— Ваше разграничение слишком тонко для моего понимания, — ответил Мортон. — Всякая искорка жизни — от бога: и та, что теплится в мужике, и та, что теплится в государе; и кто расточительно и бессмысленно уничтожает созданное руками господними, тот должен, во всяком случае, отвечать за свои действия. Например, почему генерал Грэм относится ко мне в данное время более снисходительно, чем тогда, когда мы встретились с ним впервые?
— И в связи с этим, хотите сказать, вы избежали расстрела? — ответил Клеверхауз. — Извольте, отвечу вам с полною откровенностью. В прошлый раз я знал только одно, а именно, что имею дело с сыном круглоголового бунтовщика и племянником скаредного мелкого землевладельца-пресвитерианина. Теперь я знаю вас значительно лучше: в вас есть кое-что из тех качеств, которые я уважаю и в друге и в недруге. Со времени нашей встречи у леди Маргарет в замке я узнал о вас много нового, и вы, надо полагать, убедились, что мои осведомители были благожелательны к вам.
— И все же... — сказал Мортон.
— И все же, — прервал его Клеверхауз, угадывая ход его мыслей, — вы хотите сказать, что и теперь вы совершенно такой же, как тогда, когда я впервые вас видел? Это верно; но откуда мне было вас знать? Хотя, строго говоря, даже мое нежелание отложить вашу казнь показывает, насколько высоко я уже тогда оценивал ваши способности.
— Неужели вы надеетесь, генерал, — отозвался Мортон, — на мою признательность за подобные знаки вашего высокого уважения?
— Ну, ну, вы придира, — ответил, смеясь, Клеверхауз. — Я хотел сказать, что считал вас совершенно иным, чем вы оказались в действительности. Читали ли вы когда-нибудь Фруассара?
— Нет, — ответил Мортон.
— Я, пожалуй, не прочь, — сказал Клеверхауз,— упрятать вас месяцев на шесть в тюрьму, чтобы доставить вам удовольствие познакомиться с этим писателем. Его проза заражает меня большим пылом, чем любое поэтическое произведение. Благородный каноник! С какой подлинно рыцарской сдержанностью выражает он в прекрасных словах скорбь о храбром и знатном воине, гибель которого не могла не печалить, так он был предан своему королю, благочестив в чистоте своего сердца, отважен в борьбе с врагами и верен своей возлюбленной! И он оплакивает гибель такого перла, такого рыцаря среди рыцарей, независимо от того, принадлежал ли он к тому же стану, что сам Фруассар, или находился среди врагов! И вместе с тем этот любознательный и высокородный хронист совершенно равнодушно повествует о том, что там-то и там-то стерто с лица земли несколько сот подлого мужичья, созданного, чтобы весь свой век пахать эту землю; он относится к этому столь же бесстрастно или, быть может, еще бесстрастнее, чем Джон Грэм Клеверхауз.
— Кстати, в вашей власти, генерал, один пахарь,— сказал Мортон, — и за него, несмотря на все ваше презрение к его роду занятий, который, по мнению некоторых философов, не менее полезен для человечества, чем профессия воина, я смиренно пред вами ходатайствую.
— Вы имеете в виду, — сказал Клеверхауз, заглядывая в памятную книжку, — некоего Хетрика, Хеддерика или, погодите, Хедрига. Да, да... Кутберт, или Кадди, Хедриг, вот он где у меня. О, не беспокойтесь за него, только пусть он ведет себя как полагается. Леди из Тиллитудлема недавно уже просила о нем. Их служанка, кажется, выходит за него замуж. Он отделается совсем легко, если только его упрямство не помешает ему.
— Он, по-видимому, не притязает на мученический венец, — сказал Мортон.
— Тем лучше для него, — заметил Клеверхауз, — но, помимо того, если бы даже этому парню пришлось отвечать за более серьезные преступления, я все же не оставил бы его своею заботой, принимая во внимание безумную храбрость, с какою он бросился вчера вечером в наши ряды, моля прийти вам на помощь. А мое правило не покидать человека, проникшегося ко мне безотчетным доверием. Но, говоря по правде, он уже давно у нас на заметке. Хеллидей, подай-ка нашу черную книгу.
Сержант передал своему командиру этот печальной памяти список, в котором в алфавитном порядке были перечислены неблагонадежные лица. Листая черную книгу, Клеверхауз называл попадавшиеся ему имена.
— Гамблгампшен, священник, пятидесяти лет отроду, принял индульгенцию, замкнутый, скрытный и так далее. Так, так... Ага, вот он здесь... Хартеркэт, объявлен вне закона, проповедник, ревностный камеронец, устраивает сборища среди Кэмпсийских холмов... А, вот наконец и он! Хедриг Кутберт; его мать — пуританка чистой боды, сам он — простой и бесхитростный парень, отважный и деятельный, но не слишком тороватый на выдумку, руки лучше, чем голова, может быть обращен на путь истинный, но из-за своей привязанности к... (Здесь Клеверхауз посмотрел на Мортона, захлопнул книгу и переменил тон.) Верный и преданный парень — эти слова для меня значат многое. Можете о нем не заботиться, с ним все обойдется благополучно.
— И с такою душой, как ваша, — сказал Мортон, — вам не претит прибегать к средствам мелочной слежки за неизвестными вам людьми?
— Уж не думаете ли вы, что мы сами занимаемся этим? — высокомерно спросил Клеверхауз.— Это священники ради собственных целей собирают для себя материалы, чтобы управлять своей паствой, они отлично знают всякую паршивую овцу в своем стаде. А знаете ли вы, что я уже целых три года располагаю вашей характеристикой?
— В самом деле? — спросил Мортон. — Не разрешите ли ознакомиться с нею?
— Охотно, — сказал Клеверхауз, — теперь это не имеет значения, ведь вы не сможете отомстить священнику, поскольку вам, вероятно, придется покинуть на некоторое время Шотландию.
Это было произнесено тоном полного безразличия. Услышав слова, возвещавшие ему изгнание, Мортон невольно содрогнулся в душе, но, прежде чем он успел собраться с мыслями, Клеверхауз начал читать: «Генри Мортон, сын Сайлеса Мортона, полковника кавалерии шотландского парламента, племянник и прямой наследник Мортона из Милнвуда; образование получил поверхностное, но умен и решителен не по летам; отличается во всех телесных упражнениях; относится с безразличием к формам религии, однако склоняется, очевидно, к пресвитерианству; разделяет далеко идущие и опасные взгляды на свободу мысли и слова, представляя собой нечто среднее между свободомыслящим и фанатиком. Вызывает восхищение и пользуется влиянием среди сверстников; скромный, тихий, сдержанный, но в душе исключительно смел и непреклонен. Он... Здесь следуют три красных креста, мистер Мортон, что значит: трижды опасен. Теперь вы видите, насколько важной персоною вас считают... Но что нужно от меня этому парню?
В этот момент к ним приблизился всадник и вручил Клеверхаузу письмо. Пробежав его быстро глазами, он презрительно усмехнулся и велел гонцу передать своему господину, что пленные должны быть отправлены в Эдинбург и что другого ответа не будет. Когда всадник отъехал, Клеверхауз, скривив губы, сказал, обращаясь к Мортону:
— Вот еще один из ваших союзников, что покинули вас, или, было бы правильнее сказать, союзников вашего приятеля Берли. Послушайте, каков молодец: «Дорогой сэр (право не знаю, когда мы настолько с ним сдружились), не соблаговолит ли ваше превосходительство принять мои скромные поздравления...— да, скажу вам, — по случаю победы, осенившей знамена армии его величества короля. Учтите, что мои люди готовы преследовать и перехватывать беглецов и уже взяли некоторое количество пленных», и так далее. Подписано: Бэзил Олифант... Ведь вам знакомо имя этого человека, не так ли?
— Это какой-то родственник леди Маргарет Белленден, сколько я знаю, — ответил Мортон.
— Да, — сказал Грэм, — и наследник по мужской линии из рода ее отца, хотя он им, как говорится, десятая вода на киселе; и, кроме того, воздыхатель прекрасной Эдит, хотя и отвергнутый, как личность малодостойная. Но самое главное — он преданный и восторженный поклонник поместья Тиллитудлем и всего, что к нему относится.
— Он избрал плохой способ сблизиться с семьей Белленден, вступив в сношения с нашей злосчастной партией, — сказал Мортон, подавляя готовый вырваться вздох.
— О, этот бесценный Бэзил, мистер Мортон,— сума переметная, кто-кто, а он, поверьте мне, вывернется,— сказал Клеверхауз. — Он разошелся с правительством, потому что не ему присудили владения покойного графа Торвуда, которые его милость из своего собственного имущества отказал своей собственной дочери; он был недоволен леди Маргарет, потому что она не обнаружила ни малейшего желания отдать за него свою внучку; он разошелся во взглядах с прелестной Эдит, потому что ей не нравилась его долговязая, смешная фигура. Зато он вступил в тесную дружбу с Белфуром Берли и собрал целый отряд, чтобы оказать ему помощь, в надежде, что этой помощи не понадобится, то есть, что вы нас вдребезги расколотите. А теперь этот подлец делает вид, будто он только и помышлял, что о службе королю Карлу, и я убежден, что Тайный совет примет его объяснения за чистую монету, так как он найдет способ приобрести в нем друзей. Кончится тем, что несколько сот этих несчастных бездомных фанатиков будет расстреляно или повешено, а этот пронырливый негодяй останется невредимым, укрывшись плащом, сшитым якобы из его нерушимой верности и богато отделанным лисьим мехом бесстыдного лицемерия.
