Больше всего я волновалась из-за реакции Уильяма, боясь его осуждения. Гарри скопирует брата.
Мой мальчик оказался умницей, он успокоил:
– Когда стану королем, я верну тебе титул.
И вот наступил день развода… Пятнадцатилетний брак оказался завершен.
Зять Роберт Феллоуз, который немало полил воды на мельницу королевской семьи против меня, все же позвонил, чтобы пожелать удачи в этот трудный день.
– Как жаль, что волшебная история закончилась трагедией…
– Нет, всего лишь начинается новая глава!
Я действительно так думала тогда, думаю и сейчас. Ничего не могло продолжаться после стольких признаний, самым страшным из которых для меня было не признание в существовании Камиллы и их связи с Чарльзом, об этом я хорошо знала и без публикации подслушанного телефонного разговора, а выдержки из дневника Чарльза, где он признался, что никогда не любил меня и женился только, исполняя долг перед страной!
После развода
Тогда мне показалось, что моя жизнь только теперь начнется.
Я была права, но все получилось несколько не так…
28 августа 1996 года мы с Чарльзом были разведены. Семья, которой уже давно не существовало, распалась юридически. Почему до получения этих документов я словно была как-то связана? Не знаю, наверное, это наша привычка к бумагам.
Но свободной почувствовала себя чуть позднее и в большой степени благодаря Уильяму.
– Мама, зачем тебе платья, которые ты не носишь?
Да, у меня, как у любого другого члена королевской семьи или вообще леди, скопилось немало одежды высокого качества, которая использовалась обычно всего один раз. Жаль расставаться, но снова показываться где-то в роскошном платье, в котором танцевала с Джоном Траволтой в Белом доме, или в расшитом жемчугом белом костюме невозможно, многие мои наряды слишком приметны. Сжечь тоже жалко…
Выход подсказал снова Уильям:
– Продай все на аукционе, а деньги отдай на благотворительность.
Я вдруг поняла, насколько он прав! Носить что-либо вообще из того, что я одевала рядом с Чарльзом, больно и не хотелось, было большое желание освободиться от груза прошлых лет. Я очень хотела оставить себе только мальчиков.
На меня вылили немало грязи, укоряя в том, что при разводе обобрала бывшего мужа до нитки. Во-первых, это далеко не так, во-вторых, я должна иметь средства, чтобы хотя бы на каникулах создать приличные условия мальчикам, не в палатке же их держать, в-третьих, если человек мог оплатить немалые долги своей любовницы и уже второй год попросту содержать ее (Чарльз купил любовнице дом, оплачивает все ее очень немалые счета, одевает и кормит), то почему бы не делать это с матерью его детей?
Уильям был прав – от прошлого груза следовало освободиться.
Я связалась со специалистами аукциона «Christie’s» и пригласила к себе, чтобы отобрать то, что можно продать через этот аукцион. Мередит Этерингтон-Смит целый месяц почти каждое утро появлялась во дворце, чтобы помочь мне избавиться от платьев и составить каталог для аукциона.
Перебирая наряды, я просто ужасалась, а вместе со мной ужасался и Уильям:
– Мама!.. Это же так ужасно! Кто это купит? Разве это можно носить?
Чем больше я разглядывала свои платья прежних времен, тем больше понимала, что больше не хочу выглядеть вот так, хочу серьезно измениться. Особенно ужасно выглядели наряды времен начала семейной жизни, когда я старалась угодить вкусам двора и носила платья с огромными воротниками, широкими рукавами и разными оборками. Все это страшно расширяло меня. Наверняка, от формы платяного шкафа спасал только немалый рост.
Почему никто не подсказал, что это нелепо, некрасиво наконец!
Несколько нарядов отдавать просто не хотелось, например, белое платье с болеро, расшитое стеклярусом, или синее бархатное, в котором я когда-то танцевала в Белом доме с Джоном Траволтой…
Распродали, как ни странно, все, хотя мне тоже казалось, что есть платья, на которые и смотреть страшно. Дороже всех оценили то самое синее бархатное платье, в котором я танцевала с Траволтой. Его продали за 222 500 долларов!
Я знаю, что королевская семья была возмущена таким неприличным поведением. Дамы всегда отдавали свои наряды в комиссионный магазин и забывали об их существовании, а продавать с шумом на аукционе?.. Фи!
Но за это «фи!» мы выручили немало денег – больше трех миллионов. Конечно, наряды того не стоили, сыграло свою роль имя. Деньги были отправлены в Кризисный фонд СПИД и Раковый фонд Королевского Марсденского госпиталя. Деньги пришлись весьма кстати.
Неожиданная прибавка последовала от одного не слишком приятного дела. Некая газета (не называю ее, чтобы не делать рекламу), расписывая аукцион, высказалась в том смысле, что я неплохая финансистка, умудрилась положить в карман три миллиона за то, что другие просто выбрасывают. Это «положить в карман» меня возмутило настолько, что мы подали в суд и выиграли еще 75 000 долларов за моральный ущерб. Газета предложила перечислить средства прямо на благотворительность, но я отказалась:
– Нет, только мне. Я сама решу, в какую благотворительную организацию отправлю. И обязательно сообщу об этом в прессе.
Избавилась я и еще от одного.
Разведенным женщинам могу посоветовать: если для вас не столь уж важны вещи, которые остались после развода с мужем (конечно, не все могут себе позволить выбросить вещи, многие продолжают жить, пользуясь купленным совместно), уничтожьте их со вкусом, разбив, разорвав, изуродовав, даже если это хорошие вещи. Злость, которую вы выплеснете на эти остатки прошлой жизни, покинет вас навсегда. И без нее, без этой злости, жить станет намного легче.
Я разбила весь фарфор, на котором были наши с Чарльзом монограммы, «Диана плюс Чарльз» больше не существовало, надо было уничтожить и сервиз как напоминание!
– Баррелл, принесите мне мешок для мусора.
– Какой, мадам?
– Большой и крепкий. Если не очень крепкий, то два.
Он принес.
– Пол, пока я буду складывать, раздобудьте молоток.
– Какой?
– Тоже большой и прочный. И тоже лучше два.
Кажется, Баррелл уже понял, что именно я намерена делать. Он с сомнением покачал головой:
– Может, не стоит?
– Еще как стоит! Помогай.
Пол был откровенно смущен, ему явно никогда не приходилось бить дорогой фарфор. Мне, впрочем, тоже.
– Сначала вот так! – Я со всей силы грохнула тарелкой об пол. Во все стороны полетели фарфоровые осколки. – Пол, ты когда-нибудь ссорился со своей Марией с битьем посуды?
– Нет, упаси боже.
– Тогда бери и делай, как я.
Следующая тарелка полетела в стену. В комнату, привлеченный шумом, заглянул охранник. Я махнула рукой:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
