доспехи. Но едва доспехи на её теле начали работать, девушку скрутила судорога и она рухнула на колени, едва соображая, что происходит. Радовало только то, что ощущения кайфа от энергии, которая прошла по правой руке, перебила боль и позволила ей встать на ноги. Дождавшись, когда головокружение прекратится, она забралась на здание и села на край крыши. Ей казалось, что она преодолела большую дистанцию, неся килограммов пятьдесят по пересеченной местности. До больницы ей предстояло сделать прыжок метров на двадцать, и девушка была совершенно не уверена, что сможет преодолеть это расстояние в её состоянии.
Но, подумав ещё некоторое время, Лена перевела свой взгляд на два двойных прямоугольника по бокам. А дальше девушка начала копаться в настройках своей брони и обнаружила, что то, что у нее висит по бокам, оказалось двигателями для движения под водой. Был, правда, ещё и за спиной, но, бросив туда взгляд, Северская лишь грустно вздохнула, увидев разрубленный агрегат. Но даже так скидывать его она не решилась, боясь, что в случае отключения брони он так и останется лежать на этой крыше.
Дальше всё было просто и одновременно сложно. Задав вектор направления для двигателей, она отошла к краю крыши. Дождавшись, когда голова снова перестанет кружиться, она напряглась и побежала вперед. Край быстро приближался, и в момент, когда она оторвалась от крыши, сработало включение двигателей. Следующий за этим прыжок-полет Лена запомнила смутно, в отличие от приземления, которое отдалось очень сильной болью в коленках, несмотря на броню и её защиту. В итоге ей пришлось ползти до ближайшего выступа, назначение которого в темноте было непонятно.
Но прошло уже десять минут, а боль в правой ноге и не собиралась проходить, Северская прошипела про себя:
— Да твою же ж мать! Надеюсь, это не перелом.
В итоге пришлось требовать обезболивающее от авена, и спустя почти пять минут Лена наконец смогла встать и, хромая, добраться до входа в здание с крыши. К её счастью, дверь оказалась открыта, и, пройдя на несколько этажей вниз, она вошла в основное помещение больницы. Здесь пришлось немного поиграть в шпиона, но всё же она смогла добраться до коридора с палатой Ирины незамеченной. Правда, при этом Лена отлично понимала, что если бы не авены, она бы не добралась сюда незамеченной. И только благодаря этим прелестным машинкам она смогла вырубить охранника, просто-напросто введя ему транквилизатор. Тот так и уснул в кресле, не успев понять, что произошло.
В дверь она вошла, предварительно не постучав, и, как оказалось, это было правильным решением. Ирина спала и на стук всё равно бы не ответила. Поэтому пришлось её будить, и хоть она сама это отрицала не без некоторого садистского удовольствия
Ирина была не в восторге от ранней побудки, да и лицезрение в своей палате рыцаря в полных доспехах тоже не прибавило ей хороших эмоций. Лишь один вопрос она смогла задать:
— И зачем ты здесь? Неужели…
— И да, и нет. Позволь объяснить, — прервала её Северская и начала свой рассказ.
***
— Понятно.
— Я понимаю, что ты сейчас, наверное, не хочешь нам помогать, но…
— Я согласна.
— Э-э-э-э-э… это было как-то слишком быстро. Я, если честно, ожидала, что ты будешь пытаться отказываться.
— Знаешь, я хотела бы так поступить. Честно, я бы вообще предпочла забыть о произошедшем как о страшном сне, но у меня есть несколько причин. Первая — я отлично понимаю, что стану первой мишенью в дальнейшем противостоянии, и проведение этого ритуала, несмотря на риск, — лучший выход. — В её глазах Елена увидела не очень добрый блеск. — А вторая — к сожалению, под удар уже попали важные для меня люди, Вассер, и я надеюсь, что с новой силой смогу защитить оставшихся. — Глаза девушки на мгновение подернулись пеленой, однако Лена успела заметить это.
— Тогда найди, где можно написать адрес. Хотя, скорее всего, тебя кто-нибудь из нас заберет.
— Хорошо. Буду ждать, — и после того как записала координаты, и сама написав на другой бумажке адрес, сказала: — Вот, возьми, — и передала ей бумажку. — Там я буду, если вы решите сами меня забрать.
Забрав бумажку, Лена кивнула и встала.
— До скорой встречи, — после чего покинула палату под пытливым взглядом Ирины.
***
Через два дня, как и предполагал Маркус, блокада города была снята, хоть повышенные меры безопасности никто не отменял. Сама Лена после тяжелого разговора с Ириной не стала задерживаться в оказавшемся столь негостеприимным городе и, взяв билет на ближайший спецрейс, уже спустя два часа после того, как покинула гостиницу, досрочно сняв бронь, вылетела обратно в Рогов.
Полет прошел спокойно, хотя девушка и вздрагивала время от времени, постоянно ожидая атаки тварей Невелиса. Она понимала, что это ненормально, но и избавиться от иррационального страха была просто не в состоянии. Начинал сказываться её ритм жизни, в котором она постоянно подвергается опасности и рискует.
В аэропорте её ждал сюрприз. Нет, то, что её будут ждать родители, она знала, но вот обнаружить рядом с ними хоть и немного бледную и опирающуюся на трость, но уверенную в себе Салматию было несколько неожиданно. И более того, они общались, причем так радостно, что Лене на мгновение показалось, что они выглядят как настоящая семья. Увидев же подходящую к ним Северскую, Ребекка резко метнулась к ней и обняла. Правда, в какой-то момент всё едва не сорвалось на слезы, когда женщина почти нащупала бинты на своей дочери, которые Лена предусмотрительно спрятала под водолазкой. Сама же девушка, обнимая мать, была также вынуждена сдерживать стоны боли, ведь от таких объятий раны на её спине стало жечь лишь ещё сильнее. К счастью, о её состоянии знала и Салматия, и поэтому она быстренько отделила от Лену от её матери.
Но вот когда Ребекка сказала: «Поедем к нам, и вы, Салматия, давайте с нами», — в шоке оказались как Лена, так и «кошка». Дочери, смотря на свою маму, даже захотелось задать вопрос о том, кем она считает Салматию, но девушка все же сдержалась, и они действительно вместе поехали на квартиру к родителям.
Сам ужин прошёл почти идеально. Единственное, что не нравилось девушке, — это необходимость врать родителям и покрывать ложь Салматии, которая плела кружева истории как заправская паучиха, а не кошка. А врать приходилось много, ведь нельзя было рассказать ни настоящих причин её поездки,
