Канцлер Казначейства не без некоторого раздражения ответил, что он не удивляется тому, что их светлости, успевшие за несколько лет привыкнуть к подобным речам и готовые считать разумными доказательствами любые самоуверенные утверждения, одобряют предложенные Парламентом изменения, однако ему кажется чрезвычайно странным, что они могли вообразить, будто другие люди, никогда прежде о таких новшествах не слыхавшие и за столь малое время не уразумевшие, что же на самом деле имеет в виду противоположная сторона, согласятся отречься от веры и культа, в которых воспитывались они с самой колыбели, и к которым опыт и размышление научили их относиться с глубоким уважением - отречься только потому, что эту веру и этот культ кто-то яростно поносит три дня подряд. Бедствия же, о которых говорил Лоуден, проистекают из неистового желания уничтожить епископальную систему, а не из чрезмерного рвения в ее защите, и если архиепископ Кентерберийский слишком рьяно добивался осуществления того, что считал истинной Реформацией, то он уже дорого за это заплатил. Канцлер Казначейства заверил их светлости, что комиссары короля полны искреннего стремления к миру и надеются на успех переговоров, но даже если исход дела окажется иным, они по-прежнему будут думать, что парламентские уполномоченные явились в Аксбридж с намерениями столь же благими, и лишь прямые инструкции тех, кто их сюда послал, не позволили им согласиться с условиями, которые в глубине души они считают разумными.
В эти дни произошел один забавный случай. Перед началом или по завершении совещаний участники переговоров часто собирались у камина (стояли страшные холода) и беседовали на разные темы. Как-то раз кто-то из уполномоченных короля тихо спросил у одного из своих добрых приятелей из числа парламентских комиссаров, почему в их Руководстве по богослужению ничего не говорится о Символе веры и о Десяти заповедях, а Господня молитва упоминается лишь однажды. Граф же Пемброк, нечаянно услышавший их разговор, с обыкновенной своей горячностью громко выпалил, что это и в самом деле досадно, что вопрос о символе и заповедях обсуждался в Палате общин много часов подряд, и что решение не включать их в новый служебник было принято большинством в восемь или девять голосов. Узнав, что английский Парламент способен поставить на голосование и отклонить Десять заповедей, многие улыбнулись.
Затем настал черед вопроса о милиции, командование коей вестминстерские комиссары категорически потребовали передать Парламенту. Когда же уполномоченные короля (а с ними находились выдающиеся юристы Лейн, Гардинер, Бриджмен и Палмер) ясно показали, что по закону власть над милицией принадлежит Его Величеству, другая сторона не придумала ничего лучше, как сослаться на соответствующее решение Парламента и заявить, что начальство над милицией, а также над всеми крепостями и кораблями есть единственная гарантия безопасности Палат - словно не понимая, что точно такой же довод мог бы привести и король.
После чего стороны перешли к ирландским делам, и парламентские комиссары, убежденные, что в этом вопросе уполномоченным короля нечего будет ответить на их обвинения, нарисовали следующую картину событий. Король, заявили они, добровольно поручил ведение войны в Ирландии Палатам, дабы те собрали необходимые для нее средства, но обнаружив, что подобное налоговое бремя окажется для Англии невыносимым, утвердил парламентский акт, который, в видах поощрения частных лиц к участию в ирландском займе и для обеспечения в будущем их интересов, предусматривал конфискацию земель бунтовщиков после подавления восстания. Это позволило получить значительные суммы для ведения войны; Господь же благословил протестантские войска успехом, и к настоящему времени они бы, вероятно, уже добились полной победы - если бы король, нарушив свое обещание и утвержденный им парламентский акт, не заключил с гнусными мятежниками перемирия, когда они уже не могли продолжать войну, и не отозвал полки из Ирландии, чтобы использовать их в борьбе против Парламента в Англии, чем поставил ирландских протестантов перед угрозой совершенного истребления. Парламентские уполномоченные не преминули повторить клеветнические измышления, посредством коих Палаты уже давно пытались внушить народу, будто король благоволит к папистам и потворствует их мятежу; после чего потребовали, чтобы Его Величество немедленно объявил перемирие утратившим силу и со всей решительностью возобновил войну в Ирландии.
Королевские комиссары подготовили письменный ответ на все эти обвинения, а вручивший его канцлер Казначейства выступил с чрезвычайно убедительной речью, приведшей другую сторону в сильное замешательство. Он напомнил участникам переговоров, что часть войск, набранных властью Его Величества для подавления ирландского мятежа, по воле Парламента сражалась против короля при Эджхилле; что Палаты перестали посылать в Ирландию вооружение, деньги и амуницию, но использовали их для борьбы с королем в Англии, так что Тайный совет в Дублине именно по вине Парламента оказался неспособен продолжать войну против объединенных сил мятежников; что Палаты отвергли все предложения Его Величества о мире, а 100 000 фунтов, предназначенных для войск в Ирландии, отправили шотландцам, которые готовились к вторжению в Англию; что до этого момента король строго соблюдал утвержденный им парламентский акт, но когда, после всех описанных выше событий, ему наконец стало ясно, что Палаты помышляют не о подавлении ирландского мятежа, но единственно лишь о войне с ним, он счел, что Бог и люди оправдают его, если, желая защититься от насилия Палат, он заключит перемирие в Ирландии и отзовет несколько полков в Англию - каковое перемирие и спасло от полного разгрома ирландских протестантов, помочь которым король уже не мог, а Парламент не хотел.
Непростительные действия Парламента, продолжал канцлер Казначейства, вынудили Его Величество заключить перемирие, однако на мир с ирландскими мятежниками он никогда не пойдет, доказательством чему служит то обстоятельство, что король гневно и решительно отверг их предложения, как несовместимые с безопасностью его протестантских подданных.Тем не менее он уполномочил своего лорд-лейтенанта продлить перемирие в надежде, что либо сами мятежники образумятся и станут сговорчивее, либо же благой мир в Англии, к коему, как он уповает, приведут настоящие переговоры, позволит ему впоследствии покарать ирландцев за их гнусный мятеж. Но если Парламент, заключил канцлер Казначейства, твердо пообещает отправить в Ирландию деньги и солдат и повести войну с мятежниками самым решительным образом, то король готов будет прекратить перемирие без формального объявления его условий недействительными.
Парламентские уполномоченные, до крайности смущенные и раздосадованные, ответили, что им прискорбно видеть, до какой степени дошло благоволение к мятежникам, чьи представители допускаются ныне к особе Его Величества, и пожелали узнать, почему король не хочет объявить недействительным перемирие, столь явно противоречащее букве парламентского акта. Ответ сей, изложенный в письменной форме, они сопроводили пространными разглагольствованиями о зверствах и жестокостях, учиненных в Ирландии с начала мятежа, вынудив королевских комиссаров не без некоторой язвительности заметить, что им самим очень хотелось бы, чтобы король был в состоянии покарать мятежников с должной суровостью, но поскольку такой возможности у него сейчас нет, то ему не остается ничего другого, как снисходить до переговоров с ними.
Первые десять дней переговоров так ни к чему и не привели, ибо хотя комиссары короля изъявляли готовность пойти на известные уступки в вопросе о полномочиях и обязанностях епископов, другая сторона по-прежнему домогалась полного уничтожения епископата.
Но тут в Аксбридж пришло известие, что сэр Льюис Дайвс, командовавший небольшим королевским гарнизоном в Шерборне, действуя сообща с комендантом Портленд-касла, внезапным ночным ударом захватил морской порт Уэймут. Обрадованные комиссары Его Величества надеялись, что эта новость поможет склонить противоположную сторону к справедливому миру - вскоре, однако, они узнали о куда более серьезной неудаче, постигшей королевские войска и способной еще сильнее поднять дух парламентских комиссаров. Полковник Ленгхорн и Миттон, усердно служившие Палатам в Шропшире и Северном Уэльсе, вошли в тайные сношения с некоторыми жителями Шрузбери и солдатами тамошнего гарнизона, после чего неожиданной ночной атакой овладели городом и замком. Комендант Шрузбери сэр Майкл Эрнли, истощенный чахоткой и уже находившийся при смерти (что не помешало этому доблестному джентльмену и опытному офицеру выказать обычную свою бдительность), как только поднялась тревога, вскочил с постели в чем был; он отказался от пощады и пал в бою. Потеря Шрузбери, лишившая Оксфорд прямого сообщения с Честером и поставившая под угрозу Северный Уэльс, Герифорд и Вустер, стала тяжелым ударом для короля и весьма ободрила парламентских комиссаров в Аксбридже.
