В Чернобыле Правительственная Комиссия, возглавляемая Щербиной, приняла решение: экстренно эвакуировать жителей Припяти, так как радиационный фон там превышал норму. И сразу же в ночь на 27 апреля больше тысячи автобусов отправились в Припять; туда же украинские железнодорожники пригнали три спецсостава. Эвакуация началась в воскресенье в 14.00; ровно через три часа (!) в Припяти не осталось никого. Сорок тысяч жителей, покинув свои дома, бросили хозяйство, добро, были вывезены в безопасные районы. Тем временем академик В. А. Легасов подобрался к реактору на бронетранспортере и лично убедился, что реактор «молчит», но продолжает гореть графит, а процесс этот очень долгий и опасный. Он же предложил способ тушения реактора: забрасывать свинцом с воздуха. «И один мой телефонный звонок, – вспоминает Н. И. Рыжков, – заставил повернуть на Чернобыль все железнодорожные составы на дорогах всей страны, груженые свинцом. Сразу! И никто не посмел возражать…» (Рыжков. Там же, с. 167).
29 апреля решением Политбюро была создана Оперативная группа Политбюро, которую возглавил Н. И. Рыжков. Она взяла под контроль всю чрезвычайную ситуацию, опасную не только для Чернобыля. Экология всей европейской зоны страны оказалась под чрезвычайной угрозой.
Как справедливо замечает Н. И. Рыжков, «авторитет» Политбюро тогда, в начале 1986 года был еще непререкаемым. И что бы ни говорили сейчас о Политбюро, – это был коллективный орган. Решения его были обязательными для всех, для беспрекословного исполнения. Да. Такова истина…
Процитирую еще раз магнитофонный «дневник» академика В. А. Легасова:
«Я не знаю ни одного ни крупного, ни мелкого события, которое не было бы в поле зрения оперативной группы Политбюро. Должен сказать, что её заседания, её решения носили очень спокойный, сдержанный характер, с максимальным стремлением опереться на точку зрения специалистов, всячески сопоставляя точки зрения различных специалистов. Для меня это был образец правильно организованной работы… При этом в своих решениях оперативная группа стремилась всегда идти по пути максимальной защиты интересов людей». (Цитирую по книге Н. И. Рыжкова. Там же, с. 168).
Спустя десятилетие Н. И. Рыжков напишет:
«Простите меня за кощунство, слава Богу, что Чернобыль случился не нынче, а тогда… И еще. Меня угнетал и возмущал неприкрытый цинизм западного „цивилизованного“ общества. Оно не только не оказало материальной поддержки, но даже сочувствия не выразило. К нам относились тогда, как к прокаженным. И только отдельные организации, специалисты и предприниматели предложили свою помощь.
Несколько позже в беседе с премьер-министром Швеции Карлссоном я выразил недоумение:
– Вы на Западе должны благодарить нас, – сказал я. – Никто и никогда не застрахован от планетарных катастроф. В том числе и в ядерных делах. Наша страна и народ испытали весь этот ужас, но мы и накопили бесценный опыт, который нужен всем, всему миру.
То, что произошло у нас, – это наш крест, а то, что Запад стоял в стороне в то время – дело вашей совести». (Н. И. Рыжков. Там же, с. 170).
В самые тревожные и сложные дни чернобыльской трагедии были вопросы, которые невозможно было разрешить без участия высших лиц государства. Два примера: гражданская медицина оказалась попросту не готова к работе в экстремальных условиях. Надо было задействовать военную. Пришлось прибегнуть к мобилизационным ресурсам. Из них было сформировано пять батальонов, и они сумели сделать многое из того, что должны были делать гражданские медики. А ведь в эти батальоны вошли мобилизованные резервисты из числа тех же гражданских медиков.
Не хватало нужных лекарств. Первого мая было принято решение о закупке их за границей, а пятого мая они уже начали поступать в страну. За рубежом были куплены также недостающие роботы, специальные краны, химические реагенты и другое. За всё это было заплачено, по тогдашнему курсу, 100 миллионов долларов.
Как справедливо замечает Н. И. Рыжков: «Бездарно „прокололась“ и гражданская оборона. Пришлось увеличить численность воинских химиков в зоне поражения. И они не подвели». (Н. И. Рыжков. Там же, с 169–170).
Какой бы оперативной и обстоятельной не была информация, получаемая высшим руководством страны из зоны бедствия, из штаба правительственной комиссии, у Председателя Совета Министров СССР Н. И. Рыжкова и второго секретаря ЦК Е. К. Лигачева созрела необходимость побывать в Чернобыле.
«Соблюдая субординацию, – рассказывает Н. И. Рыжков, – сообщили о нашем решении Генеральному секретарю. Он активно нас поддержал: „Езжайте…, на месте всё увидите“.
Честно говоря, я ждал, что он – глава партии и государства – тоже захочет полететь с нами. Но никакого такого желания он даже не высказал…
С первых же дней своего пребывания на высшем посту он усиленно лепил свой образ любимца народа. Шел к людям, говорил с ними прямо на улицах, не боялся пресс-конференций… Он умел и хотел нравиться всем…
Он так и не был в горящем Чернобыле, не приезжал „в горячие“ точки… Ни в Карабах, ни в Тбилиси, ни в Сумгаит, ни в Баку, ни в Вильнюс…
Только однажды, когда в Башкирии взорвался газопровод, протянутый рядом с железной дорогой, и взрыв унес сотни жизней… Горбачев сам вызвался лететь со мною к месту катастроф. Почему же только однажды?
К слову сказать, Маргарет Тэтчер… ни одного ЧП в Великобритании не пропустила. На месте авиакатастрофы или на расстрелянной улице Белфаста, – везде появлялась её хрупкая фигура. Её, женщины! А Горбачев во всех случаях метил в кусты, подальше от беды». (Н. И. Рыжков. Там же, с. 169, 170, 171).
Во время той майской поездки Н. И. Рыжков и Е. К. Лигачев не только всё увидели своими глазами. По предложению и решительному настоянию главы правительства было принято решение чрезвычайной важности: эвакуировать людей из 30-километровой зоны по окружности от Чернобыля. Речь шла об эвакуации из 186 населенных пунктов. Были выделены многие тысячи квартир и домов для их расселения. Было выстроено 130 больших и малых дамб на территории в полторы тысячи квадратных километров. Днепр и Припять остались чистыми. Над четвертым блоком Чернобыльской АЭС было построено фантастическое сооружение, названное впоследствии «саркофагом». Пожар в реакторе был погашен уже 10 мая 1986 года. В конце того же, 1986 года, в его гигантском теле начали работать точнейшие радиационные датчики.
Персональную, обязательную профилактику прошли пять миллионов четыреста тысяч человек. На постоянный диспансерный учет было поставлено более полумиллиона. Обо всем этом Н. И. Рыжков пишет в своей книге «Десять лет великих потрясений». (М. 1996, с. 172, 173, 178).
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
