам жилища оказались удобными, а сон безмятежным.
Прежде чем он удалился, я набрался мужества спросить:
— Благодарю вас, владыка Мортациус, за ваше гостеприимство. Но я не хотел бы злоупотреблять им. Не позволите ли нам отбыть завтра, испытывая глубочайшее сожаление от кратковременности общения с вами?
Чародей впился в мое лицо пронзительным взглядом пустынного стервятника. Я же лишь вежливо и искательно улыбался.
— Посмотрим, — наконец сказал он и вышел.
Как только он удалился, Янош собрал те крошки, которые чародей смахнул с себя, и спрятал в карман. Янош подмигнул мне. И тут появился тот человек, который привел нас к Мортациусу.
— Прошу вас следовать за мной, господа, — сказал он.
Нас разместили в просторной комнате без окон, со стенами из голого камня. Тут были расставлены койки с мягкими покрывалами, выглядевшими странно среди этой скудости каменного барака. В одном углу висел большой рукомойник, в другом — располагалась дыра для естественных нужд. Как только прислужник Мортациуса с лязгом захлопнул тяжелую дверь, Янош дал всем сигнал молчать. Мы услыхали, как задвигается мощный засов. Следовательно, теперь мы не гости, а пленники. Янош подкрался к двери и ощупал ее поверхность. То, что он выяснил, удовлетворило его, он кивнул. Янош вернулся к нам и знаками дал понять, что помещение прослушивается при помощи заклинания. Затем предложил всем попытаться уснуть, а к себе подозвал меня и сержанта Мэйна.
— Случилось то, чего я и боялся, — прошептал он. — На двери нет запирающего заклинания. Только механический засов.
— Так в чем же проблема? — спросил Мэйн.
Я тоже недоумевал. Ведь для побега, если есть такая возможность, недостаток охраны как раз нам на пользу. И тут я внезапно ощутил необоримую усталость и потребность прилечь на койку. Сержант Мэйн боролся с зевотой и я услыхал, что и все остальные в помещении отчаянно зевают.
Янош ткнул кулаком Мэйна в бок, чтобы привести его в чувство.
— Набери немного воды, — прошептал он, — и побыстрей.
Сержант, пошатываясь, направился к рукомойнику, а Янош встал на колени. Я прилег рядом, борясь со сном. Ясно было, что произошло: Мортациус наслал на нас сонное заклинание. Янош достал из кармана крошки, которые смахнул с себя чародей, и рассыпал их на полу. Он наклонился и подул на них: раз, другой, третий. Когда вернулся Мэйн с черпаком, Янош полил крошки водой и слепил из них кусочек теста. Я видел, что он и сам сражается с зевотой, разделяя полученную лепешку на двадцать равных частей. Он запустил руку в другой карман, и, когда вытащил ее, я увидел, что пальцы его вымазаны в золотой пыли от блюда чародея. Янош прошептал заклинание, посыпая пылью хлебные катышки, и они слегка увеличились в размерах, превратившись в небольшие галеты. Дурманящий страх накатил на меня, когда сержант Мэйн осел на пол, и я почувствовал, как на меня опускается сонная пелена.
— Ешь, — прошипел Янош, пихая мне в руку галету. Я взял ее, сердясь, что меня заставляют что-то делать, когда так хочется спать. Я откусил небольшой кусочек, и он оказался удивительно вкусным после той преснятины, которой нас угощали за столом, даже проснулся аппетит. Мозг прояснился, вкус хлеба доставлял наслаждение и побеждал сон. Янош пошел по комнате, заставляя каждого есть эти галеты. Вскоре все бодрствовали, а Янош вернулся ко мне. Он вновь поднес палец к губам, но на этот раз это был магический жест, касающийся меня и сержанта Мэйна. Тем же самым пальцем Серый Плащ очертил круг над нашими головами. Он повторил этот жест, и я увидел, как воздух замерцал.
— Тишина, — прошептал Янош. Мерцающие частицы воздуха закружились в сверкающем вихре. — Тишина, — проговорил он громче, и кружение обернулось тусклым ровным светом. И тут он рявкнул: — Тишина! — И хотя этот крик молотом ударил по моим ушам, но дальше барьера из тусклого света не прошел. Эхо не отразилось ни от стен, ни от стоящих рядом наших людей, наблюдающих за всем с благоговейным интересом. — Всего-то и требуется против простейших заклинаний Мортациуса, — сказал Янош нормальным голосом. — Вот теперь мы с удобствами можем обсудить план побега.
— А как же наши люди? — спросил Мэйн. — Неужели они ничего не услышат?
— Размеры нашего противозаклинания могут встревожить Мортациуса, — сказал Янош. — Мы не должны недооценивать этого человека. У него мало ума, но слишком много коварства, и как маг он весьма могуществен. Только потому, что я позволил ему выиграть нашу маленькую застольную игру, а себе — раскусить сонное заклинание, мы не можем быть уверенными, что в безопасности проведем эту ночь.
— Что ж, трудности, возможно, и есть, — сказал Мэйн, — но преодолимые. Допустим, у него преимущество, и немалое. Но ведь сейчас на нашей стороне элемент внезапности. А его людишки — они же в основном все какие-то ущербные. — Он фыркнул. — Вот уж никогда не видел такого количества инвалидов сразу.
Но Янош уже не слушал его, сосредоточившись на чем-то своем. Затем он побледнел.
— Какой же я дурак, — простонал он. — Этот негодяй обхитрил меня!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
