Артур был потрясен.
— Милорд! Да этот первобытный обычай уже давным-давно не соблюдается!
— Верно, — кивнул Уильям. — Вместо этого отец должен заплатить выкуп. Сколько нам заплатил Теобальд?
— Он еще не заплатил, милорд, но…
— Еще не заплатил! А у нее уже пузатый, розовощекий карапуз!
— У нас не было денег, господин, — оправдывался Теобальд, — а у нее родился от Эдмунда ребенок, и они хотели обвенчаться, но я могу заплатить сейчас, ведь мы только что собрали урожай.
Уильям улыбнулся девушке.
— Дай-ка мне посмотреть твоего малыша.
Трясясь от страха, она широко раскрытыми глазами уставилась на него.
— Подойди. Дай мне его.
Хоть ей и было страшно, однако заставить себя отдать своего ребенка она не могла. Уильям подошел сам и осторожно взял на руки младенца. В ее глазах застыл ужас, но она не противилась.
Ребенок пронзительно заплакал. Уильям с минуту подержал его, затем схватил за ножки и резким движением, что было силы, подбросил вверх.
Девушка издала леденящий душу вопль, неотрывно глядя на кувыркающегося в воздухе младенца.
Растопырив руки, вперед рванулся Теобальд, пытаясь поймать внука.
Пока девушка, задрав вверх голову, вопила, Уильям схватил ее за вырез платья и разорвал его. У нее было розовое округлое молодое тело.
Теобальд благополучно поймал ребенка.
Девушка повернулась и собралась бежать, но Уильям схватил ее и швырнул на землю.
Теобальд передал малыша одной из стоявших в толпе женщин и взглянул на Уильяма.
— Поскольку мне не предоставили право первой ночи и не заплатили выкуп, я возьму то, что мне полагается, сейчас, — заявил Хамлей.
Теобальд метнулся к нему.
Уильям достал меч.
Теобальд остановился.
Уильям посмотрел на лежащую на земле, пытающуюся прикрыть руками свою наготу девушку. Ее страх возбуждал его.
— А после меня — мои рыцари, — осклабился он.
II
За три года Кингсбридж изменился до неузнаваемости.
Уильям не был здесь с той Троицы, когда Филип и его добровольные помощники расстроили задуманный Уолераном Бигодом план. В то время тут было лишь сорок или пятьдесят деревянных домишек, сгрудившихся вокруг монастырских ворот да разбросанных вдоль спускавшейся к реке раскисшей от грязи дороги. Сейчас же, подъезжая к деревне по полю, на котором колыхались волны спелой пшеницы, Хамлей увидел по крайней мере в три раза больше домов. Они коричневым кольцом окружили серые стены обители и полностью заполнили пространство от монастыря до реки. Некоторые из них были весьма внушительных размеров. В самом же монастыре появились новые каменные здания, а стены строящегося собора стремительно ползли вверх. На берегу реки соорудили два новых причала. Кингсбридж стал городом.
Облик этого места окончательно подтвердил подозрение Уильяма, которое с тех пор, как он вернулся с войны, постоянно росло в его сознании. Пока, вытрясая из должников деньги и терроризируя смердов, он объезжал свои владения, ему беспрестанно приходилось слышать разговоры о Кингсбридже. Туда уходили на заработки безземельные крестьяне, зажиточные семьи посылали в монастырскую школу своих сыновей, мелкие собственники продавали строителям собора яйца и сыр, а по церковным праздникам туда отправлялись все, кто только мог. Вот и сегодня праздник — Михайлов день, который в этом году пришелся на воскресенье. Было теплое утро ранней осени, погода для поездок стояла прекрасная, так что в Кингсбридже, очевидно, соберется масса народу. Уильям рассчитывал выяснить, что их так влечет сюда.
Рядом с ним скакали пятеро его слуг. Они неплохо поработали в окрестных деревнях. Слава о набегах Уильяма распространилась с невероятной быстротой, и теперь люди точно знали, что им следует ожидать от его визитов. При приближении Хамлея они отсылали всех детей и молодых женщин прятаться в леса. Уильяму нравилось наводить на крестьян ужас: это помогало держать их в узде. Теперь они точно знали, кто их господин!
Подъезжая к Кингсбриджу, он пустил коня рысью: в город нужно въезжать на скорости — это сильнее впечатляет. Люди в страхе шарахались в стороны, уступая дорогу бешено несущейся кавалькаде.
Не обращая внимания на сборщика пошлин, всадники прогрохотали по деревянному мосту, но начинавшаяся впереди узкая улица была перегорожена груженной бочками с известью телегой, которую тянули два огромных, неповоротливых вола, и кони рыцарей вынуждены были резко замедлить свой бег.
Двигаясь за телегой, Уильям с любопытством оглядывался по сторонам. Между старыми постройками поднялись новые, добротные дома. Он заметил харчевню, трактир, кузницу и лавку сапожника. Во всем безошибочно угадывались приметы достатка и процветания. Уильямом овладела зависть.
Однако народу на улицах было немного. Должно быть, большинство жителей были сейчас в монастыре.
Впереди своих рыцарей Уильям вслед за телегой въехал в монастырские ворота. Нет, не о таком въезде он мечтал и теперь беспокоился, как бы, увидя его, люди не стали смеяться над ним, но, к счастью, никто на него даже не взглянул.
В отличие от пустынного города, в монастыре кипела жизнь.
Уильям остановил коня и огляделся, стараясь понять, что к чему. Здесь было так много народу и происходило столько событий, что сначала он даже пришел в недоумение. Но затем представившаяся его взору картина как бы распалась на три части.
Ближайшая к нему — западная часть территории монастыря — являла собой рынок. С севера на юг тянулись ровные ряды, между которыми толкались сотни людей, покупавших еду, питье, шляпы, обувь, ножи, пояса, утят, щенков, котелки, серьги, шерсть, нитки, веревки и много-много других нужных и не очень нужных вещей. Было ясно, что торговля шла успешно, и все эти переходившие из рук в руки пенни, полупенсы и фартинги, очевидно, составляли огромную сумму денег.
Неудивительно, с горечью подумал Уильям, что в Ширинге рынок совсем зачах, когда у него есть такой процветающий конкурент в Кингсбридже. Налоги с торговцев и пошлины с ввозимых товаров, вместо того чтобы идти в казну графства Ширинг, теперь наполняют сундуки Кингсбриджского монастыря.
Но для устройства в городе рынка необходимо получить разрешение короля, а Уильям не сомневался, что у приора Филипа такого разрешения не было. Наверное, подобно нортбрукскому мельнику, Филип ждал, когда его схватят за руку. Вот только проучить его будет не так легко.
За рынком располагалась зона относительного спокойствия. В том месте, где в свое время была центральная часть старой церкви, под навесом возвышался алтарь, а стоящий рядом с ним седой монах, держа перед собой книгу, читал молитву. Позади алтаря ровными рядами расположились монахи, распевающие псалмы, однако их пение заглушалось разноголосицей рынка. Богомольцев было немного. Однако, конечно же, работа и торговля прекратятся к началу праздничной литургии.
В самой дальней части монастыря шло строительство собора. «Вот куда приор Филип вкладывает нахапанные денежки», — с тоской подумал Уильям. Стены поднялись на тридцать-сорок футов, и уже можно было разглядеть очертания окон и арок сводчатой галереи. Замысловатые, непрочные на вид деревянные конструкции облепили стены, словно гнезда чаек на отвесной скале. Строительная площадка была битком забита работающими. Уильям отметил, что выглядели они как-то странно, но через минуту понял, что его смутили их яркие одежды. Значит, они не были постоянными работниками — у тех-то сегодня выходной. Эти люди трудились добровольно.
То, что их будет так много, он не ожидал. Сотни мужиков и баб таскали камни, пилили бревна, катили бочки, носили речной песок — и все это они делали не за деньги, лишь во искупление своих прегрешений.
«Ловко все обтяпал хитрый монах!» — лопался от зависти Уильям. Люди, строившие собор, тратили деньги на рынке. А люди, приходившие на рынок, дабы получить отпущение грехов, несколько часов работали на строительстве. Воистину, рука руку моет!
Желая получше все разглядеть, он проехал к строительной площадке.
По обе стороны алтаря четырьмя стоящими друг против друга парами поднялись восемь массивных колонн сводчатой галереи. Издалека Уильяму показалось, что эти колонны соединялись округлыми арками, но сейчас он увидел, что это была лишь деревянная опалубка, построенная в форме арок, которая предназначалась для того, чтобы поддерживать каменную кладку уже настоящих арок, пока будет сохнуть строительный раствор. Опалубка покоилась на выступах, венчавших каждую из колонн капителей.
Параллельно сводчатой галерее вверх поднимались наружные стены боковых приделов, в которых уже угадывались правильные очертания широких окон. Между окнами из стен выпирали массивные контрфорсы. Посмотрев на торец незаконченной кладки, Уильям увидел, что стены, по сути, были двойными и их внутреннее пространство заполнялось осколками камней и раствором.
