Когда по салонам разнеслась весть, что княгиня уехала в Испанию, многие были на нее злы, не в силах простить ей столь неслыханную уступчивость. Все с большой надеждой ожидали скандала, новой вспышки сплетен — и вдруг Кристина так их подвела…
XXIV
Вечером к зданию оперы подкатила следом за другими карета майората. Из нее вышли княгиня Подгорецкая, пан Мачей, Стефа и панна Рита. Майорат и Трестка прибыли раньше.
Когда все вошли в ложу майората, уже воцарилась темнота. Вот-вот должен был подняться занавес. Стефа сидела меж княгиней и панной Ритой, пан Мачей, майорат и Трестка — за ними. Оркестр заканчивал увертюру.
В зале тихо шелестели женские платья и слышались шепотки.
Занавес поднялся. Давали польскую оперу «Графиня».
Сердце Стефы учащенно билось, на душе было чуточку неспокойно. В полутьме она увидела напротив Барскую с отцом и компаньонкой. С ними сидел и Занецкий. Все ложи заполняла аристократия. Случайно так вышло или Вальдемар умышленно привез их на сегодняшнее представление? Должно быть, нарочно — Стефа вспомнила, что Вальдемар перед отъездом в оперу оглядывал ее наряд с необычайным вниманием. Сегодня на ней было платье из белого газа, изящно украшенное золотой тесьмой. В волосах — золотая ленточка, к лифу приколот букетик фиалок с бледно-зеленой травой. Никаких драгоценностей.
Наверняка Вальдемар знал, что сегодня здесь соберется высшее общество. Хорошо это или плохо? Стефа волновалась, так и не ответив для себя на этот вопрос. Она смотрела на поющих артистов, занятая собственными мыслями.
Вальдемар это заметил, наклонился к ней и шепнул:
— Ты обеспокоена… Что случилось? Она ответила шепотом:
— Посмотри, все ложи переполнены…
— Вижу, аристократия льется через край. Но при чем тут мы? Нас это не касается.
Стефа опустила глаза.
— Тебя это заботит?
— Да, — прошептала она, не в силах что-либо скрыть от него.
Вальдемар взял ее за руку:
— Не нужно беспокоиться. Я специально сделал так, чтобы все сегодня увидели нас вместе. Сколько можно прятаться? Через два месяца свадьба. Они должны почаще видеть тебя. Ты сегодня очаровательна! Пусть дивятся.
Стефа улыбнулась:
— Посмотри на сцену — граф рассматривает наряд Дианы.
— Она не красивее тебя.
— Но как играет! Какой голос!
— Да, мастерски изображает аристократку начала девятнадцатого столетия. Т-с! Они переживают решающую минуту!
— Кто?
— Влюбленные рядом с нами…
Его усы коснулись щеки Стефы. Она затрепетала, жар растекся по ее жилам, щеки и шея порозовели. Ноздри Вальдемара вздрагивали, глаза пылали, страсть читалась в полумраке на его лице. Он вдыхал нежный, едва уловимый запах духов, которые сам для Стефы выбрал. Словно охваченный безумием, стиснул в ладони ее веер, смотрел, как изящно лежат на стройной шее темно-золотистые локоны, как вздымается часто грудь девушки. Ее близость опьяняла его. Глядя на заливший щеки Стефы румянец, Вальдемар прошептал:
— Сколько пыла обещает этот пламень!
Стефа покраснела еще сильнее.
— Прелесть моя!
Занавес опустился. Вспыхнули люстры.
Вальдемар пришел в себя. Стефа, жмуря глаза от яркого света, посмотрела на Риту и Трестку и увидела, что они чем-то взволнованы.
Загремели аплодисменты. Певица кланялась публике.
В театре сделалось шумно. Люди вставали с кресел. В ложах так и мелькали черные фраки входящих и выходящих мужчин. Заиграл оркестр.
— Все смотрят на вас, — сказала княгиня Стефе. Стефа смешалась, взяла с барьера букет орхидей и прижала его к губам.
Вальдемар склонился к ней:
— Родная моя, будь смелее…
Стефа улыбнулась ему и ощутила внезапный прилив энергии.
— Хорошо, буду смелой…
— Золотая моя!
— Посмотрите во второй ряд кресел, — сказала панна Рита. — Там кое-кто знакомый, вон тот смазливый молодой человек с бутоньеркой.
Стефа и Вальдемар посмотрели туда. Стефа отшатнулась.
— Пронтницкий! — сказал Вальдемар.
— Где? Где? — вытянул шею Трестка. Панна Рита показала ему взглядом:
— Я его сразу узнала, а он нас еще не заметил. Воображаю его физиономию, когда…
— Ему наверняка покажется, что крыша на голову упала, — закончил за нее Трестка.
— Ах, оставьте! — сказала Стефа. Но Рита продолжала:
— Он наверняка ошалеет при виде бывшего патрона, с которым ему, кстати говоря, очень не повезло…
Вальдемар пожал плечами:
— Панна Стефания права — оставьте его в покое. Ему наверняка будет не по себе…
Театральный бинокль Пронтницкого переместился с амфитеатра на ложи.
Внезапно молодой человек вздрогнул, опустил бинокль, смотрел, не веря собственным глазам, побагровев так, словно получил пощечину.
Стефа! Несомненно, Стефа! В окружении знакомых ему аристократов, и рядом с нею — сам майорат!
Лишь теперь Пронтницкий заметил, что в ту же сторону обращено множество глаз, услышал перешептывания и невольно сам обернулся к соседу:
— Простите, кто это вон там?
— Как, вы не знаете? Это невеста майората Михоровского. Красотка, верно?
Пронтницкий онемел.
Значит, эти смутные слухи оказались правдой? А ведь он поначалу не верил… Он не переписывался с отцом и ничегошеньки не ведал о случившемся в Ручаеве обручении. Он настолько удивился, что застыл, как столб. Трестка, следивший за каждым его движением, тихо засмеялся.
Встретив взгляд Вальдемара, Пронтницкий опомнился, забрал шляпу и направился к выходу, изображая полнейшее равнодушие, но по-прежнему красный до ушей.
Проходя мимо ложи, он элегантно раскланялся. Все склонили головы в ответ, вежливо, но без тени улыбки — так здороваются с теми, с кем не поддерживают никаких отношений. Только Трестка состроил комичную физиономию. Изо всех сил стараясь казаться спокойным, Пронтницкий вышел из зала.
Больше о нем в ложе не говорили.
Вальдемар сказал:
— Пойду навещу знакомых. Принести дамам прохладительные напитки?
— Нет, спасибо, — сказала Стефа.
Майорат и Трестка вышли. Стефа стала открывать белую атласную коробку конфет, преподнесенных ей Вальдемаром.
Теперь она чувствовала себя совершенно свободно, разговаривала с княгиней и паном Мачеем, не обращая внимания на бинокли и лорнеты, направленные на нее со всех сторон. Княгиня радовалась ее непринужденности.
Панна Рита молчала, отодвинувшись в глубь ложи. Одетая в декольтированное платье, она сонно обмахивалась веером, не обращая внимания на ложи и шумящий внизу партер. Подаренные Тресткой конфеты лежали у нее на коленях, она так и не открыла коробку.
К ним вошел Брохвич и весело заговорил:
— Ну, как вам «Графиня»? Великолепно, правда? Панна Стефания, не будет ли чересчур смело с моей стороны попросить у вас шоколадку? Мерси! Что за орхидеи! А платье! Вы сегодня — украшение театра. Где же майорат? Ах, навещает знакомых! А вы заметили, Занецкий уже держится как обрученный жених. Забавно! Он пыжится, а графиня к нему весьма холодна…
