— Так не ходи никуда и ничем не занимайся, авось пройдет. Что тебя беспокоит? Поведай уж наконец, не томи.
— А вот что. Большие перемены идут, это все чувствуют. Ты думаешь, мы не понимаем, зачем Владимир новых богов на престол возвел? Дело ясное — человеку мало повелевать своей дружиной, он хочет всеми управлять.
— Разве это не так?
— Как тебе сказать… Вроде бы и так, да не совсем. Сегодня один князь, а завтра — другой. И каждый правит по-своему.
— Может быть, это и не плохо вовсе? — Марсель грустно усмехнулся — его собеседник говорил вполне разумно.
— Кто знает? Однако одно дело, когда человек приходит к тебе и говорит, мол, так и так, хочу объединить всех под своей властью, чтобы оградить вас от врагов со стороны. Будете жить со мной в мире и достатке. Таким разговорам мы всегда рады. Но ведь князь поступает иначе. Играет с нами, будто мы дети малые. Понавтыкал истуканов, думал, наверное, что это на нас подействует. Но наши боги и не такое видывали, ничего, переживут. Выходит, не получилось у него ничего. Теперь, думается мне, он новую пакость какую-то затеял. Я слышал кое-что о греках и их боге. Говорят, там свободой и не пахнет. К тому же многие здесь помнят покойного князя Аскольда, который тоже был из этих. А Владимир — он посерьезнее Аскольда будет. Настырный князь, молодой, горячий. Ох, боюсь я, что добром это не закончится.
— Допустим. Ну а я-то тут при чем?
— Так зачем тебе Кирилла этого разговорами развлекать? — Курьян хитро прищурился и, наклонившись к собеседнику, перешел на заговорщический шепот: — Нам нужно сделать все наоборот, чтобы он поскорее восвояси убрался. Ты не ходи, пусть с ним вон Михайло сам болтает, он его быстро утомит. В медовуху я ему навоза накидаю, остальные блюда тоже испорчу. Чай, поймет, что ему здесь не рады, если не дурень.
— Как у тебя все просто выходит. — Марсель, представив лицо посланника, отхлебнувшего напиток с дерьмом, не выдержал и рассмеялся. — Если бы все было так, как ты говоришь, я бы точно не пошел.
— Думаешь, не сработает? — искренне огорчился мужик.
— Уверен! Не затем он в такую даль ехал, чтобы поворачивать назад, когда до цели уже рукой подать. Чай, не из соседнего селища прибыл. Так что, друг, придется мне все-таки побеседовать с дорогим гостем.
— Тоже мне дорогой, — фыркнул Курьян. — Может быть, тогда сказать ему, как есть? Мол, не нужен нам здесь ни ты, ни вера твоя.
— Ну, скажу я ему так, и что? Он нажалуется князю, а тот — по твоим же словам, молодой и горячий — вступится за оскорбленного гостя, пришлет сюда кого-нибудь из своих молодцев башку мне открутить. Нет, я на такое не согласен.
— Да, нехорошо получится, — с угрюмым видом согласился здоровяк. — Что же тогда нам делать?
— Так уж и нам? — Марселя позабавило стремление его собеседника всюду совать нос. — Ничего не делать. Тебе — отдыхать и держать ухо востро на всякий случай. А я пока постараюсь узнать, чего от нас этому посланнику надо. Может, важное удастся вытянуть.
Сначала Курьян насупился, но тут же его лицо просветлело, и он хлопнул себя по колену:
— Точно! Выведать все, а потом уже действовать. Ну, ты голова!
— А ты что хотел? С вашими бабами пообщаешься с мое — и не такому научишься.
— А может, ему на самом деле какую бабу подсунуть? — неожиданно предложил мужик. — У нас, правда, гулящих нет, но я могу быстренько в Витачов сгонять. Может, там?..
И Курьян вскочил на ноги, уже готовый мчаться на поиски девиц легкого поведения, однако историк остановил его:
— Не торопись, это ни к чему.
— Почему же?
— Во-первых, с чего ты взял, что раз их нет здесь, они отчего-то должны появиться в соседнем селище? Как-то не по-соседски это. Во-вторых, не забывай, кого ты соблазнять собрался. Это тебе не купец какой-нибудь, чтобы на бабу слюни пускать.
— И то правда, — смутился было Курьян, но тут же его глаза снова заблестели. — Тогда возьми меня с собой!
— Это зачем же? Ты чего удумал?
— Ну, раз ты не хочешь ему от ворот поворот дать, позволь уж хотя бы мне поглядеть на это чудо-юдо. От него не убудет ведь.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Ох, боюсь я что-то…
— Буду молчать.
Марсель с сомнением посмотрел на мужика, но у того были такие честные глаза, что сдался:
— Ну, ладно. Пусть будет по-твоему.
— Добре! Значит, встретимся у Михайло!
Курьян поспешил закончить разговор и быстро попрощался, чтобы у собеседника не было времени передумать. Марсель же, оставшись в одиночестве, еще некоторое время размышлял над тем, к чему все это может привести.
Вздорный друг беспокоил его меньше всего, максимум, что он мог сделать, — это ляпнуть какую-нибудь глупость. Скорее всего, священник за время странствий сталкивался и не с такими несдержанными на язык простолюдинами, что ему с них? Оставалось только решить, как самому вести себя с Кириллом. Раз уж Марсель принял решение не вмешиваться в естественный ход истории, то это накладывало на него определенные обязательства. Представитель селища в две сотни душ — это уже что-то, особенно учитывая относительную немногочисленность населенных пунктов в десятом веке. Что ж, историк устал переливать из пустого в порожнее и решительно поднялся — значит, будет действовать по обстоятельствам, в крайнем случае, притворится дурачком, чтобы хоть как-то соответствовать своему прозвищу.
Выйдя на улицу, он, скорее по привычке, чем по необходимости, прошелся по селищу, чтобы проверить, — все ли идет своим чередом. Шум возле дома кузнеца вынудил направиться в ту сторону. Стараясь не привлекать к себе внимания, Марсель встал в сторонке и некоторое время наблюдал за происходящим. Степан стоял на крыльце своей избы, недовольно хмурясь, а перед ним, размахивая руками, распиналась Авдотья, дородная баба лет сорока.
— Нет, ты мне скажи, — наступала она на мужика, который был выше ее как минимум на две головы, — она что, считает себя лучше моего мальчика?
— А если и так, тебе какое дело? — прогудел в ответ кузнец.
— Как это — какое дело? — кипятилась Авдотья. — Чем это вы лучше? Скотина у вас упитаннее, что ли? Или, может быть, хата красивее? Говори!
— Мне без надобности спорить с тобой. — Степан попытался отмахнуться от нее и вернуться в дом, но баба не унималась, и он крикнул: — Да отстань ты, ветрогонка!
— Я тебе покажу — ветрогонку! — возмутилась женщина. — У тебя товар, у меня купец!
— Забирай своего купца и засунь его себе в…
Увидев, что кузнец начинает терять терпение и уже готов взорваться, Марсель вышел из укрытия и направился к ссорящимся. Степан заметил его и с облегчением воздел руки к небу:
— Ну, слава богам! Баламошка, друг мой, успокой, пожалуйста, эту… — Не зная, каким эпитетом наградить Авдотью, кузнец некоторое время пытался подобрать подходящее слово, но так и не смог этого сделать.
— Что случилось? — Историк уже понял, что к чему, но решил выслушать обе стороны.
— А я расскажу. — Женщина обрадовалась третьей стороне и поспешила поведать свою версию произошедшего. — Ты ведь знаешь Мирошу, сыночка моего ненаглядного?
— Конечно, — кивнул Марсель, который действительно был хорошо знаком с Мироном и считал его не только лентяем, но и редкостным дурнем. — Ты можешь им гордиться.
— Вот и я о том же! — Авдотья победно взглянула на Степана, а тот удивленно моргнул, услышав такую характеристику. — Но вот какая штука вышла. Мироше, сыночку моему, пора жениться. Я ему уже трех девок предложила на выбор — одна краше другой. Говорю, хоть завтра свататься пойдем.
— А он?
— А он заладил одно: мол, только Маруся мне мила. Жить без нее не могу, делай, мама, что хочешь, а мне ее добудь. Вот скажи мне, Баламошка, разве можно такой великой любви препятствовать?
— Любви — нельзя, конечно. Но она должна быть взаимной, — мягко остудил напиравшую бабу Марсель. — А что же сама Маруся говорит?
— Не хочет она замуж за Мирона, — проворчал Степан. — А я ее неволить не буду. Она свободный человек, сама должна решать, с кем жить и от кого детишек рожать.
