тайно. Ни в одном пункте плана, даже в запасной части, не значилось, что я буду вынуждена разговаривать с ней лично.
Тем более там не говорилось, кем именно окажется королева.
— Поэтому мне больше интересно другое. — Клео делает глоток из бокала, морщит нос. — На что вы рассчитывали?
Один из прислуги подходит ко мне. Не на коленях, но согнувшись в три погибели, словно я в любой момент могу вскочить и стукнуть его по спине. Когда он протягивает мне поднос с бокалом, я замечаю, что жидкость в нём идёт ходуном и едва ли не переливается через край.
— Нет, спасибо, — шепчу я в ответ на любезность.
Но фейри не уходит. Лишь ниже наклоняется, практически касаясь носом своих колен. Мне становится его жалко, я принимаю подношение. Пить, разумеется, не собираюсь. Но позволяю себе принюхаться. От чёрной жидкости пахнет перцем и лакрицей, и от этого запаха неприятно чешется в и без того раздражённом носу.
— Это вкусно, — произносит Клео. — Попробуй.
Ваня был прав. Я чувствую себя на ужине у людоеда. Отказать — страшно. Пуститься в пререкания — ещё страшнее.
Делаю вид, что пью. Имитирую глоток, а сама плотно поджимаю губы, не позволяя жидкости попасть в горло.
— Ну как? — спрашивает Клео. Я киваю, мол, вкусно. — Я же говорила!
— Где мои друзья? — спрашиваю я.
Пальцы сами крепко сжимают бокал. С тех пор, как я очнулась без своего меча, эта вещь — единственное, что хоть как-то можно будет использовать в качестве оружия.
— Ты имеешь в виду юного оборотня и сына Анастасии? — Клео переводит задумчивый взгляд в сторону. Я прослеживаю его направление, но не вижу ничего, кроме статуи женщины, держащей на руках свёрток с младенцем. Статуя выполнена из пористого светящегося бледно-голубого камня, природа которого едва ли известна человеку. — Они в порядке. Временно недееспособны, но жить будут.
Ногти впиваются в ладонь. Будь у меня чуть больше сил, хрустальная ножка бокала наверняка бы треснула.
— А пираты?
— Они тебе не друзья, — подмечает Клео. При этом выпрямляет спину, бросает взгляд из-под бровей. Похоже, я опрометчиво коснулась темы, которую трогать не стоило. — Они и себе-то не принадлежат. Только мне.
— Пираты — живые существа, а не ваша собственность.
Это я сказала? Язык работает раньше головы, поэтому первый я прикусываю, а вторую лихорадочно загружаю мыслями, заставляющими работать. Мне стоит быть осторожней. Сколько времени я пролежала без сознания с трубками, торчащими из носа? Что это была за жидкость? Именно благодаря ей я видела странные видения? И вообще, в какой именно момент мы оказались в заложниках у королевы, сами того не понимая?
— Половина из этого правда, — спокойно соглашается Клео.
По крайней мере, именно так мне кажется ровно до того момента, как она выводит руку в сторону и разжимает пальцы. Когда хрусталь сталкивается с полом и разлетается на мелкие осколки, впоследствии взрывающиеся искрами и огнём, я удерживаю себя на месте лишь благодаря свободной руке, вцепившейся в подлокотник.
— А вторая — лишь то, во что тебе бы хотелось верить. Но мы, увы, живём не в идеальном мире. Даже здесь, в Волшебных землях.
Прислуга бросается вытирать остатки чёрного напитка с пола. Клео встаёт с трона, спускается по ступенькам, медленно приставляя одну ногу к другой, останавливается напротив меня.
Я непроизвольно дёргаю ногой, и только тогда понимаю, что не в состоянии этого сделать. Опускаю глаза вниз и вижу, что ножки кресла, на котором я сижу, превратившись в металлические оковы, крепко обхватывают мои голени.
— Для тебя будет лучше уяснить это гораздо раньше. А то и глазом моргнуть не успеешь, как разобьёшь себе все колени, спотыкаясь и падая, снова, и снова, и снова….
Клео кружится на месте, смеётся. Продолжает повторять «и снова» до тех пор, пока эта фраза окончательно не теряет смысл.
Зато я всё понимаю. И теперь мне не нужно искать зёрна логики во всём, что случилось по вине королевы, потому что та, кто сейчас передо мной, давно потеряла рассудок.
— Вы хотите меня убить? — спрашиваю я.
Этот вопрос заставляет Клео притормозить. Юбка её платья доворачивает полукруг без хозяйки.
— Убить? — искреннее удивление на её лице ставит меня в тупик. — Как тебе в голову вообще могла прийти такая мысль?
Клео в пару шагов окончательно сокращает расстояние между нами. Приседает на колени. Её лицо напротив моего. Я с трудом сглатываю.
— Вы так на Васю похожи.
Опять само с губ срывается. И в этот раз Клео не остаётся такой же нетронутой моими словами.
Я чувствую, как воздух вокруг неё превращается в нечто тяжёлое и вязкое. Несколько раскатов грома заставляют меня запрокинуть голову к потолку, чтобы убедиться, что мы точно не под открытым небом.
— Не смей произносить его имя, — сквозь зубы цедит Клео.
Её глаза становятся такими же чёрными, как жидкость в бокале, который я всё ещё сжимаю. Женщина передо мной не имеет ничего общего с Клео, которую я знала хоть и недолго, но запомнила уж точно навсегда.
Она была солнцем. Точно как её сын.
Теперь я окончательно понимаю истинную причину моего здесь присутствия. Несмотря на то, что таковым было последнее желание Кирилла, на деле этим всегда было заданием Клео, которое тот выполнил, сам того не осознавая.
— Его смерть — не моя вина, — произношу я.
Боже. Трусливый лев, откуда у тебя внезапно взялось столько храбрости?
— Не твоя, — соглашается Клео. Блеск в её глазах, наводящий на меня дикий ужас, превращается в пламя. — Но таких, как ты.
— Ваш муж был тоже…
— Да, и он УМЕР!
Последнее слово она не просто произносит — выкрикивает мне в лицо. Если бы буквы имели вес, мой нос познакомился бы с мозгом.
— Это не моя вина, — повторяю я шёпотом.
Взмах руки. Я крепко зажмуриваюсь, но боли не чувствую. Открываю один глаз и вижу, что ладонь замерла в сантиметре от моей щеки, но так её и не коснулась.
— И всё-таки, удивительное сходство. — Ладонь ложится на щёку. Потом медленно переходит к подбородку. Моё лицо ощупывают, изучают, рассматривают. — Словно на племяшку гляжу. Аполлинария. Во плоти.
Клео выпрямляется. Меня так и не ударили, но даже от обычных прикосновений кожа на лице горит как после долгого сидения вблизи открытого огня.
— Почему вы оставили Васю в Дуброве? — спрашиваю я. Теперь, когда я понимаю, что Клео меня не тронет, позволяю себе хотя бы попытаться взять ситуацию под контроль. Я уже здесь. Какой смысл бездействовать? — Почему не забрали с собой? Вы потеряли мужа, но он потерял отца.
