– Моленка, вы в зоне измененного вакуума?
– Да. Она разделилась, проходя через корабль. Часть обволокла меня – будто специально искала, хотела заключить в себя.
Тюк с пятью выростами отвратительно запульсировал – наверное, был нестабилен, готов схлопнуться или распасться.
– Которая фаза вакуума в вашей зоне?
– Наверное, первая – я не ощущаю никаких изменений. Но мне не шевельнуться, и я как будто очень далеко. Неимоверно далеко…
Опалесцирующая пленка сжалась, – как Моленка и говорила, поле было крайне нестабильным. Зона теперь плотно облегала тело. Пару секунд Моленка выглядела почти нормально, разве что была одета в сочащийся перламутровый свет. Скади показалось, что сейчас поле распадется, диссипирует, освободив пленницу. Но тут же родилось страшное предчувствие: все закончится крайне плохо.
Пленка задрожала снова, встрепенулась, издала хлюпающий звук. Даже слабая связь между сознаниями донесла к Скади ужас и растерянность попавшей в ловушку женщины. Испускающая свет оболочка начала сжиматься.
– Скади, помоги мне! – взмолилась пленница. – Я не могу дышать.
– Как? Я не знаю, что делать.
Пленка тесно прижалась к коже. Моленка стала задыхаться. Нормальная речь в таких условиях невозможна, нейропрограммы уже начали аварийную работу: отключали все не важные для жизни отделы мозга, сохраняя запасы кислорода, позволяя мозгу прожить без повреждений еще три-четыре минуты.
– Помоги мне, – взмолилась Моленка едва слышно. – Пожалуйста…
Пленка сдавила сильнее. Скади наблюдала, завороженная, не в силах отвести взгляд. Боль раздавливаемой женщины хлынула в мозг. В сознании Моленки осталась лишь боль, ни единой связной мысли. Скади протянула руку – сделать хоть что-нибудь, пусть бесполезное. Дотронулась до пленки – та от касания сжалась еще сильней. Связь между сознаниями нарушилась – граница поля плющила женщину, давление уничтожало деликатную структуру имплантатов в мозгу.
Пленка приостановилась, завибрировала – и вдруг стянулась с ужасающей скоростью. Когда фигура Моленки уменьшилась на четверть, граница поля внезапно окрасилась в алый цвет. По связи хлынул дикий поток сигналов, но затем предохранительные контуры оборвали соединение между сознаниями. Моленка умерла. Но одетая полем фигура оставалась человекоподобной. Вот она – будто манекен, потом будто кукла, потом уменьшилась до крошечной статуэтки и лишь тогда стала похожа на шар. Должно быть, содержимое стало жидким.
Вскоре молочно-белая оболочка приняла шарообразную форму и стабилизировалась.
Скади протянула руку, ухватила белый шарик, некогда бывший Моленкой. Следовало выбросить его за борт до того, как поле снова начнет сжиматься. Материя внутри уже находилась под чудовищным давлением. Лучше и не думать о том, что произойдет, если поле вдруг распадется.
Скади потянула шарик – тот едва сдвинулся, словно укоренился в пространстве. Скади увеличила прилагаемую силу, и шарик постепенно, миллиметр за миллиметром, пополз в нужную сторону. Он сосредоточил в себе всю инертную массу Моленки, а может, и не только ее массу, и потому его трудно было разгонять, направлять и тормозить.
Скади принялась медленно, осторожно толкать его в сторону ближайшего шлюза.
Винт древней видеосистемы закрутился. Клавэйн стоял рядом, схватившись за ограждение, и рассматривал возникшую картинку. В ее центре висело нечто расплывчатое, напоминающее раздавленного жука с вылезшими наружу, из-под твердого панциря, длинными извилистыми кишками.
– Вряд ли теперь она обгонит нас, – заметил Скорпион.
– Доигралась, – заметила Антуанетта, присвистнув от удивления. – Просто дрейфует, тяги ноль. Мать честная! Как думаете, что с ней стряслось?
– Авария, но не критическая, – ответил Клавэйн, – иначе бы мы «Паслен» не увидели. Скорпион, дай-ка фокус на корму «Паслена». Кажется, место аварии там.
Свинья управлял внешними камерами, нацеленными на дрейфующий корабль и постоянно меняющими направление сканирования – ведь сближение происходило со скоростью в тысячу километров в секунду. Через час рассчитывали подойти на расстояние выстрела. «Свет Зодиака» даже не ускорялся, системы подавления инерции бездействовали, двигатели молчали. Жилые отсеки субсветовика вращались, чтобы обеспечить искусственное тяготение в одно g. Клавэйн наслаждался свободой движений. Ни мучительных перегрузок, ни проблем с неуклюжим экзоскелетом. А еще приятнее не ощущать эффектов подавления инерции.
– Готово, – объявил Скорпион, закончив возиться с настройками. – Четче уже не сделаешь.
– Спасибо!
Ремонтуар, единственный из всех еще одетый в экзоскелет, приблизился к экрану, жужжа сервомоторами, и стал рядом с Полиной Сухой.
– Клавэйн, я не видел раньше этих структур, но они не выглядят результатом аварии.
Старик кивнул – он и сам так думал. В целом форма звездолета оставалась прежней, но с кормы выходил пучок запутанных арок и кронштейнов – словно часы взорвались и разлетающиеся механические внутренности застыли в пространстве.
– И что это, по-твоему, может быть?
– Скади отчаянно старалась обогнать нас, выйти вперед. Возможно, она задумала нечто экстремальное.
– Экстремальное? – повторил удивленно Ксавьер, стоявший рядом с Антуанеттой, обняв ее за талию.
Оба были перепачканы машинным маслом.
– Она уже задействовала подавление инерции. Мы видим попытку достичь иного, модифицировать оборудование ради нового эффекта, – ответил Ремонтуар.
– То есть? – спросил Ксавьер.
– Подавляющая инерцию аппаратура переводит в некой области квантовый вакуум в фазу два, что позволяет снизить инертную массу, но целиком ее не убирает, – пояснил сочленитель. – Если перевести вакуум в третью фазу, где инертная масса строго нулевая, вся материя станет фотонной, движущейся со скоростью света. Субъективное время растянется до бесконечности, и корабль, перешедший в такое состояние, останется в нем до конца Вселенной.
Клавэйн с одобрением посмотрел на друга. Тот не выказывал ни малейшего недовольства, нося экзоскелет – хотя тот являлся, по сути, мобильной тюрьмой, готовой зафиксировать Ремонтуара, если вдруг его поведение покажется Клавэйну подозрительным.
– А как насчет четвертой фазы? – спросил он.
– Если проскочить третью фазу не задерживаясь, то в четвертой фазе материя перейдет в тахионное состояние и будет вынуждена двигаться быстрее света.
– И Скади попыталась это сделать? – изумился Ксавьер.
– Это самое логичное объяснение случившемуся.
– И что же произошло? – спросила Антуанетта.
– Поле оказалось нестабильным, – медленно и печально ответила бледная, изможденная Полина Сухая. – По сравнению с удержанием объема измененного вакуума удержание плазмы при термоядерном синтезе – детская игрушка. Подозреваю, сперва Скади произвела микроскопический объем пространства с измененной метрикой, скорее всего, субатомных размеров, но в любом случае не больше микронных. На таких масштабах манипулировать полем несложно. Но простота эта обманчива. Видите серповидные кронштейны, странные отростки? – Сухая показала на деформированную корму «Паслена». – Это генераторы поля и устройства для создания потенциальной ловушки. Полагаю, их назначение – обеспечить стабильное расширение поля до размеров корабля. При распространении со скоростью света зона поля поглотила бы корабль в считаные миллисекунды, но измененная фаза вакуума распространяется со сверхсветовой скоростью. Размер пузыря четвертой фазы удваивается за десять в минус сорок третьей степени секунд. Так что если возникнет нестабильность, ничто среагировать не успеет.
– А если зона продолжит расти? – спросила Антуанетта.
– Она не продолжит, – ответила Полина. – А если и вздумает продолжить, вы об этом не успеете узнать. Никто не успеет.
– Повезло Скади, что хоть корабль не разнесло вдребезги, – заметил Ксавьер.
– Наверняка переход между фазами осуществился не совсем гладко. Проскочить поверх третьей фазы не удалось. Как следствие, часть корабля превратилась в чистый белый свет. Небольшой фотонно-лептонный взрыв, – пояснила Сухая.
– Звучит не слишком страшно, – заключил Скорпион.
– На «Паслене» есть выжившие? – спросила Антуанетта.
– Если и есть, отсюда их не заметишь, – указал Клавэйн. – Субсветовик-прототип проектировался с расчетом на максимальную скрытность. Обычное сканирование не поможет найти уцелевших.
Скорпион поправил настройки, и картинка приобрела кислотно-яркие цвета: зелень и синеву.
– Ага, тепловое излучение. Клавэйн, она не отключилась целиком. Если бы все системы отказали, «Паслен» сейчас был бы на пять градусов холоднее.
