Далеко не сразу возникли гармония и слияние двух великих традиций – научного познания древнерусской культуры и народного исторического ее знания. Достижение этого – задача и заслуга последних десятилетий XX века – связано прежде всего с именем академика Д. С. Лихачева, труды и колоссальный авторитет которого стали одной из основ возвращения обществу его древней национальной культуры.
Книжные традиции, национальная идентификация и взаимодействие культур
![]()
Сегодня социально-культурное развитие большинства так называемых развитых стран оказалось в тисках парадоксального взаимодействия двух явлений, затрагивающих фактически все общества и государства.
С одной стороны, налицо глобализация финансово-экономической деятельности, политической жизни и культуры, наступление «массовой культуры», завоевывающей средства массовой коммуникации.
С другой стороны, в большинстве стран мира, в том числе в России, и на уровне гуманитарных наук, и на уровне общественного сознания растет понимание необходимости выработки представлений о национальной идентичности, создания теоретического обоснования, позволяющего сохранять и строить национальную культуру, национальную самобытность, неповторимость духовного богатства и творчество народов.
Очевидно, что и в основополагающем направлении взаимодействия культур – взаимообучении национальным языкам – важнейшей проблемой остается умение представить национальную идентичность своего народа, что невозможно сделать без апелляции к особенностям иной культуры, иной идентичности. В этом – одна из основ диалога культур, самой его возможности.
Страны Азиатско-Тихоокеанского региона объединяет принципиальное стремление и умение, активно обновляясь, опираться на национальные традиции. При обсуждении вопроса о роли русского языка и русской культуры в диалоге этих стран уместно поразмышлять об издревле сложившихся богатых традициях обучения языку и в государственной, и в церковной, и в социально-культурной жизни российских народов задолго до наступления Нового времени. Тем более что чрезвычайно устойчив расхожий миф об исторической невежественности этих народов. Он живуч не только за рубежами России. Отголоски его нередко можно найти по сей день и в сознании наших соотечественников.
Всякое обращение к культурным традициям средневековой Руси немедленно выводит на первое место такие понятия, как книга и книжная культура, ибо они лежат в основе изучения «длительных цивилизационных трансформаций». Ведь именно книга признана ключом к пониманию европейской культуры, развитие которой было обусловлено историческим развитием письменности[825]. В эпоху широкого распространения в обществе книжной культуры и использования печатной книги именно эти обстоятельства являлись не только признанными катализаторами общественной жизни, но и наиболее точным ее отражением. Тем самым книга – «идеальное» отражение и духовной, и житейски-бытовой сторон национального менталитета.
Наиболее четко, обобщая данные о «поле истории книги в XX веке», пишет об этих процессах академик Болгарской академии наук Анна Гергова: «Именно книжное самовыражение зафиксировало ценности и стремления народов, наций, цивилизационных общностей. Книга и письменная коммуникация являются факторами идентичности»[826].
Есть и вторая, хорошо известная причина кажущегося парадоксальным сегодня бурного роста интереса общества и науки к истории книги. Речь идет, естественно, о влиянии на судьбы книжной культуры современной мировой глобальной сети широчайших информационных коммуникаций. Уже первые шаги в развитии интернета вызвали у многих уверенность в скорой гибели книги, чего вовсе не произошло. Хотя в ряде важнейших направлений культуры, которые изначально обслуживала книга, например в образовании, возникли не только новые возможности, но и сложнейшие проблемы. Все это побуждает активнее изучать теоретико-методологические, социальные и исторические аспекты развития книжной культуры.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Неслучайно, обобщая работы этой тематики, В.И. Васильев приходит к выводу, что в науке еще не предложено общепринятого определения книжной культуры, «но складывается представление о книжной культуре как особом феномене, выступающем как продукт общественных процессов, важнейший фактор, стимулирующий развитие общества, цивилизации»[827].
В. И.Васильев проанализировал формулировки, предложенные исследователями проблемы, и счел наиболее удачным определение, близкое и автору данных строк. Оно принадлежит профессору С.А.Пайчадзе, который видит в понятии книжной культуры «уровень, достигнутый книжным делом в сочетании с исторически сложившимися традициями (курсив мой. – И.П.)», притом – «в конкретной стране», «на определенной ступени развития общества»[828].
Современная наука считает понятие «традиция» неотделимым от понятия «культура», без него невозможно обращаться к самому феномену культуры, в каком бы из многочисленных аспектов мы его ни рассматривали. Тем более когда мы изучаем книгу как важнейший фактор национальной идентичности. И в книговедении, и в исторической науке в целом применительно к книге русского Средневековья, а затем и церковнославянской книге Нового времени возник термин традиционная книга как основа по преимуществу древней русской книжной культуры – «вместилище вечных идей»[829]. Именно христианские традиционные «вечные истины» русской книги – один из путей национальной самоидентификации, преодоления «западного европоцентризма и восточного изоляционизма»[830]и в то же время – доказательство постоянного взаимодействия культур, получившего в книге и выражение, и устойчивую фиксацию[831].
В этом состоит и главная задача данной работы: поставить вопрос о книжных традициях прошлого на материале, особенно важном для филологического и исторического знания. Речь идет о книгах, используемых для обучения важнейшему фактору национальной идентичности – языку, этому универсальному инструменту сохранения и воспроизводства традиций собственной идентичности и взаимодействия с другими культурами.
Особенно хотелось бы подчеркнуть универсальный характер проблемы, о которой далее пойдет речь.
«Традиция – это естественная плоть культуры, в которую человек погружен, это и язык восприятия и выражения, – пишет А.Р.Нурутдинова, осмысливая мнение Кэндзо Тангэ о традициях японского общества. – Традиция – это часть реальности индивидуума так же, как и часть реальности общества»[832].
Блестящий знаток восточных культур, ученик св. Николая Японского академик Н. И. Конрад подробно исследовал особую роль традиции в жизни народов Дальнего Востока, подчеркивая, что подъем, рост и восприятие нового были в этих культурах «основаны на развитии традиции», на традиционализме[833]. Чтобы, говоря о книге для обучения, можно было утверждать появление традиций, «составляющих культурный потенциал общества», необходимо доказать факт широкого распространения книгопечатания в эпоху, о которой идет речь.
Исследования в области истории русской книги позволяют говорить о сложившихся уже достаточно рано в России прочных традициях постоянного внимания к изданию и повсеместному распространению книги для обучения и грамоте, и вере. Давно показано, что уже в XVIII в. «книга – детище культуры и главный ее строительный материал»[834].
