— Наши друзья покидают нас, — объяснил мне нойон. — Скажи им что-нибудь на прощание. У меня не хватит слов, чтобы сделать это как подобает.
Мимо нас, пошатываясь и спотыкаясь, прошли пятеро могикан с бутылками в руках.
— Нам пора уходить, — произнес один из мохауков. — Противно видеть храбрых воинов в таком состоянии.
Я согласно кивнул.
— Мой вождь Есунтай никогда не забудет вашу доблесть и отвагу. Пусть милостивый Хено обильно оросит ваши поля, пусть Три Сестры даруют вам щедрый урожай, а зима пролетит незаметно за рассказами о ваших подвигах.
Воины увели пленников; двое детей рыдали, отчаянно ухватившись за руки матерей. Но скоро они забудут эти слезы и полюбят Людей Длинного Дома, так же как когда-то полюбил я.
— Остальные тоже уйдут, — сказал я Есунтаю. — Им больше нечего здесь делать.
— Может быть, и так.
— Рассказов о совершенных подвигах хватит на несколько поколений вперед. Может быть, эти истории помогут им забыть, как с ними обошлись. Мне нужно поговорить с тобой, нойон.
— Хорошо. У меня тоже есть к тебе разговор.
Я повел его вдоль улицы к дому, в котором расположились мой сын, Арониатека и еще несколько вождей. Все они сейчас сидели на покрывалах возле камина. Гордые воины не захотели пьянствовать и отказались от блестящих безделушек, которые предложили люди Мишеля в ответ на требование увеличить их долю добычи. Они сдержанно поприветствовали нас, но не пригласили сесть вместе с ними.
Мы пристроились у стола в углу комнаты.
— Я поклялся служить тебе, Есунтай-нойон, — начал я, облокотившись на стол. — Но теперь прошу освободить меня от этой клятвы. Я хочу вернуться в Скенектади, к моим мохаукских братьям.
Он наклонился ко мне:
— Я ожидал этой просьбы.
— Еще я прошу тебя позаботиться о моей жене Елджи-гетай и сыне Аджираге. Жена не будет сильно тосковать, но сын, возможно, когда-нибудь спросит об отце. Мы с тобой вместе сражались, и я не хочу сбегать тайно. Но и пользы от меня больше не будет. Даже мой сын Сохайевага подтвердит, что я утратил вкус к войне. Ты ничего не потеряешь, отпустив меня.
— А что ты станешь делать, если монголы нарушат договор с мохауками?
— Думаю, ты знаешь ответ.
— Я помню слова договора: мир между нами продлится до тех пор, пока ты останешься братом для мохауков и одновременно — слугой хана. Если ты вернешься в Скенектади, то уже не будешь служить моему отцу.
— Ты можешь воспользоваться этим. Люди из Еке-Джерена не исполнили своих обещаний и показали, чего они хотят на самом деле. Надеюсь, ты…
— Послушай меня! — Пальцы Есунтая сжали мое запястье. — Я сражался вместе с твоим сыном и Арониатекой, и теперь они стали моими братьями. Они, а не тот сброд, что приплыл сюда с Мишелем-багатуром.
— Эти люди служат хану, твоему отцу.
— Они служат только своим прихотям, — прошипел он, — и давно забыли, какими должны быть истинные монголы.
Я вырвал руку из его захвата. Есунтай помолчал немного, а потом продолжил:
— Менгке-Кеке-Тенгри, Вечно Синее Небо, обещало нам власть над всем миром. Я рассказывал тебе о китайских мудрецах, утверждавших, что предки здешнего народа когда-то жили на нашей древней прародине. Я верю, что эти ученые были правы. Этот народ — наши потерянные братья. Они больше похожи на истинных монголов, чем те люди, чья кровь разбавлена европейской. Они должны править этой страной и создать свой улус,[72] который со временем может сравниться с нашим ханством.
— Ты говоришь как изменник, — заметил я.
— Я говорю правду. У меня было видение, Джирандай. Духи говорили со мной и показали две радуги, сомкнувшиеся в огромный круг. Те, кто долгое время был разделен, должны вновь соединиться. Когда здешний народ создаст свой улус, он доведет до конца дело, начатое моим предком Чингисханом. И возможно, тогда весь мир окажется под властью монголов. Если другие ханы не захотят принять новых братьев, придется заставить их склонить голову перед победителем. — Он перевел дыхание. — Неужели мы очистили эту землю от инглистанцев только для того, чтобы сюда хлынули новые толпы из Европы? Они забудут о своем хане, как наши люди забыли древнюю прародину. Они начнут бороться между собой за власть и натравливать здешние племена друг на друга, чтобы их руками решить свои разногласия. Я знаю, как предотвратить все это. И ты тоже знаешь. Нам предстоит еще одно сражение, перед тем как ты вернешься в Скенектади.
Я понял, что он задумал:
— Как ты собираешься взять Еке-Джерен?
— Мы должны захватить корабли Мишеля. Мои монголы смогут управлять ими. Но нам понадобится помощь мохауков. — Он взглянул на собравшихся возле огня вождей. — Передай мои слова своему сыну и Арониатеке, и будем начинать. Скоро твои братья избавятся от всех врагов.
Есунтай говорил о воинственных племенах, живших на другом краю света, постоянно враждовавших между собой, пока величайший из людей не собрал их всех под своими знаменами. Он рассказывал о еще более древних временах, когда другое племя покинуло родные горы, леса и степи и по узкому перешейку на далеком севере перебралось в новую неведомую землю. Он поведал о великом народе, избранном самим Небом, чтобы править миром, и о тех, кто в гордыне своей позабыл об этом предназначении. Завоевав множество стран, они в итоге перессорились между собой; великий монгольский улус распался на враждующие государства. Небо отвернулось от этих людей, но их братья с другого края света должны сами владеть страной, по праву им принадлежащей.
Когда я пересказал слова нойона по-мохаукски, первым отозвался Арониатека.
— Мы заключили договор с твоим народом, — напомнил он. — Ты предлагаешь нарушить его?
— Мы просим, чтобы вы помогли сыну нашего хана, нашему законному вождю в этих краях, — объяснил я. — Те, кто приплыл сюда, чтобы отнять у нас нашу победу, заберут себе землю, которую мы захватили у врага, а потом жадность погонит их дальше на север. Мишель-багатур и его люди в мыслях своих уже давно нарушили договор.
— Я был вождем своего клана, — сказал мой сын. — Когда мы возвратимся домой, я снова стану вождем. И мне известно, что записано на вампуме, хранящемся у наших мудрых стариков. Мы не нарушим мир до тех пор, пока мой отец Сенадондо продолжает быть нашим братом и при этом служить своему прежнему племени. Пока он остается нашим голосом в их совете.
— Я понял, что они мало прислушиваются к моему голосу, — ответил я. — Я не вернусь в Еке-Джерен и уже сообщил моему вождю Есунтаю, что намерен жить среди мохауков до самой смерти.
Мой сын встретился взглядом с нойоном. Какими похожими показались мне в это мгновение их глаза — холодные и непроницаемые, как у змеи.
— Мои сны подсказали, что отец приведет мне брата, — объявил мой сын. — И теперь я вижу брата, сидящего передо мной.
Я не сомневался, что он убедит других вождей согласиться с нашим планом.
Корабли мы захватили без особого труда: багатуры Есунтая подплыли к ним на баркасах и горстка застигнутых врасплох матросов быстро оказалась связана. Большая часть людей Мишеля оставалась на берегу, разместившись в доме командира инглистанского гарнизона и в соседних с ним зданиях. Они еще не пришли в себя после попойки, когда мы напали на них. Мишель-багатур и его приближенные удостоились почетной смерти удушением, без пролития крови; кое-кто из голландских и франкских моряков поспешно присягнул Есунтаю. Остальных пленных передали мохаукам, те привязали несчастных к столбам и подвергли пыткам, а потом сожгли. Город мы также предали огню.
Я плыл к Еке-Джерену вместе с Есунтаем. Мохауки и оставшиеся с нами могикане шли вдоль берега, ведя за собой инглистанских пленных. Когда мы достигли узкого пролива, отделяющего Еке-Джерен от соседнего большого острова, ни о чем не подозревающие жители города собрались на берегу, чтобы посмотреть, как корабли заходят в гавань. Стоявшие там на якоре суда не смогли оказать нам серьезного сопротивления, хотя один корабль мы все же потеряли. Затем под прикрытием темноты мохауки и могикане подплыли на каноэ к северной части острова, где располагались пастбища.
Еке-Джерен был в состоянии выдержать наши атаки. Монголы могли дождаться, когда нашим союзникам надоест осада, а ледяной ветер вынудит нас отвести корабли подальше от скалистого берега. Но слишком многие из них утратили боевой дух, а остальные решили, что лучше служить Есунтаю, чем погибнуть. Через две недели Еке-Джерен сдался.
Приблизительно половина багатуров присягнула Есунтаю, остальным отрубили голову. Могиканам поручили поселиться на развалинах Еке-Джерена, заключить мир с соседними племенами и следить за тем, чтобы ни один корабль из Европы больше не причалил к этому берегу. Пленных согнали в кучу, роздали мохаукским воинам и увели на север. Возможно, кто-то из них окажется достойным чести быть принятым в племя.