Галанин взял букет, поднес к лицу, вдохнул слабый нежный запах, потом быстро разделся и лег, потушив свет! Долго не мог заснуть, вспоминал весь день, всю поездку на Озерное! Дом где на лавке спала Вера! Ощупью сорвал несколько фиалок и блаженно улыбаясь приложил их к губам, потом начал думать о засаде, убитом Шульце и Исаеве, об убитых немцах и русских партизанах, о потерявшем рассудок папаше, о потонувшем в грязи Красникове, о геройской смерти Таисии и плачущем на допросе Савке, об изнасилованных женщинах Озерного… Крови было много, так много, что она как будто залила весь пол его спальни и грозила затопить его постель и запах ее острый и душный совершенно заглушил запах Вериного букетика фиалок!
***
На другой день утром у моста на Сони были повешены Соболев и Иванов, рядом с ними болтался повешенный за ноги Исаев; собрался весь город, съехались колхозники, чтобы посмотреть на гибель тех, которые их до сих пор мучили и убивали! Радовались все, связывая смерть саботажников и вождя веселых с наступлением мирной трудовой жизни. Война сразу отодвигалась куда то далеко и становилась совсем неопасной и даже решенной. Надеялись, что скоро уйдут и немцы. Шульце, который истязал и расстреливал жителей города и района, получил тоже свое, хоронили его с остальными убитыми немцами и немцы залпами отдавали военные почести убитому палачу. Русские, собравшись толпой, смотрели и радовались. У него в канцелярии сидел другой начальник немецкой тайной полиции Ратман, странный и добрый человек с которым дружил Галанин. Его назначение было утверждено в день похорон Шульце. Смущаясь он выслушивал поздравления Галанина пришедшего в гости.
Все было также в кабинете Шульце, тот же грозный Гитлер висел над столом, только картины, висевшие на стенах переменились: вместо голых женщин, немецкие пейзажи! Реки, водопады, горы, дома с острыми высокими крышами, зеленые, слишком зеленые деревья, голубое, слишком голубое небо. Галанин сидел в кресле, Ратман высокий блондин с водянистыми глазами, похожий на переодетого пастора со своим бритым розовым лицом сидел на диване и сконфуженно потирал руки: «Поздравлять не с чем, ведь мое назначение совершено случайное, скажу прямо — ошибочное! Ведь вы только посмотрите на меня! Разве такие начальники тайной полиции бывают? Да еще в России, во время войны! Вообще, эта ужасная кровопролитная война и я — скромный учитель! какая несуразица! Честное слово! мне кажется иногда, что я с ума сошел, и вы, и Шубер, все русские и немцы! Выпейте рюмку водки и слушайте; я вам уже говорил, что я толстовец! И я до этой проклятой войны в России, в Латвии, потом в Германии был убежденным противником всякой войны! И вот пришла война и я очутился по мобилизации здесь! Вы знаете Шульце и значит можете себе представить, что я должен был здесь пережить! Господи! эти аресты, пытки, расстрелы! все на моих глазах; теперь я стал тоже пить, а раньше ведь был убежденным антиалкоголиком! Иначе я бы давно повесился? Но остался по старому вегетарианцем и непротивленцем злу. Верю, что большевизм зло, но знаю, что победить это зло можно только непротивлением ему! А наши методы! Я хочу сказать методы национал-социализма ужасны! и мы за них поплатимся ужасно, уже платим! Я не верю в победоносный конец войны! Германия будет побеждена! и, знаете почему? Слушайте, я знаю что могу быть с вами откровенным и вы на меня не донесете, потому что вас мучит то же, что и меня и вы видите то, что другие не видят, не хотят видеть! Вы знакомы с некоторыми циркулярами, не со всеми, мы знаем больше, и вот что я вам скажу: мы будем разбиты, потому что наши методы хуже большевицких; мы несем сюда рабство и смерть, по крайней мере должны нести, но, правда, мы люди и приказы исполняем иногда плохо, по неумению, по нежеланию, не все мы Шульце! Но все-таки!
Слушайте: по дороге сюда я проезжал Перемышль, и там погулял по улицам. Прохожу мимо одного магазина, где все есть, на витрине выставлены товары и продукты, которых я не видел даже в Германии. Цены смехотворно низкие, покупателей не очень много, хорошо одетых, веселых и сытых! Что за чудеса? Подошел ближе, читаю объявление: «только для лиц немецкого происхождения!» Понял и оглянулся; смотрю недалеко от меня стоит оборванец, наверное, поляк, смотрит на витрину, на радостных покупателей, сам худой как скелет. Я поймал его взгляд и ужаснулся: в нем горела такая ненависть к нам немцам, что ее, как будто, было достаточно чтобы уничтожить нас всех сытых, самодовольных… Ушел, потом шел вдоль бараков, где ходили, смеялись и ели немецкие солдаты в ожидании поездов на родину и на фронт. Смотрю — за деревом стоит молодой интеллигентный еврей, худое нервное лицо, большие умные глаза, наверное в недавнем прошлом студент или врач! В настоящем раб, ожидающий своей очереди быть отправленным на тот свет, когда в нем не будет больше нужды! На спине шестиконечная звезда, тоже оборванный и тощий как скелет и в глазах такая ненависть, которая, кажется могла убить всех наших сытых немцев и меня вместе с ними! За то, что мы немцы!
Перед тем как ехать в Россию я был проездом в одном городке Бельгии, дело было вечером, низко над городом летели английские бомбовозы, по дороге на наши немецкие города; на улицах несмотря на рев сирен стояли толпы народа, они аплодировали и я видел в их глазах радость и торжество, радость от того, что эти самолеты летели убивать наших женщин и детей, потому что они были немцы! Мой отец живет в бывшей польской области, уже присоединенной к Германии, в имении одного поляка. Хозяина выслали и его имение конфисковали, теперь оно является собственностью моего отца! со всем своим живым и мертвым инвентарем, с мебелью, подушками и одеялами! И знаете, когда я там был, я боялся, боялись и отец и мать! Боялись этого дома! сада, вещей, собак, коров, лошадей и местных жителей; ненависть и жажда мести была вокруг нас! Боже, что там будет, когда мы проиграем войну! Вы не представляете? А я вам тогда скажу: будет массовое истребление немцев! во всех областях, присоединенных нами к Германии, а потом и в самой Германии и в ее столице Берлине! Войну мы проиграем, мы не можем ее выиграть, потому что против нас весь мир, охваченный ненавистью и жаждой мести! Это вопрос только времени!
Но я вам скажу, если я погибну, я не буду ни в чем виноват! У меня нет на руках крови и не будет! Меня назначили начальником немецкой полиции! Прекрасно! Слушаюсь! Но я не расстреляю ни одного русского, пусть это делает Шаландин, Шубер и вы! Как вы сделали сегодня с несчастным Ивановым и Соболевым. А я умываю руки! я непротивленец! Эти доносы, всю эту липкую паутину, которую плел этот Шульце, я уничтожил, сжег! Все ящики пустые! и я думаю, что вы меня одобряете, потому что вы все-таки добрый человек, хотя ошибаетесь, думая бороться злом против зла! Вы, Галанин, за это скоро поплатитесь, вы в особенности, потому что вы не живете в Германии, где все-таки можно как то спрятаться среди немцев! когда война кончится! А жаль, вас в особенности жаль, потому что вы гораздо лучше других!»
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
