– А за растрату сил и средств на постройку ненужного дровяного моста лишить меня всех наград – и будем в расчете.
– Никакого у тебя уважения к руководству! – ответила Лиза, – одно лишь антиобщественное поведение. Сказано тебе ликовать – ликуй, и нечего тут. До завтра ликуй, а завтра с утра с Жанной зайдите ко мне, будем новую дорогу планировать. Народные массы выдвинули минимум три идеи дальнейшего развития путей сообщения, надо прикинуть что больше пользы принесет.
– Сразу видно – начальство. У нас-то автомобиля нет, а пешком к тебе идти далековато.
– Сразу видно – иностранный агент: тебе бы только власть критиковать. Я до завтра у дочери остановлюсь, причем специально чтобы с вами вопросы обсудить, так что можно и пешком дойти. Отдельно посоветую зайти часам к одиннадцати: мама тоже остается, обед голодающей внучке вкусный сготовить. Так что как раз до обеда все обсудим и закрепим праздничное настроение борщом.
– С этого и начинать надо было, а ты все «медаль»… Я в курсе ваших обсуждений, и мне все ваши идеи не нравятся. У меня есть еще одна, но которая скорее всего уже тебе не понравится, так что после борща, думаю, нам тоже придется всякое пообсуждать…
В конце июля очередная римская онерария привезла из Рима «богатые дары» от императора специально для «богинь». По нынешним временам действительно богатые: только шелка было метров двести. Помня о том, что «богиням золото и серебро не особо и нужно», ни того, ни другого Гордиан не прислал, но вот два раба-скульптора оказались тоже даром не из дешевых. А причиной столь внезапной щедрости было то, что летом фельдшеры, сопровождающие римского императора, излечили его от малярии. Что было не очень-то и трудно, ведь запас акрихина на вилле давно держали довольно приличный, поскольку зараза в городе практически никогда не переводилась (окружающие город болота поддерживали «культуру»), а с дежурившими на вилле фельдшерами давно уже была достигнута договоренность о «срочной медпомощи».
Трудно было объяснить окружению Гордиана, что желтая морда болящего является «первым признаком излечения», но у дежурного фельдшера хватило соображения сказать, что «богини внутренней позолотой особо отмечают свою победу над заразой». И что «золотая печать богинь» у императора продлится лишь до окончания триумфа в честь этой победы. А заодно парень и всем приближенным не побоялся сообщить, что «богини помогут и им в случае чего, но лишь когда Гордиан об этом попросит», причем неважно – с этого света или с того, но именно сам попросит. Впрочем, на события в Риме мало кто внимания обращал, своих забот хватало.
В конце октября в Туле запустили вторую домну, но это событие прошло почти незамеченным. Потому что вместе с пуском второй домны первую остановили «на модернизацию». Замеченным стало другое событие: Веру Сергеевну Лиза наградила медалью «Герой социалистического труда». Пояснив, что сейчас «до феодализма мы не доросли, рабовладельческий строй переросли – так что получается, что у нас самый что ни на есть социализм». А что звание Вера Сергеевна заслужила, никто не усомнился после слов Лизы о том, что «мы все делали лишь то, что в книжках вычитали, а Вера Сергеевна силой одной лишь мысли увеличила производство стали вдвое». Впрочем и без этого пояснения никто в заслугах пожилой химички не сомневался.
Катя правда предложила матери сразу и вторую звезду Вере Сергеевне выдать, «ведь тогда на Родине героя нужно будет ставить бронзовый бюст, а она это давно уже заслужила». Лиза над предложением посмеялась, а через пару дней вывесила на стеклянной двери веранды красочно оформленное «Положение о звании Героя социалистического труда», где отдельной строкой указала, что вместе с награждением медалью Герой получает и бюст на Родине. Михалыч прочитал, похихикал…
– И что вы тут смешного нашли? – поинтересовалась Лиза, – я это положение почти дословно с советского списала.
– А я не над текстом смеюсь. Но Вера Сергеевна-то в Москве родилась, где теперь бюст ставить будем?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
– Между прочим, эта бумажка – самый первый писаный закон у нас. Вообще наипервейший, написанный буквами на бумаге. А отменять законы – дело, наоборот, самое последнее. Поэтому придется дочь поднапрячь, пусть срочно Москву выстроит.
– Срочно – это когда?
Лиза демонстративно потупила глазки, спрятала руки за спину и поковыряла ножкой землю:
– Михалыч, вы не поверите. На территории нашей Москвы Вовка собирается ставить две плотины, и в планах у него это записано «до пятидесятого года». Начнет как только цементный завод у Оли в Коломне заработает на полную. Там неподалеку, то есть для нас неподалеку – все на московской городской территории, три поселения у реки, два небольших и в Дьяково довольно приличное, так он с ними уже договорился насчет грядущих строек. Одно поселение вообще у подножия Боровицкого холма расположено, на берегу Неглинки, правда у противоположного берега… в смысле, от Кремля противоположного. И они Вовке Боровицкий холм с удовольствием продали, так что бюст можно уже ставить. Разве что в лесу ставить не очень прилично – так подождем пока Катя там Кремль поставит…
– А когда она его поставит?
– У неё и спросите.
– Хорошо, вот прям сейчас и спрошу.
– Вы ей лучше вечером позвоните, днем ее не застать дома.
– Зачем звонить, когда она сюда сама приехала, – и, видя удивленное лицо Лизы, Михалыч уточнил: – Машин у нас немного, а звук «Октавии» я ни с чем не спутаю.
Калитка открылась и к дому подошла Катя:
– Мам, Ходан гонца прислал. Тут такое дело, думаю, что тебе лучше заранее знать: готы перешли Днепр и вроде подходят к Осколу…
– Нам не дано предугадать чем наше слово отзовется, – несколько лениво ответила Лера на простой вопрос Лизы. – Вот сказала я, даже точнее мимоходом ляпнула этому Марку Ливию Павлу, что арбалет против конницы вундервафлей окажется, и всё: римляне взяли Ксетифон и с Сасанидами на этой планете покончено. Кстати, в Риме цены на рабов упали раз в десять…
– А при чем тут арбалеты?
– При том: легионеры тупо выбили саваранов…
– Скажи еще чего-нибудь на историческом…
– Ну, катафрактов персидских… блин, тяжеловооруженную конницу. Деревянная стрела из арбалета простого конника достает метров с трехсот, а наша полуфунтовая стальная пробивает панцирь катафракта метров со ста – так что легионеры персов не подпускали даже на расстояние выстрела из лука. Кстати, этот Марк обещание выполнил.
– Какое обещание?
– Когда ему сверплановые арбалеты со стальными стрелами передавали, я практически в шутку сказала, что когда они завоюют Ксетифон, то за каждый арбалет с Рима по персидскому коню того катафракта, которого стрелой ссадили с этого коня. Гонец его сказал, что весной Марк пришлет нам пять тысяч коней.
– Странно, что так много, мог бы сказать что подстрелили, скажем, всего тысячу этих, как их, тяжелых.
– Опасается он богиням-то врать. К ним, посредством Тихона, один из экс-рабов перебежал, из даков. Сказала, что научит их стрелы к арбалетам делать, так как вызнал у богинь технологию. Гонец спрашивал, что с этим рабом делать: распять или живьем сварить – так как красть у богинь смертным не положено.
– И что ты предложила?
– Сказала, что на усмотрение самого Марка Ливия. И попросила передать ему инструменты для быстрой нарезки пазов под деревянное оперение: мы, мол, технологии не скрываем.
– Ясно, а с конями-то что делать будем?
– Коней он пришлет из тех, которые на спине таскали тяжелого мужика в тяжелой броне. Они конечно не такие крепкие, как лошадки из Бельгики, но ростом может и повыше будут. Скрестим с бельгийскими, и будут у нас тяжеловозы.
– Пожалуй, ты права. Вот только как теперь этих коней из Танаиса к нам перетащить?
– Из Пантикапея, римляне дальше с конями не пойдут. У них теперь с готами и скифами до зубов вооруженный нейтралитет. Но пока на Дону сарматы, то никто нам самим не помешает коней перегнать. Да те же сарматы и помогут.
