В апреле 1858 г. кокандскими солдатами был взят в плен известный ученый и путешественник Н.А. Северцов. Когда его привезли в город Туркестан (Южный Казахстан), там бушевало народное восстание. Восставшие казахские племена осадили города Туркестан и Яны-Курган и длительное время успешно противостояли войскам кокандского хана. «Непосредственной причиной восстания, – писал Северцов, – послужили беззаконные поборы и грабительство кокандских чиновников, особенно ташкентского бека»[608].
Таким образом, восстания против своих среднеазиатских правителей были в обычае местных жителей различной этнической принадлежности. Никогда, однако, вплоть до середины XIX в. регион не знал экспансии европейской армии. Наступление русских отрядов, хотя и небольших по численности, разительно отличалось качественно от стиля военных действий, привычного для ханских «армий», больше похожих на разбойничьи ватаги. Теперь на среднеазиатских просторах появилась военная машина, послушная командам, обладающая значительной огневой мощью и наступательным потенциалом. «Туземцы» были напуганы, тем более что русские в течение двадцати лет настойчиво продвигались все дальше и дальше, неизменно громя превосходящие по численности силы спесивых ханов. Вместе с тем селяне и горожане быстро убедись, что приход русских вреда им не причинил: не было бессмысленной, патологической жестокости, характерной для ханских междоусобиц, повальных грабежей и разорения, не было посягательства на привычный образ их жизни. Конечно, край подвергся завоеванию, но эти гяуры принесли мир и порядок, чего давно не знал край, истерзанный своими правоверными властителями.
Наступило спокойное время, регион был «замирен», как принято было писать в XIX в. Одиночные русские путники, даже женщины предпринимали поездки по дорогам генерал-губернаторства без сопровождения охраны. Такое положение изумляло как русских, так и иностранцев, посещавших край с краткосрочными визитами. Туркестанские власти, однако, не обольщались относительно кротости местного населения.
В 1869 г. большой знаток жизни среднеазиатских этносов В.П. Наливкин писал: «Угнетенный народ, надеясь улучшить свое положение, всегда готов был к низвержению существующего порядка вещей, но со свойственным ему терпением, перенося в продолжение многих лет большие лишения, он вдруг иногда, как кажется из-за безделицы, которая, впрочем, обыкновенно составляет последнюю каплю в наполненной чаше, восстает поголовно и вымещает на правительстве все прошлые, но незабытые обиды»[609].
В новых условиях иноземного господства кроме особенности накопления негативных эмоций, о которой писал Наливкин, приходилось учитывать антироссийскую пропаганду, ее постоянно вели среди мусульманского населения исламские священнослужители. Эти обстоятельства стали причиной (не единственной), по которой кочевое и оседлое население Средней Азии было освобождено от обязанности нести воинскую повинность. К.П. фон Кауфман считал недопустимым легкомыслием обучать туземцев европейской манере ведения боя, а также владению современной военной техникой. Серьезным предупреждением в этом отношении было восстание индийских сипаев в 1856–1857 гг.
В первые два десятилетия российского присутствия в Туркестане численность войск империи не превышала 30 тысяч солдат и офицеров, в то же время мусульманское мужское население края насчитывало не менее 1150 тысяч человек. Поэтому было очень рискованно отбирать из этого числа даже небольшую часть мужчин для несения воинской службы – в случае массовых беспорядков они могли стать организаторами, способными цементировать стихийные толпы.
Успокаивающими факторами были превалирующая пассивность населения, его разобщенность, многоэтнический состав и, как результат, неспособность согласовывать свои действия. Для обитателей тех краев к тому же был характерен так называемый местный патриотизм, не выходящий порой за пределы родного кишлака.
Самым потенциально взрывоопасным районом считалась густонаселенная Ферганская долина, где приверженность исламским догмам ее обитателей была наиболее выраженной. Здесь, как, пожалуй, нигде в других частях Туркестана, были сильны позиции и влияние суфийских (дервишских) орденов, настроенных резко против русских. Именно в этом центральном пространстве края время от времени почти с первых лет российского присутствия вспыхивали мелкие бунты, инспирированные дервишами. Все эти выступления имели целью освобождение Ферганы из-под власти неверных. Самым крупным был мятеж, поднятый в 1885 г. бывшим чиновником Кокандского ханства Дервиш-ханом. Беспорядки охватили несколько уездов, в том числе Андижанский. Карательная команда очень быстро подавила мятеж. Это выступление не вызвало особого беспокойства ни у властей Туркестана, ни в Петербурге.
Проходили годы, и обстановка в Туркестане менялась. После четырнадцати лет управления краем, вместивших военные походы, глубокие реформы и важные экономические начинания, сошел со сцены «полуцарь», имевший большую власть, Константин Петрович фон Кауфман. В начале 1881 г. его сразил тяжелейший инсульт, и более года вплоть до своей кончины 3 мая 1882 г. он лежал парализованный в своем дворце. Его преемники на посту генерал-губернатора не могли по масштабу личности равняться с ним, да и многих прерогатив должности их лишил Императорский указ. Кауфман был не только завоевателем, но и первоустроителем края, отчего пользовался особым авторитетом как в Петербурге, так и в Туркестане, более того – он управлял среднеазиатскими народами намного дольше тех, кто приходил ему на смену: иные начальники края исполняли должность всего лишь год. Никого из генерал-губернаторов послекауфманской поры не называли «полуцарем», да и возможностей приобрести славу фон Кауфмана у них уже не было – им оставалось продолжать его дело.
Постепенно у аборигенов прошел страх перед чужеземцами с их пушками и скорострельными винтовками. Неверные не рубили головы, не резали людям горло, как баранам, не занимались членовредительством, не сажали на кол, не громили мечети, не мешали муэдзинам кричать с минаретов, не трогали жен и дочерей правоверных, не мешали торговать, то есть практически не вмешивались в устоявшиеся веками обряды и обычаи. Гяуры были как бы сами по себе, а правоверные тоже сами, и это не прибавляло уважения к завоевателям. Страх прошел, а склонность к бунту сохранилась.
Пожалуй, только в 1892 г., спустя более четверти века после начала интенсивного силового проникновения России в Среднюю Азию, русская администрация столкнулась с серьезным возмущением местного населения, причем в Ташкенте – столице генерал-губернаторства.
В июне того года в Ташкенте началась эпидемия холеры. Эпидемия возникла в перенаселенной и достаточно грязной старой части города. Городская администрация, возглавляемая полковником С.Р. Путинцевым, попыталась установить для всех жителей новые санитарные правила, которые могли бы замедлить, а затем и ликвидировать распространение болезни, но при этом не были учтены психология и обычаи городского населения. Новые правила предусматривали медицинский осмотр тел умерших, однако в связи с большим числом трупов и недостаточной численностью медицинского персонала требуемый осмотр откладывался на три-четыре дня. В условиях летней жары такое запаздывание было недопустимо – тела начинали разлагаться. К тому же среди русских инспекторов оказались молодые офицеры, не имевшие медицинского образования и не знавшие местных обычаев. Так они самовольно заходили на женскую половину в домах мусульман, чем вызывали раздражение хозяев: женская половина открыта только для главы семейства.
По приказу начальника города были закрыты для захоронения 12 старых в черте города кладбищ – осталось доступным только одно за городом, что создавало большие неудобства для родственников умершего: покойного мусульманина несут на кладбище на руках. Омовение усопших, чего требует шариат, также было затруднено из-за быстрого разложения тел. Как результат, по городу поползли слухи, будто русские специально задерживают похороны (по шариату, кстати, покойника следует похоронить как можно скорее), чтобы погубить правоверных с помощью холеры.
Достаточно было искры, чтобы вспыхнул бунт. Власти пригрозили, что накажут виновных, похоронивших покойников тайно без необходимого осмотра, и 24 июня 1892 г. в старом городе собралась толпа, решившаяся расправиться с хакимом (главой местной старогородской администрации Мухаммедом Якубом Карыбердыевым). Узнав, что хаким находится в канцелярии начальника города Путинцева, возмущенные жители Ташкента ринулись в русскую часть города. Путинцев встретил толпу стоя на пороге своего присутствия, попытался увещевать разъяренных людей, но был повален на землю и избит. Бунтовщики уже собирались ворваться в служебное помещение, но тут раздался слух, что скоро подойдут солдаты и прискачут казаки. Толпа обратилась в бегство, при этом в толчее многие попадали в глубокий канал Анкор-арык, разделявший старую и новую части Ташкента. Более 80 человек утонули.
