Но оказалось, что забывчивость ей только на руку. Магистрат отметил:
— Ты пробовала вино и прежде, девушка, и знаешь, как смаковать его.
— О да, ваша честь, — ответила Бесс и поспешно сымпровизировала: — Мой отец был виноделом, и он учил меня тому, что пить вино залпом — это чуть ли не преступление.
Магистрат быстрым взглядом смерил ее с головы до ног и сказал:
— Это возможно, но твоя осанка и манера держаться говорят о хорошем воспитании. Как тебе удалось освоить манеры поведения дамы из богатой семьи?
«Я смотрела видеозаписи, в которых были показаны аристократки», — подумала Бесс, но сказать об этом она, естественно, не могла, потому снова сымпровизировала:
— Когда я вступила в пору совершеннолетия, ваша честь, никто не сделал мне предложения, и я отправилась с еще несколькими девушками в большой город, где нашла работу служанки в семье богатого купца. Я стала во всем подражать его жене и дочерям, а сам хозяин учил меня правильным манерам, чтобы я могла прислуживать за столом, когда у него собирались важные гости. Я так хорошо выучилась всему этому, что, когда как-то раз у купца гостили шериф с супругой и я прислуживала им, на следующий день они велели мне переехать к ним.
Магистрат слушал рассказ Бесс со все возрастающим участием. Он склонился к столу и заботливо спросил:
— Они хорошо с тобой обходились?
— О… да, ваша честь, — запнувшись, проговорила Бесс. Она вдруг поняла, что так встревожило магистрата: он испугался, не соблазнил ли девушку кто-то из хозяев, не вынуждена ли она была делить ложе с купцом или шерифом. — И жена купца, и супруга шерифа были обходительны и заботливы. Мужей их я видела редко, а их дети были… дети — как дети.
— То разбойники, то ангелы, — заключил магистрат и, кивнув, откинулся на спинку стула. — Отрадно слышать, что жизнь обошлась с тобой столь милосердно. Но ты не нашла для себя супруга и потому вернулась в родную деревню?
— Да, ваша честь, когда моя мать занемогла и нужно было кому-то за ней ухаживать. Я — ее единственное дитя, поэтому ухаживать за ней пришлось мне. Но потом она почти поправилась.
— Не сомневаюсь, причиной ее хвори было только лишь одиночество, — пробормотал магистрат Керрен и нахмурился. — Но как же она будет теперь, когда ты вновь покинула ее?
— Думаю, с ней все будет хорошо, потому что я скоро к ней вернусь. Если удастся отыскать дядю Реймонда, я смогу отправиться домой и сказать маме, куда ему написать. Удалось ли вам разыскать какие-нибудь его следы, ваша честь?
— Да, Эбен Кларк нашел запись в книге, — кивнул магистрат, взял со стола лист бумаги и подал девушке. — Его снова вызвали в город Защитника, и нисколько не сомневаюсь, там он сразу же получил новое назначение. — Не дав Бесс задать вопрос, магистрат продолжал: — Эбен Кларк уже отправил письмо офицеру, в котором просит ответить, куда затем отправили твоего дядю. Письмо уйдет с завтрашней утренней почтой, однако тебе нужно запастись терпением, девица. Ответа придется ждать недели три, а то — и два месяца.
— Я не ждала, что получится скорее, — отозвалась Бесс и чуть-чуть наклонилась к столу. — О, как я вам благодарна, ваша честь! Как благодарна! Вы так стараетесь ради меня, бедной крестьянки!
— Я очень рад, что сумел тебе помочь, — отвечал Керрен с теплой улыбкой, но тут же погрустнел. — Ты была бы изумлена, узнав, как редко нам выпадает случай помочь кому-либо из граждан с таким прошением.
Бесс все больше нравился магистрат. Этот человек действительно заботился о людях, его явно интересовала не только власть.
— Прошу вас, скажите мне, как бы я могла вас отблагодарить?
— Что ж, могла бы, — снова заулыбался Керрен, и их взгляды встретились. — Поужинай со мной, поведай мне о своих радостях и печалях и скрась хоть ненадолго мое одиночество.
— О… с радостью, ваша честь. — Бесс смущенно потупилась. — Но только… жизнь у меня самая обычная, и я не знаю, будет ли вам интересно.
— Я уже успел убедиться в том, что в жизни любого человека бывают случаи, которые способны заинтересовать любого, — возразил Керрен, взял со стола маленький серебряный колокольчик и позвонил в него.
Вошел дворецкий.
— Ваша честь?
— Можешь подавать ужин, — сказал магистрат.
— Слушаюсь, ваша честь.
Дворецкий поклонился, вышел и, вернувшись с подносом, поставил перед магистратом и девушкой тарелки с супом. Взяв ложку, Керрен попросил:
— Начни со своего семейства. О матери ты уже говорила. Счастливым ли было твое детство?
— О, очень счастливым, ваша честь! — воскликнула Бесс и мысленно возблагодарила фиништаунскую разведку, а именно лорда Кореля — в миру Корина. Корин составил подробнейшее описание населения Милорги, не забыл и о Реймонде, который ушел на службу в войско Защитника, и о его овдовевшей матери, о больной сестре. Гар заслал человека в Милоргу, дабы тот проведал, что там изменилось с тех пор, как Корин стал жить в Затерянном Городе. Кто бы ни был этот человек, это был не сам Корин, а вопросы он задавал такие, на какие мог ответить любой житель деревни: «Живет ли вдова по-прежнему в своей хибарке?», «Вернулся ли Реймонд домой?» Вернувшись в Фиништаун, лазутчик (или лазутчица) доставили следующие сведения: вдова все так же жила в Милорге, а ее внучка недавно ушла из дому. Куда — никто не знал, но поговаривали, что ушла она поздно ночью в лес, вот и все.
Судьба Реймонда была неизвестна, однако другой агент каким-то образом разузнал, что его в числе других воинов отправили для подавления мятежа, зачинщиком которого стал какой-то пастух, объявивший, что жизнью людей правят сверхъестественные существа. Пастуху, на удивление, удалось убедить в этом множество людей, которые решили, что этим объясняется их жалкое существование. Кроме того, убеждения пастуха предполагали, что жизнь может стать лучше. Когда магистрат предпринял попытку схватить пастуха-мятежника, его приверженцы оказали яростное сопротивление и убили посланных стражников. Магистрат обратился за помощью к шерифу, но мятежники отбили посланных им солдат, и тогда магистрат запросил помощи у Защитника. Защитник выслал на подмогу всех людей, каких только можно было собрать на сто миль в округе. Одним из этих солдат был Реймонд из Милорги. Он погиб на поле боя, но поскольку командиры плохо знали своих подчиненных, собранных в спешке, никто из них не написал письма с выражением соболезнований матери погибшего в Милоргу.
Бесс прочла этот рассказ и поплакала, жалея несчастную мать и все ее семейство. Она могла понять, каково им было — одиноким, покинутым. Теперь она со спокойной совестью пересказывала эту историю магистрату, понимая, что если он и пошлет кого-то в Милоргу, дабы проверить, все ли так на самом деле, как она ему рассказывает, то в этой деревне действительно найдут бедную старушку-вдову и выслушают рассказ о ее пропавшей без вести внучке. А если у местного магистрата не обнаружится записи на сей счет — что ж, и в этом не было бы ничего удивительного: забывчивый писарь не удосужился занести запись об этом происшествии в книгу, а по горло занятый магистрат просто-напросто упустил такую мелочь. В любом случае ему бы не захотелось признаваться в том, что кто-то из жителей деревни ушел без пропуска и не был пойман. Что же до Реймонда, то если бы Керрен узнал, какова была на самом деле его судьба, то это ни в коей мере не разошлось бы с рассказом Бесс.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
