Итак, собираясь поразмышлять о жизни и о событиях последних дней, я приблизился к скамейке около «каменного сада», когда обнаружил, что место занято. На скамейке сидела симпатичная светловолосая девушка в белом платье и белых туфлях. Она читала и не замечала моего появления.
Я хорошо помнил результаты последних социологических опросов, опубликованных в модном парижском журнале. Социологи утверждали, что в нынешних молодых людях современные девицы больше всего не любят нерешительности. «Мужчина должен быть мужчиной» — такой вывод делали журналисты.
Вооруженный новейшими социологическими данными, я решил сразу же познакомиться с симпатичной блондинкой, презрев условности, принятые в английском аристократическом обществе. Вообще-то я не страдаю комплексом излишней скромности. У меня свой собственный взгляд на это человеческое качество. «Опасайтесь скромных людей, — говаривал мой школьный учитель, — никогда не знаешь, чего от них ожидать...» Учитель считал, что скромность — это нередко консервативное выражение тщеславия. В поддержание этого тезиса он обычно приводил из истории примеры «скромности» древних королей и императоров, которые подчеркнуто просто одевались и демонстрировали неприхотливость в быту, но одновременно обожали иметь пышную охрану и ставить себе при жизни исполинские памятники.
Итак, всячески осудив в душе скромность и застенчивость, я подошел к незнакомке и вежливо поздоровался. Девушка спокойно и приветливо посмотрела на меня.
— Здравствуйте, — сказала она. — Меня зовут Жаклин. А вы, наверное, мсье Виктор. Я слышала о вас от своих подруг.
Я уже собрался было весело спросить, что хорошего и что плохого рассказывают про меня ее подруги, как вдруг осекся. Сидевшая передо мною девушка оказалась не просто симпатичной, она была невероятно красивой. И это был тот самый тип красоты, от которого я мгновенно теряю голову, самообладание, уверенность в себе. Я встречал его дважды в своей жизни. И оба раза не мог заинтересовать собой понравившихся мне девушек. Вообразите стройных блондинок с большими серыми глазами, тонким точеным носом, безупречным овалом лица и длинной шеей. Один раз это была полька, другой — англичанка. И для той и для другой я был неинтересен, и я не мог бы уверенно ответить почему. До сих пор я тешу себя мыслью, что обе были просто крайне нелюбознательными. Зато они были практичны и точно знали, что именно нужно им в жизни. Поэтому и с первой и со второй мне пришлось расстаться, даже толком не познакомившись. Кажется, обе видели во мне прекраснодушного мечтателя или современного Дон Кихота. Ни в мечтателях, ни в странствующих рыцарях они не нуждались.
И вот я смотрел во все глаза на третью «девушку моей мечты» и не знал, что сказать.
— Что-нибудь не так, Виктор? — улыбаясь, прервала она молчание. — Вы действительно Виктор?
— Я действительно Виктор. И я боюсь сказать что-нибудь неудачное, что могло бы повредить нашему знакомству, — обезоруживающе брякнул я.
Девушка рассмеялась.
— Присядьте, пожалуйста! — сказала она. — И если хотите, давайте поговорим.
Я согласился.
Так состоялось наше знакомство. К моему удивлению, Жаклин вела себя удивительно просто и благожелательно, так, как если бы мы были хорошо знакомы много лет. Меня это поражало, я не привык, чтобы девушки с такой внешностью были простыми и добрыми. Лишь через какое-то время я понял, что за простотой и благожелательностью Жаклин стояли высокая культура и добрые отношения в ее семье. Девушка была очень хорошо воспитана. Теперь это, увы, редкость. Впрочем, внутренняя мягкость и доброжелательность не мешали Жаклин быть исключительно твердой в принципиальных вопросах, в чем я смог убедиться позже при совместной работе. Примером се стойких жизненных взглядов было и то, что она не курила. Кажется, это была единственная некурящая женщина среди наших сотрудниц. Неоднократные попытки подруг-искусительниц прельстить ее сигаретой ни к чему не привели.
Во время третьей встречи я сказал Жаклин:
— Мои отношения с девушками, которые мне нравились, всегда кончались неудачей. Наверное, потому, что я всегда торопился выяснять отношения.
— А с девушками, которые вам не нравились? — лукаво перебила она меня.
— С ними было легче, — несколько смутился я. — Беда только, что по отцовской линии мне достался очень сердобольный характер. Мне попадались, как правило, хорошие девушки, и я постоянно боялся нанести им душевную рану. И вообще, по мужской линии у нас в роду все бабуины.
— Кто-кто? — переспросила Жаклин.
— Бабуины. Знаете, в стае обезьян-бабуинов всегда есть один на сотню, у которого повышенное чувство ответственности за других. Это своеобразные альтруисты. Обычно такой бабуин не спит, когда вся стая дремлет. И он первым замечает подкрадывающегося леопарда, первым поднимает крик, спасая стаю, и первым попадает в когти хищника. Альтруист погибает первым, но благодаря ему стая продолжает жить. В нашей семье таких альтруистов называли бабуинами. И все наши мужчины попадали под это определение. Я не хвастаюсь, скорее, это всевышняя кара на наш род. Многие мои предки по отцовской линии погибали очень рано.
— Ничего себе наследственность! И вы это рассказываете девушке, которая, судя по всему, вам нравится!
— Прямота также всегда была нашей наследственной чертой. Я вижу тебя всего третий раз, Жаклин (я неожиданно для себя перешел на «ты»), и я не из тех, кто теряет голову или влюбляется в любую красивую девушку. И пусть я сделаю глупость, но честность всегда была лучшей политикой: я готов был предложить тебе руку и сердце после первой нашей встречи.
Жаклин посмотрела мне прямо в глаза немного грустно и насмешливо.
— Ничего себе объяснение в любви! За девушками надо ухаживать, Виктор, создавать интимную атмосферу: полумрак, музыка, коктейль, танцы, а потом в нужный момент: «Вы самая красивая» или даже «Я вас люблю». А ты сразу бряк — при солнечном свете, никакой романтики! Но ты не отчаивайся! Дело в том, что ты мне нравишься, а я редко, кажется, ошибаюсь в людях, точнее, в их главном качестве — порядочные они или нет. Давай попробуем дружить, кто знает, может быть, из нас и получится хорошая пара. Я девушка старомодная, мне двадцать один, а увлечений у меня никаких не было, если не считать прыжков в воду с десятиметровой вышки...
И она весело рассмеялась. В этом была вся Жаклин. Она боялась фальшивой патетики и не могла не закончить признания с юмором. Наверное, поэтому я и выбрал объяснение в солнечный день на открытом воздухе. Любой интим в полумраке она могла высмеять.
