— Как прикажет господин, — отозвался Айра, но в голосе его позвякивало любопытство. Мальчик застенчиво объяснил:
— Это магическая вещь. Очень сильная. Я не знаю, зачем она... но лучше не рисковать.
«Сегодня день потерь, — горько думал Орешек, расстегивая пряжку. — Я потерял дом, невесту, друзей, власть... потерял возможность отомстить... и даже любимый меч... что уж тут жалеть о поясе!»
43
К воротам Найлигрима отряд прибыл ночью — как и планировал Айра, желавший обойтись без шума. Десятник спешился, перебрался через полузасыпанный во время осады ров, предъявил в открывшееся окошечко королевскую грамоту и потребовал, чтобы отряд был пропущен через территорию крепости тихо и без лишних глаз. Айра, хоть и был простым десятником, умел в таких случаях выглядеть грознее самого Каррао.
Грамота с королевской печатью и солидный вид командира возымели действие. Ворота распахнулись, мост опустился, по нему прогрохотала телега (прав был десятник, прав: не бывает земли без крестьянина!).
Но тут возникло внезапное осложнение: часовой осветил факелом лица сидящих в телеге пленников, узнал обоих и заявил, что по этому случаю надо разбудить дарнигара.
Айра такому желанию воспротивился, требуя тишины и секретности.
Второй часовой на всякий случай ухватился за веревку сигнального колокола, выжидая, чем кончится спор.
Юный Архан с интересом вслушивался в перепалку, запоминая новые для себя словосочетания.
Очень некстати заявилась женщина-десятник, обходившая посты, мигом вникла в ситуацию и поддержала часового: разбудить дарнигара! Для таких случаев как раз начальство и придумано! А лично ей, Аранше, неприятности нужны примерно так же, как пучок крапивы в штанах или ежик за пазухой!..
Ралидж дремал, опустив голову. Происходящее его не интересовало, хотелось лишь добраться до конца пути — и чтобы сняли веревки, натирающие запястья. Появление женщины ненадолго заняло его внимание. Взглядом знатока он окинул ее фигуру, неодобрительно хмыкнул и вновь задремал.
Орешек с тяжелым сердцем прислушивался к спору. Ему до боли стыдно было сидеть связанным в этой проклятой телеге на глазах у своих бывших бойцов.
Внезапно он поймал выразительный взгляд Аранши. «Только кивни, только бровью поведи — и я весь Найлигрим по тревоге подниму!» — вот что прочел Орешек в ее глазах, прочел так же ясно, как будто и впрямь обладал волшебным даром, который приписывали ему все в крепости.
Орешек чуть заметно покачал головой.
— А ну, проверь еще раз грамоту! — властно бросила Аранша часовому. А сама, воспользовавшись тем, что общее внимание было отвлечено на часового со свитком в руках, отошла на несколько шагов и очутилась возле телеги.
Небрежно поставив ногу в высоком сапожке на ступицу колеса, девушка начала поправлять подколенный ремень. Не поднимая головы, она тихо сказала:
— Чем я могу помочь моему господину?
Вей-о! Для кого-то он остался господином! Орешек кратко и точно описал изгиб реки и валун, похожий на голову великана.
— Я бросил в воду меч...
Не ответив, Аранша отошла от телеги.
— Да ну вас в костер, проезжайте уж... провожу вас до Южных ворот, чтоб заминки не вышло...
Телега со скрипом двинулась вперед. Орешек тихо порадовался удачному случаю. Когда его казнят, Сайминга останется в хороших руках...
* * *
Король так и не прибыл в Найлигрим. Вместо него примчался гонец с совершенно ошеломительным письмом.
Гарнизон и без того бушевал разбуженным драконом из-за внезапного исчезновения Хранителя, а потом его возвращения — связанным пленником.
Как и всегда в трудные мгновения жизни, солдаты дружно ринулись в кабак. Кабатчик, хитрая лисья морда, мог бы радоваться прибыли, если б не пришлось ему за свой счет чинить мебель, переломанную в постоянно вспыхивающих драках, и заменять перебитую посуду. Почему за свой счет? Потому что к наемникам, когда они в таком состоянии, даже Серая Старуха не рискнула бы сунуться насчет возмещения убытков!
То и дело из разных уст звучало предложение устроить Аранше «темную» — за то, что ночью не подняла тревогу. Весь гарнизон взялся бы за оружие! Уж они бы Хранителя в обиду не дали!
Ремесленники из «города» подвякивали солдатам: дескать, и они в стороне бы не стояли!
Араншу спасло от неприятностей то, что еще на рассвете она ушла на север с отрядом — отлавливать силуранских дезертиров. Сама, между прочим, напросилась. Сказала сотнику: мол, очень нужно...
Вернулась Аранша к вечеру. А незадолго перед этим в Найлигрим как раз и прибыл распроклятый тот гонец с распроклятым тем письмом.
Вот тут-то все и узнали, в чем обвиняют Хранителя!
Драки разом стихли. Люди ходили молчаливые, пришибленные, ужаснувшиеся до глубины души.
А дарнигар и шайвигар — те вообще впали в тихую панику, потому что приказано им было сдать дела достойным людям из числа сотников и немедленно отправиться в Ваасмир, дабы свидетельствовать на дознании. Дочь Клана Волка должна была ехать в Ваасмир вместе с ними.
Отъезд назначен был на следующее утро. Дарнигар и шайвигар провели эту ночь (свою, как они были уверены, последнюю ночь в этой крепости) совершенно необычным для себя образом: напились вдвоем до умопомрачения.
Вино открыло им глаза на то, с каким чудесным человеком каждый из них сейчас пьет. Оба не понимали, как раньше не разглядели друг в друге таких редких достоинств.
Харнат, припав к плечу своего лучшего друга, надрывным голосом делился воспоминаниями:
— Нас, батраков безземельных, знаешь, как дразнили? «Лошадь чужая, телега не моя, зато кнут свой!» Правильно дразнили. Прешта — она и есть прешта... нищета... И ведь сам понимаешь, как оно бывает: сегодня — батрак, завтра — раб! Скажет хозяин людям, что он тебя купил, и поди кому чего докажи... Ну, я на такую жизнь плюнул и в наемники подался. А теперь меня удавят на эшафоте... и не спорь! Раз я сказал — удавят, значит, удавят!..
Толстяк Аджунес смаргивал с ресниц слезинки. Он очень, очень понимал дарнигара. У него у самого, между прочим, две коровы вот-вот должны отелиться, одна — любимица, красавица, редкой кунтарской породы... А теперь его тоже удавят на эшафоте, он даже теляточек не увидит...
Наутро они двинулись в путь — оба хмурые, несчастные, с головной болью. Взглядами они старались не встречаться.
За ними следом ехала Арлина. Гордая, молчаливая, с застывшим лицом и сухими глазами. Дочь Клана привычно и уверенно держалась в седле, твердой рукой направляя лошадь по неровной горной дороге.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
