Теперь — наверх.
У них не было даже троса, лишь жалкие обрывки, обмотанные вокруг их поясов. Трос остался внизу, с Байклином, Ратаганом и Айсой. И с Червями. Он снял рукавицы, зная, что при подъеме пальцы должны быть свободными, и предложил Джиннет сделать то же. Она пребывала в каком-то полусне, — беспомощная, как загипнотизированный кролик. Однако она беспрекословно послушалась Ривена.
Он начал подъем. В ярком свете луны найти опору для пальцев не составляло труда, однако ноги постоянно соскальзывали с обледеневших камней.
Ложные вершины поднимались и пропадали. Острые камни резали окоченевшие пальцы. Дважды Ривену приходилось втыкать ледоруб в расселину и тянуть за собою Джиннет. Она вся дрожала. Зубы стучали от холода и страха. По сбитым рукам текла кровь.
Крутой скалистый подъем подошел к концу, и они оказались на относительно ровной широкой площадке недалеко от вершины. Еле передвигая ноги, они поплелись вперед. Снег хрустел и шуршал под ногами. На полпути Ривен сбросил рюкзак с плеч на землю. Потом снял рюкзак Джиннет. У нее был такой же, но полегче. Она покачнулась, и ему пришлось подхватить ее. Мгновение они стояли так, обнявшись, уже на подступах к вершине. Она прильнула к нему, уткнувшись лбом ему в плечо.
– Моя смерть рядом. Здесь, — прошептала она и зарыдала беззвучно. Он погладил ее по волосам с вмерзшими в них льдинками, но не нашел что сказать. Он зашел слишком уж далеко. Они двинулись дальше, держась за руки, словно дети, пытаясь ободрить друг друга.
Наконец, они были наверху, на знакомом месте.
Ривен не удивился бы, увидев обрывок троса, свободно свисающий вниз. Но там не было ничего, только голый гранит в пятнах белого снега, только черная тьма по ту сторону Алой горы и глубокая пропасть долины, что безмолвно ждала внизу. За черной бездной пропасти виднелся уклон, долгий, точно река, в озаренной луной ночи. Далеко-далеко, в конце его, спал Мингниш. Если б сейчас был день, Ривен разглядел бы отсюда деревни и фермы вокруг Талскера, может быть, даже сам город и Великую реку, извивающуюся у его стен. И безбрежные просторы Большого Дола… Хотя, может быть, — только Гленбриттл, дома, растянувшиеся вдоль узкой извилистой дороги на дне долины. Пустой дом, где когда-то родилась Дженни.
Они с Джиннет вышли на выступ, на котором Ривен лежал тогда — год назад или век назад. И он понял вдруг, что они не одни.
Она была с ними на этом выступе. Джиннет в испуге отпрянула, но Ривен замер на месте и только смотрел на нее, не в силах пошевелиться.
Смуглая девушка-жена.
Все та же тонкая рубашка на ней. Руки и ноги — в крови. Истощенная, худая, как будто давно уже голодала. Щеки запали. Казалось, кости вот-вот прорвут ее тонкую кожу. Но она улыбалась.
Джиннет вскрикнула и отпрянула, но один лишь взгляд этих темных глаз парализовал ее, пригвоздив к месту. Женщины не отрываясь смотрели друг на друга. Одна — с дрожью ужаса, другая — с нечеловеческим спокойствием, с безмятежным безмолвием трупа. Ривен прижался к скале между ними.
Беззвучный крик вырвался изо рта Джиннет. Она бешено затрясла головой, не сводя глаз со своего двойника. А потом рванулась — шагнула с уступа. В пустоту…
– Нет! — Ривен бросился к ней. Слишком поздно.
Не проронив ни звука, она упала с уступа, перевернулась в воздухе, — лицо мелькнуло в свете луны, — и исчезла.
Боже правый!
Ривен прижался губами к камню и зажал уши руками. Он не хотел этого видеть, не хотел слышать… глухой звук удара и крик. Он не в силах был вынести ее крик. Ему показалось, что он слышит собственный голос, яростный вопль где-то там, далеко-далеко, и на мгновение за спиной у него вспыхнуло солнце. Он даже ощутил его тепло. А потом все пропало. Камень, к которому он прижимался щекой, был холодным, как смерть.
Осторожное прикосновение руки к его плечу. Он вздрогнул, точно испуганный заяц.
– Майкл, — сказала она.
На камне перед Ривеном сидела Дженнифер Маккиннон. На лице — тревога, на губах — ускользающая улыбка. Та самая улыбка — с чуть опущенным вниз уголком рта, — которую ей передал отец.
Его жена. Не какой-то двойник, не видение, не сон. Его жена. Здесь. Перед ним. На той же самой горе, что убила ее.
Он протянул к ней потрескавшиеся, изрезанные о камни руки. Их руки сплелись. Холодными пальцами она сжала его ладонь. Живая.
– Дженни? — глухо прошептал Ривен. Голос его сорвался.
На мгновение она нахмурилась, озадаченная. Потом лоб ее разгладился.
– Да. Дженни. Я — Дженни.
– Ты… Ты жива.
Она вновь улыбнулась.
– И даже больше, чем просто жива. Я — в этой истории, как теперь и ты сам. Теперь о тебе будут слагать легенды. И молва о тебе пройдет от этих гор и до самого моря. Ты стал легендарным персонажем, Майкл, и будешь жить вечно.
Ему на глаза навернулись слезы.
– Я не хочу быть легендарным персонажем. Я хочу, чтобы ты вернулась ко мне. Вернулась домой.
Она покачала головой.
– Эта часть истории закончена. Ее уже не переделаешь и не перескажешь заново. Я не вернусь. Не могу.
Теперь Ривен понял: это не та женщина, с которой он поднялся в тот день на Сгарр Диг. Не та, не совсем та. Рыдание комком встало в горле, когда он осознал, наконец, что его Дженни потеряна навсегда.
– Мингниш, так зовется земля, которая стала теперь твоим домом, — продолжала она. — Ты никогда его не покидал. Он проникает в тот мир и он часть того мира, который ты знаешь как свой, так что даже люди, которых ты знал в одном мире, стали людьми из другого.
– Кем была Джиннет? — спросил Ривен.
– Она была частью тебя. И меня. Ты боялся за меня, и она была этим страхом. И больше того. Магия, Майкл. Теперь ты веришь в нее?
Тупая боль поселилась в нем. Боль, которую он знал и прежде.
– Да, верю. Теперь.
– Мингниш соткан из магии. Он — не застывший, как мир Ская. Он постоянно меняется, и ты — то, что меняет его. Ты родился с историей, заключенной в твоей голове, история эта была так близка к сути этого мира, что Мингниш вошел в тебя. И кому ведомо — почему и как? Может быть, когда-нибудь ты узнаешь. И вместе с Мингнишем в тебя вошла его магия. Ты стал вершителем его судеб. Ты изменял его, а он изменял тебя. Но ты впитал в себя слишком много от этого мира. Слишком сильной стала связь, и когда… когда я умерла… это был катарсис. На какое-то время весь поток магии устремился в одном направлении — в Мингниш — и создал… Дженнифер. Ту самую смуглую молчаливую девушку, которая не давала тебе покоя, шла за тобою как тень с того момента, когда ты сам появился здесь. Потому что она любила тебя.
Он поднял глаза. Ее взгляд был устремлен в пропасть, в зияющую пустоту, лицо искажено горем, которое она пыталась сдержать.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
