Айви поджала губы и вздохнула, затем налила себе еще виски и снова начала болтать.
Настало время ужина, но женщины не спешили покидать комнату отдыха. Когда они все же выстроились в очередь для получения еды, то старались двигаться как можно тише. Райанна сидела за столом и ждала, когда Сара, как обычно, принесет ей еду.
Надзирательница Блэксток села напротив.
– Еще никогда в жизни я не переживала так из-за заключенной.
Райанна рассмеялась:
– Говорят, все когда-нибудь бывает в первый раз.
– Мне нравится старушка Сьюзен. Ее здесь все любили.
– А за что ее не любить? Она хороший человек. Мы все здесь хорошие. Будь у вас время присмотреться, вы бы это поняли.
– Тихо, новости начинаются, – рявкнула надзирательница, встала и грохнула подносом по столу. Воцарилось молчание. В пространстве комнаты громко и отчетливо звучал голос диктора.
– Сегодня решением апелляционного суда была освобождена Сьюзен Далстон…
Громкие крики заглушили голос диктора. Надзирательницы и заключенные обнимались и кричали. Ликовала вся тюрьма. Стучали тарелками, топали ногами. Шум стоял оглушительный.
Начальница тюрьмы, сидевшая у себя в кабинете, улыбнулась, затем, нажав на клавишу интеркома, сказала:
– Пусть покричат немного. Дадут выход эмоциям.
Алана кричала. Барри тоже. Рози присоединилась к ним в этом благом деле. Дэбби, полусмеясь, полуплача, обнимала их. Затем, открыв шкаф, достала оттуда большой малиновый торт.
Все закончилось, ее сестра возвращалась домой. Алана крепко обняла ее:
– Спасибо за все, тетя Дэбби. Ты прелесть, я так люблю тебя.
Дэбби тоже крепко прижала ее и с грустью сказала:
– Я тоже люблю тебя, дорогая. Всех вас. Никогда не забывай об этом. Знай, что мой дом – твой дом.
Алана кивнула, в ее глазах блестели слезы счастья. Барри, улучив момент, отковырнул пальцем глазурь, которой был украшен торт, и быстренько засунул добычу себе в рот. Это разрядило атмосферу. Все бросились к торту и принялись счищать с него глазурь. Начался настоящий бой, и прямо на глазах Дэбби ее чистая уютная кухня превратилась в поле военных действий, а она сама смеялась так, как не смеялась никогда в жизни.
Кейт Далстон сидела на кровати в доме престарелых. По телевизору шел очередной мыльный сериал. Она взяла пульт дистанционного управления и, убавив громкость, откинулась на подушки. Кейт здесь нравилось.
В доме престарелых она была кем-то вроде знаменитости. Когда Дэбби привела к ней детей, начался настоящий переполох. Все хотели взглянуть на них. В ход шли любые уловки: люди приходили в комнату под предлогом попить с нею чайку, попросить у нее книгу или еще что-то, хотя на самом деле они просто жаждали поглазеть на детей убийцы.
Но Кейт это нисколько не волновало. Ее здоровье подорвала та злополучная ночь, когда она увидела Венди, всю в крови и ссадинах. Кейт сразу поняла, что сделал ее сын. Шок оказался таким сильным, что чуть не убил ее. До сих пор она вспоминает ту ночь как страшный сон.
Сейчас она сделала заявление в письменной форме – защите предстояло зачитать его во время суда. В нем Кейт подробно рассказала, как Барри относился к своей жене и детям. Она постаралась расписать в деталях, каким человеком Барри Далстон был на самом деле. Это помогло ей очистить душу, позволило почувствовать, что она заплатила за свою причастность к случившейся беде. Ведь именно она дала жизнь этому человеку. Он был ее сыном.
А теперь она молилась, чтобы Сьюзен вернулась домой, к детям, туда, где она так необходима.
Внезапно Кейт почувствовала боль в груди и постаралась задержать дыхание. Жить оставалось совсем немного, и хотелось только одного – снова увидеть Сьюзен, прикоснуться к ее рукам, сказать, как она ее любит и как восхищается ею. Самым большим желанием Кейт было пожать руку женщине, которая убила ее родного сына.
Кейт взяла в руки четки и начала молиться Деве Марии. Пресвятая Дева поймет, она сама была матерью. Она поймет и простит, Кейт в этом не сомневалась.
На секунду Кейт словно оказалась в Шотландии вместе с мужем и маленьким сыном. Каким красивым был Барри, как люди засматривались на него! Она вспомнила его первый учебный день, когда он семенил к школе своими короткими пухлыми ножками в ярко-голубых носках в тон джемперу.
Куда делся тот маленький мальчик? Откуда появился тот мужчина? Тот жестокий мужчина. Бандит. Истязатель жены. Насильник.
По щекам Кейт покатились слезы, их солоноватый вкус напомнил ей, что она еще жива. Она жива, а тот маленький мальчик мертв.
Пальцы сжали четки так крепко, что бусинки врезались в плоть. Она закрыла глаза, а ее губы продолжали шептать молитвы. Она умерла через четыре дня после освобождения Сьюзен.
Джун увидела на столе бутылку шампанского и посмотрела на Джоуи. Он усмехнулся:
– Я припас ее заранее, знал, что ты захочешь отметить это событие. Старик Джонси сказал: шампанское – за счет заведения. Здорово, да?
Джун взяла бокал и произнесла тост:
– За мою девочку, наконец-то она будет дома.
Джоуи кивнул и залпом осушил свой бокал. Затем сказал, громко рыгнув:
– Все, хватит сопли на кулак наматывать! Мне уже начало это надоедать.
Но тем не менее он взял Джун за руку и улыбнулся. После всех житейских сражений, после всех обид, которые они причинили друг другу, наконец на закате жизни, казалось, наступило примирение.
Сьюзен сидела в машине, которая уносила ее в неизвестном направлении. Конечный пункт знали только Джеральдина и Розель. На самом деле они ехали в Эссекс, в дом, который Розель нашла через Ивана. Аренда дома выливалась в кругленькую сумму, но он находился в совершенно забытом богом месте. Именно там Сьюзен могла успокоиться и вновь обрести душевное равновесие.
– Не могу поверить! Не могу поверить, что я на свободе.
Джеральдина сидела на переднем сиденье рядом с Дэнни, другом Розель. Сьюзен и дети некоторое время поживут под бдительным надзором Дэнни, пока газетчики не успокоятся и не уляжется шумиха вокруг процесса.
– Колин ждет нас там с шампанским и бифштексами, Сью. Закатим настоящую пирушку. А утром привезут детей, и тогда твоя жизнь начнется заново.
Сьюзен сквозь слезы посмотрела Джеральдине в глаза:
– Как я могу отблагодарить тебя?
Та улыбнулась:
– Тем, что с этого дня будешь жить на полную катушку, твою мать!
Услышав, как с уст Джеральдины сорвалось ругательство, что было событием из ряда вон выходящим, все рассмеялись. Напряжение последних дней исчезло.
ЭПИЛОГ
– Кто бы мог подумать, а? Рубеж веков. Новое тысячелетие, – тихо сказала Джун. Дэбби рассмеялась:
