class="p1">Косится на Гло. Он знает, она не сможет.
— Ага, — киваю на дыру в стене. — Туда. Выход там.
— Уверена?
— Нет. Но попробовать стоит.
Уговорить Гло вернуться за стену оказывается невероятно сложным делом. Она глухонемая, а я, как и всё-таки Влас, оказываемся полными профанами, когда дело касается языка жестов. Приходится показать Гло на собственном примере, что это — необходимая мера.
Лезу первая. Хорошо, что у меня нет клаустрофобии. Места за стеной не больше площади кладовки у нас в квартире, и как только я думаю об этом, ступая обеими ногами на покрытый пылью и кусками штукатурки и камня пол, появляется свет, которого раньше не было. Я запрокидываю голову и вижу лампочку. Свет мерцает. Я протягиваю руку, достаю до лампочки и легко стучу ногтем по стеклу.
— Слав, поможешь?
Влас передаёт мне дрожащую Гло. Мне неловко от того, что из-за меня ей снова приходится испытывать страх, поэтому я держу её даже тогда, когда она встаёт рядом и больше в этом не нуждается.
Последним лезет Влас. Я удивляюсь, что мы вообще помещаемся здесь, и нам даже нет необходимости забираться друг другу на плечи. В какой-то момент кажется, что место за стеной увеличилось в размерах.
— Что теперь? — спрашивает Влас.
Они с Гло глядят на меня, а у меня нет ответов — только предположения. Молча, я хватаюсь за висящую металлическую цепочку, служащую переключателем света лампочки, и дёргаю вниз.
Свет выключается.
Причём везде. Даже тот, что должен был поступать сквозь дыру в стене — и его нет. Мы в абсолютной темноте, такой, что я не вижу ни свои ноги, хоть и опускаю голову, ни Гло, ни Власа. Не удивлюсь, если я включу сейчас свет, а они пропадут.
Всё же рискую. Снова дёргаю за цепочку, снова раздаётся короткий щелчок. Гло и Влас на месте; я выдыхаю. А вот всё остальное меняется. Мы больше не в стене, а на открытом воздухе. Я опускаю руку, ведь больше нечего переключать — теперь над нашими головами светит солнце.
— Кто-нибудь знает, где мы? — спрашиваю я, вертясь на месте.
Вокруг не горы, но явные возвышенности, только они; из них, цветных, в основном фиолетовых, оранжевых и жёлтых, состоит весь ландшафт, который виден на горизонте.
— Я знаю, — подаёт голос Влас. — И Гло тоже.
Гляжу на сирену. Её глаза широко распахнуты, на губах играет странная улыбка, а рука, лежащая на груди, легко дрожит.
— Имитация Проклятых земель, — объясняет Влас. — Это родина сирен и нимф, поэтому, полагаю, именно здесь мы и найдём Филиру.
— Отлично. Интересно, сколько идти придётся?
— В Волшебных землях время имеет другой ход, — говорит Влас. Вся его манера, тон голоса и то, как он выпячивает челюсть, говорят: «Предательница!». — Самого понятия времени здесь не существует в принципе. Иллюзии здесь создаются внутри разума и за его пределами, и всё происходящее может тянуться одновременно и лишь мгновение, и целые десятки лет.
Страшновато. И странновато, конечно, но больше это наводит именно ужас.
Идём недолго, на моё счастье. Филиру находим у ручья. Абсолютно голая, она сидит на его берегу и вплетает в волосы влажные водоросли причудливых цветов. Завидев нас, подскакивает на ноги, радостно хлопает в ладоши. Не переставая трещит о том, что невероятно соскучилась по дому, и о том, как её душа сейчас отдыхает.
Влас отдаёт Филире свой плащ, а ещё напоминает о настоящей географии нашего местоположения. И Филира всё понимает, хотя и выглядит теперь не такой безмятежной.
Ещё одна с нами. Куда идти дальше? Проходом в следующую локацию, где скрыт наш товарищ, может быть что угодно…
— Что-нибудь странное видите? — спрашиваю я.
— Всё, — отвечает Влас.
— Нет. Что-то особенно странное. Ты поймёшь, о чём я, если увидишь.
— Как это, например? — спрашивает Филира.
Она указывает вперёд. Я не успеваю посмотреть на что, потому что едва не падаю от толчка. Земля под ногами слоится и крошится.
— Землетрясение? — я отпрыгивая в сторону на островок земли, оставшийся целым.
— Лучше бы это было землетрясение, — сообщает Влас.
На горизонте маячит огромное облако пыли. Это явно не стихия; кто-то находится внутри поднявшихся осадков. До нас доносится громкий вой и звонкий стук лап, копыт или чего бы то ни было.
— Бежим? — предлагаю я.
Влас кивает. Мы разворачиваемся, но вместо того, чтобы бежать по возвышенностям, врезаемся в стену, которой здесь раньше не было. Резкая боль разрывает лицо. Переносица горит, я боюсь коснуться носа даже пальцем. Вкус солёной крови на губах вызывает тошноту.
— Чёрт, — ругается Влас.
Я оборачиваюсь. Мы уже не в имитации Проклятых земель, но лучше бы продолжали быть там, потому что место, где мы теперь, мне слишком хорошо знакомо.
Штаб.
— Слав, у тебя нос разбит, — сообщает Филира.
Никто больше не оказался достаточно неуклюжим, чтобы влететь в стену лицом.
— Классика, — хмыкая, сообщаю я. — Все шишки — мои.
Боль отступает, но делает это слишком медленно, словно скомкавшийся песок в песочных часах. Влас смотрит на меня обеспокоенно, но ничего не говорит и помощи не предлагает. Я вытираю кровь натянутым на ладонь рукавом куртки.
Больно. Чтобы не показывать этого, я опускаю голову.
— Если мы в штабе, значит, следующий — Ваня, — говорит Влас. Когда я выпрямляюсь, замечаю, что он продолжает смотреть только на меня. — Вряд ли Северу это место могло быть близко.
— Ага, — подтверждаю я.
Боль пульсирует в носу, переходит на лоб. Голова раскалывается и не позволяет понять, в какой именно части штаба мы находимся. Я просто узнаю пол и стены, общую атмосферу.
— Кровь, — говорит Влас.
— Да знаю я! — недовольно ворчу в ответ. — Что поделать, если мне всё время катастрофически не везёт?
— Нет, я не об этом, — Влас кивает куда-то в сторону. — Вон. Кровь.
И правда. Дорожка следов на полу, как в лучших компьютерных хоррор-играх. Наморщила бы нос от отвращения, если бы он так сильно не болел. Поэтому могу лишь нахмуриться.
— Так себе дорожка из хлебных крошек, — сообщаю я.
— Чур я Гретель! — возбуждённо восклицает Филира, аж подпрыгивая на месте.
Не могу удержаться — гляжу на Власа. К счастью, он удивлён не меньше моего.
— Что? — это замечает и Филира. — Не надо делать такие лица. Я правда читала!
— Молодец, — успокаивающе произносит Влас.
Филира гордо вздёргивает подбородок. А мне почему-то кажется, что в этом во всём замешан Кирилл. Я хорошо помню, что в детстве он читал много сказок, а потом пересказывал их мне — той, кто взять книжку в руки могла только под дулом пистолета.
Мы следуем по кровавому пути, и
