— Простите, профессор, у меня невольно возникли два сравнения. Первое — из восточной мифологии. У индусов, как вы, конечно, знаете, есть слово «аватара»...
— Когда божество спускается на землю, воплощается в смертное существо, чтобы «спасти мир», восстановить закон и добродетель, — перебил меня Куртье. — Что ж, сравнение весьма лестное. Ненавижу зло! Зло, которое порождает как отдельный человек, так и целая большая группа людей, из-за чего миллионы других обречены на голод, безработицу, нищету. Я считаю, что голод и нищета не обязательны для человечества... Я создал машины, с помощью которых можно было бы ликвидировать наступающий энергетический кризис, но дать людям эти машины я не могу — их уничтожат, а заодно и меня с моими сотрудниками... Ну а второе сравнение?
— Моя бабушка Александра, которую вы хорошо знали, рассказывала мне об одном русском богатыре, его звали Илья Муромец. Это был человек необыкновенной силы, он всегда побеждал своих врагов. Но однажды ему предложили поднять с земли небольшую сумочку. Он попытался это сделать, но надорвался и умер. В той сумочке была заключена вся земная тяжесть.
— Понял, Виктор. Ты хочешь сказать, что я взялся за дело, которое одному человеку поднять невозможно. Может быть, ты и прав. Но ничего не делать тоже нельзя! — Куртье остро взглянул на меня. — Моя большая любовь к человечеству, Виктор, не исключает безжалостной борьбы с теми, кто становится на моем пути и, как хищник, затаившийся в зарослях, приготовился к прыжку, чтобы запустить свои когти в мой затылок. Таких я вынужден уничтожать. В конце концов жизнь есть борьба, и нужно уметь постоять за себя и свои идеалы. Все это я говорю потому, что сегодня тебе предстоит участвовать в операции, которая закончится убийством людей — тех самых, которые заслали к нам Леграна. Если мы не убьем их, они уничтожат нас. Я не спрашиваю твоего согласия, Виктор, я открыл тебе очень много, и теперь ты можешь быть только с нами...
— Хорошо, — выдавил я, подумав про себя: «А что бы произошло, скажи я «нет»?»
Впрочем, я неожиданно ощутил, что люди, заславшие к нам лазутчика, скорее всего, гангстеры, а поэтому и мои личные враги. Куртье, по-видимому, великий ученый, и то, что он сделал в науке, достойно всяческого поощрения, а не уничтожения. К тому же я с детства ненавидел бандитов, гангстеров — всех тех, кто, пользуясь силой, навязывает свою волю слабым и глумится над ними. И я немало получил в жизни синяков, заступаясь за беззащитных.
Однажды мне пришлось участвовать, вопреки своему желанию, в довольно серьезной истории. Я учился в университете и как-то вечером провожал домой сокурсницу. Дело было в шестнадцатом округе Парижа. Мы вышли из метро и углубились в тихий, безлюдный переулок. Обычно в этом квартале не хулиганят: здесь живут богатые, респектабельные люди. Внезапно из какой-то ниши в стене перед нами возникли трое. Сначала я подумал, что они пришли, скорее всего, из Булонского леса, находившегося поблизости, где, видимо, рыскали в поисках неожиданной добычи. Они были пьяны и с собой у них были ножи. Упиваясь своей силой, наглостью и безнаказанностью, они прижали нас к стене. И только тут я заметил на противоположной стороне улицы тихо урчавший «ситроен» последней модели. «Это не шпана из Булонского леса, — пронеслось в голове. — Это бандитствующие «сынки», ищущие острых ощущений».
Я знал эту публику — наглые, трусливые и безмерно жестокие, они могли пойти на бессмысленное убийство.
— Вот что, юноша, — заявил тот, кто был в центре, — мы заберем у тебя всего-навсего кошелек и твою курочку. Кошелек ты вынешь из кармана добровольно. Курочка пойдет с нами также добровольно. Ничего плохого с точки зрения развития человечества мы ей не сделаем, — и он довольно загоготал.
Меня стало трясти. Это еще больше развеселило нападавших. Тогда я полез руками в правый и левый боковые карманы куртки, якобы в поисках кошелька; неожиданно вынул маленькие черные пистолеты и выстрелил в лица тех, кто стоял слева и в центре. Пистолеты были всего лишь безобидной имитацией вальтера и заряжались шестью пистонами каждый. Из них нельзя было ни убить, ни даже ранить. Однако в их стволах находился картонный патрон со слезоточивым порошком, который при выстреле распылялся метра на два вперед. Оба бандита взвыли от острой боли в глазах, а я сделал шаг вправо и, наставив теперь уже абсолютно безобидные пистолеты на обалдевшего третьего, резко ударил его ногой в низ живота. Он охнул и опустился на тротуар. Все это произошло молниеносно. Схватив свою спутницу за руку, я бросился к урчавшему «ситроену», почти втолкнул перепуганную девушку в машину, сел за руль и резко рванул с места. Через несколько кварталов я остановил машину недалеко от площади Этуаль, помог выйти своей спутнице, стер платком отпечатки пальцев на руле и ручках двери, а ключи от автомобиля выбросил в водосточную канаву. Когда мы спустились в метро, я объяснил девушке, что сегодня ей лучше переночевать у какой-нибудь родственницы, а маме, чтобы не тревожилась, позвонить по телефону...
— Сейчас я вызову Жоржа, — прервал мои воспоминания Куртье, — и он объяснит тебе, что следует делать.
Белокурому парижанину Жоржу Ривэ я симпатизировал. Мы с ним иногда совершали совместные прогулки (думаю, у него было задание профессора подружиться со мной) и болтали о всякой всячине. Парень он был веселый, знавший массу занимательных историй из парижской жизни, начиная от Бурбонов и кончая нашими днями. Когда мы с ним вышли от Куртье, на лужайке перед домом нас уже ждала двухместная «стрекоза». Мой спутник уверенно взялся за штурвал, и мы плавно поднялись в воздух. Через несколько минут Жорж мастерски приземлил аппарат на небольшой ровной площадке. Это была верхняя часть скалы, нависавшей над шоссе, по которому мы ездили в Блуа. Внизу, метрах в тридцати, шоссе с одного бока вплотную прижималось к скале, с другого обрывалось вниз метров на сто. Жорж достал портативную рацию и открыл лежавший в кабине чемоданчик, в котором оказалась карта местности и какой-то прибор, напоминавший большой духовой пистолет.
— Наверно, уже скоро, — озабоченно произнес он, взглянув на часы, и достал штатив и круглую, похожую на поднос подставку.
Привинтив к штативу «духовой пистолет», Жорж прочно укрепил его на подставке. Дуло оружия было направлено вниз, на участок шоссе.
Через некоторое время в наших транзисторах прозвучала тоненькая трель колокольчика.
— Сигнал, что едут в нашу сторону, — негромко сказал Жорж. — Подымись вон на тот уступ и, как увидишь на дальнем повороте шоссе автокран, дай мне знать.
Я взобрался на уступ и вскоре заметил автокран с длинной стрелой. Он приближался с довольно большой скоростью. Дорога шла под уклон и делала резкий поворот влево. Справа был обрыв. Автокран начал притормаживать. Я оглянулся на Жоржа и сделал знак: «Едет!» Жорж прильнул к оптическому устройству «пистолета». Раздался тихий рокот. Я снова посмотрел вниз. Автокран двигался как ни в чем не бывало. Вот он достиг поворота, но вместо того, чтобы повернуть налево, пошел прямо и через секунду полетел вниз, в пропасть.
