Слуга по приказанию Галеаццо нанял приличный дом со всем необходимым и поручил кормилице Галеаццо и ее мужу охранять девушку. Юноша ко взаимному удовольствию обеих сторон срывал цветы и плоды целомудрия своей Лукреции, которую он любил больше жизни, и почти все ночи напролет проводил с ней, щедро расточая свои богатства. Мать, хотя и знала, что он постоянно ужинает и ночует на стороне, молчала. Так около трех лет Галеаццо прожил с Лукрецией, проводя время как нельзя лучше.
Случилось однажды, что мать задумала женить Галеаццо, но он ни за что на это не соглашался. Она же, опасаясь, что сын ее в кого-нибудь влюблен или уже взял себе жену по своему вкусу, окружила его столькими соглядатаями, что скоро узнала от них обо всем, что произошло в Падуе. Это ее очень огорчило, и вот однажды, когда Галеаццо ужинал у одного своего кузена, она приказала трем одетым в маски людям похитить Лукрецию и в тот же вечер отвезти ее в монастырь. Галеаццо, отправившийся к Лукреции, чтобы провести с нею ночь, узнал от кормилицы и ее мужа, горько плакавших, что три человека в масках похитили девушку и увезли ее. Галеаццо помертвел от горя и проплакал всю ночь, а рано утром пошел к себе домой, заперся в комнате и весь день не ел и не пил. В этот день мать даже не пыталась узнать, что делает ее сын. На следующее утро, видя, что Галеаццо отказывается принимать пищу, она пошла к нему в комнату. Но он, вздыхая и рыдая, просил мать оставить его в покое. Она же всячески старалась узнать причину его горя, но он отвечал лишь стенаниями и слезами. Видя это и движимая жалостью, она так сказала сыну:
— Сын мой дорогой, я считала, что все происходящее с тобой всегда будет мне известно и что ты не станешь скрывать от меня своих горестей. Теперь я вижу, как я ошибалась! Однако я не пожалела трудов, и мне известна причина твоей печали. Я знаю, что ты любишь Лукрецию, которую похитил у нашего друга из Падуи. Насколько это хороший поступок — ты сам можешь об этом судить. Однако сейчас не время для упреков, сейчас надо тебе помочь. Развеселись же теперь, успокойся и подкрепи себя пищей, — ты опять увидишь свою Лукрецию, которую я приказала заточить в монастырь, ибо мне казалось, что, расставшись с ней, ты постараешься мне угодить и возьмешь себе жену, как повелевает тебе твой долг.
Когда Галеаццо услышал это, ему показалось, что он воскрес из мертвых, и он стыдливо признался матери, что любит Лукрецию больше жизни, и умолял скорее ее вернуть. Мать убеждала его набраться терпения на один только день, ибо она хочет, чтобы он хорошенько отдохнул и успокоился, обещая завтра послать за Лукрецией и привезти ее. Что остается сказать нам? Галеаццо, только что призывавший смерть, потерявший сон и аппетит, при этом простом обещании совершенно успокоился. Он пообедал, вечером поужинал, а ночью, с надеждой снова увидеть свою Лукрецию, хорошо спал.
Наступил день. Галеаццо встал с постели и начал торопить мать скорее послать за Лукрецией. Она же, стараясь угодить сыну, сама села в карету и направилась в монастырь, чтобы взять оттуда девушку и привезти ее домой. Когда влюбленные встретились, они, плача от радости, бросились друг другу на шею и, крепко обнявшись, глотали горячие и соленые слезы свои. Галеаццо, после того как тысячу раз страстно поцеловал и обнял свою Лукрецию, все еще плача, так сказал ей:
— О моя ненаглядная, как же ты была без меня? Как текла твоя жизнь? Не очень ли ты печалилась, не видя меня все это время? О, конечно, я хотел умереть и не знаю, как я остался в живых. Увы, душа моя, кто уверит меня, что в то время, как ты была далеко от меня, другие не насладились твоей красотой? Я чувствую, что умираю от ревности и душа моя разрывается на части. Сердце мое, все равно одной смерти не миновать, зато мы избавимся от этих величайших мук: давай же умрем вместе и покончим раз навсегда со всеми нашими сомнениями!
С этими словами он выхватил кинжал, висевший у него сбоку, пронзил девушке грудь, попав в самое сердце, и Лукреция упала мертвая наземь. Потом, направив окровавленный клинок прямо себе в грудь, он упал на труп Лукреции.
В доме поднялся отчаянный шум и послышались ужасные вопли. Несчастная мать, словно безумная, кричала, взывая к небесам. Галеаццо боролся со смертью целый день, а на закате скончался. Бедная мать, не слушая ни утешений, ни ободрений, долгое время оплакивала своего умершего сына.
Случай этот поистине достоин сострадания и может исторгнуть слезы даже у камня, не только у вас, милые и нежные синьоры, ибо я вижу уже, что ваши глаза увлажнились.
Для того чтобы не рассказывать обо всем, что на самом деле произошло, братья матери велели тайно похоронить двух любовников, распустив слух, будто они скончались от чумы, чему было легко поверить, так как ходила молва, что в городе появилась моровая язва. Кроме того, какие-то лекарь и хирург, падкие до денег, подтвердили, что так оно и было. Все же скрыть правду было очень трудно. Пожалуй, некоторые скажут, что ревность это не вредоносный червь и она не ослепляет человека; но ведь это была уже не ревность, а скорее безумие.
Часть первая, новелла XXIV
Женщину по ложному обвинению бросают на съедение львам; она спасается, а клеветник ими растерзан
Следуя, почтеннейшая мадонна, теме, о которой мы здесь судили и рядили, и желая показать, какие нередко происходят ужасные случаи и неприятности из-за необузданных желаний иных людей, я расскажу вам новеллу, которую слышал много лет тому назад из уст нашего великолепного мессера Фанцино делла Торре, всем вам известного. Он был в числе тех дворян, что были посланы пресветлейшим синьором Джан Франческо, маркизом Мантуанским, в свите госпожи Кьяры, сестры этого маркиза и матери Карла, ныне герцога Бурбонского, во Францию, куда она направлялась для заключения брака с монсиньором Джиберто, графом Монпансье, происходившим из династии королей французских. Так вот он говорил, что слышал эту историю во Франции от людей, внушающих доверие, и даже видел ее запечатленной в мраморной скульптуре, воздвигнутой на том самом месте, где все произошло.
Итак, во французском королевстве жил некий синьор Рокка Соарда, считавшийся в тех краях знатным бароном и весьма богатым человеком. Он держал блестящий, пышный двор, страстно увлекаясь охотой с прирученными хищными птицами. В одном из внутренних двориков он держал львов. Он взял себе в жены прелестную девушку, отличавшуюся, кроме замечательной красоты, самым что ни есть похвальным и разумным поведением, так что всякий, кто ее видел, не мог ею нахвалиться. У мужа ее был мажордом, человек лет тридцати трех, который, не соразмерив своих возможностей и не думая о благородстве и честности своей госпожи, ослепленный ее красотой, до того в нее влюбился, что уже ни о чем другом не мог помышлять, как лишь о том, чтобы добиться ее милости и удовлетворить свою преступную страсть. И не смея выразить словами свои чувства, он старался усердно служить ей, оказывая как можно больше уважения, чтобы она обратила внимание на его любовь. Однако он был очень далек от успеха, потому что она любила своего господина больше очей своих и не замечала ни того, как держит себя мажордом, ни того, что он говорит. К тому же она была честнейшей женщиной и даже мысли не допускала, что ее мажордом может затеять такое дело и оказаться настолько глупым, чтобы просить ее о вещах столь недостойных. Несчастный влюбленный, видя, что из всех его попыток ничего хорошего не выходит, а страсть с каждым днем разгорается все сильнее и страдания становятся невыносимыми, тщательно все обдумав, решил, прежде чем умереть, добиться того, чего он так хотел, и открыться своей госпоже. Придя к такому решению, он лишь искал случая, чтобы без всякой помехи признаться ей в своем пламенном чувстве.
И вот однажды, когда она обсуждала с ним какие-то домашние дела, прохаживаясь по зале, он со всем пылом поведал ей, сколь безмерно он ее любит и какие ужасные муки он терпит. Дама, услышав столь безумные речи, крайне возмущенная, обернулась к мажордому и выбранила его, угрожая бросить на съедение львам, если он когда-нибудь еще посмеет говорить такие безрассудные слова.
— Разве я дала тебе хоть малейший повод, чтобы ты мог просить меня о столь бесчестных вещах? — говорила она. — Быть может, моя жизнь, мои речи, мое прежнее обращение с тобой, мои действия были столь похотливыми, столь развратными и неразумными, что у тебя хватило смелости допустить, будто я могу принадлежать тебе или кому-нибудь другому? Берегись, если тебе дорога жизнь, и даже не помышляй о подобных безумствах. Пусть это будет в первый и в последний раз и больше к этому не возвращайся, потому что можешь жестоко за все поплатиться. Позаботься лучше о том, чтобы больше не совершать такой ошибки и не подвергать себя опасности. Я постараюсь обо всем забыть и ни слова не скажу твоему и моему господину. А теперь займись своими обычными делами и выкинь из головы эти бредни.
