числа выросли такие деятели, как член совета директоров делового банка Schroder Wagg и председатель совета директоров Pressed Steel Алекс Эйбел Смит, седьмой председатель совета директоров Hambros Bank лорд Чарльз Хамбро и председатель совета директоров De Beers Джулиан Огилви Томпсон.)
Так что, перейдя в 1935 г. из Cull and Company в Rowe & Pitman — как раз тогда, когда Клод Дэнси, Ричард Майнертцхаген, Т. Е. Лоуренс и другие приступили к реорганизации британской разведки и созданию глубоко законспирированной Организации Z, — Ян Флеминг, скорее всего, был принят в структуру, готовую ввести его в международный круг посвящённых партнёров (например, коллега Лэнси Смита и племянник одного из первоначальных учредителей Rowe & Pitman Гуго Питман выезжал вместе с Яном Флемингом в Нью — Йорк и там знакомил его лично с партнёрами его семейного банка Морганами; начавшаяся тогда дружба Морганов с Яном Флемингом продолжалась потом вплоть до его смерти), а также обеспечить ему «крышу» и приличный заработок, закрывая при этом глаза на его бесконечные отлучки и разъезды[739] и полную неэффективность как брокера. Об этом свидетельствует то, что фирма приняла Флеминга сразу на должность партнёра без всякого подготовительного срока и продолжала платить ему его обычную зарплату партнёра на всём протяжении войны, а также то, что он продолжал участвовать в заседаниях партнёров и после войны, когда уже работал в газетном концерне своего друга лорда Кемсли: ни один «самый бестолковый брокер» никогда бы ничего из перечисленного не удостоился.
В результате Ян Флеминг стал окончательно своим на самом верху уже не английского, а англо — американского истеблишмента и за четыре года работы под началом опытнейших Клода Дэнси, Ричарда Майнертцхагсна и братьев Смитов набрался того самого опыта, без которого невозможно ни написать методичку для проведения спецопераций, ни эффективно заменять во всём своего начальника на самом верху, на международном уровне. Один из сослуживцев Флеминга в штабе британских ВМС вспоминал, с какой лёгкостью Ян решал самые сложные и деликатные вопросы с представителем американских разведслужб в Лондоне. Объяснялось всё просто: этим представителем был такой же, как Ян, молодой выходец из такого же, как дом Флемингов, американскою дома Асторов. Ян со всей очевидностью занял то же место, что в своё время занимали его наставники Клод Дэнси и Ричард Майнертцхагсн.
Наконец, собственно принятие Флеминга на работу в качестве личного помощника адмирала Годфри случилось после собеседования, которое Годфри в конце мая 1939 г. провёл за обедом в ресторане Carlton Grill в присутствии отставного адмирала Обри Смита — брата Лэнси и бывшего заместителя предшественника Годфри на посту начальника разведки ВМФ адмирала Холла, а также Ангуса МакДоннелла — предпринимателя и политического деятеля, имевшего тесные связи с разведслужбами. По результатам собеседования Ян получил приглашение пройти испытательный период и через несколько недель был зачислен в чине капитана — лейтенанта в Особый отдел Королевского военно — морского резерва добровольцев (RNVR). Ещё через месяц Ян был зачислен на свою должность при адмирале Годфри постоянно, а ещё через несколько месяцев был вне очереди повышен в звании до командора (капитана второго ранга) — и уже в этом приличествующим его статусу качестве оставался на своём месте все долгие шесть лет, до самого конца войны.
В КАЧЕСТВЕ постскриптума к этой главе хочу добавить красноречивую цитату из книги воспоминаний Айвара Брайса:
Зимой (1938–1939 гг. — А. Б.) посвящённые, как и Ян, в государственные секреты люди готовились к войне.
На войне как на войне, или Это невозможное военное искусство
В английском языке есть термин warfare, который в своём первом и главном значении с трудом поддаётся переводу на русский язык одним словом. Скажем, не вызывают сомнений и в целом правильно понимаются принятые сегодня термины «ядерная война», «биологическая война», «химическая война» (nuclear, biological, chemical warfare). Может быть, уже не настолько просто, но тоже в целом более или менее правильно понимается термин «экономическая война» (его приняли на замену термину «блокада» специалисты британского Центра сбора промышленной информации — Industrial Intelligence Center, I.I.C., разрабатывавшие в конце 1930‑х гг. новую концепцию «тотальной» войны). И даже выдуманный уже совсем недавно термин «гибридная война» — и тот в целом понятный и точный.
Но уже гораздо менее точно воспринимается «психологическая война» (psychological warfare): для её обозначения ещё и сегодня часто используют слово «спецпропаганда» или — более узко и профессионально — «активные мероприятия», хотя psychological warfare ни тем ни другим отнюдь не ограничивается.
И уже совсем невнятно звучит по — русски «политическая война» (political warfare). Она в результате по сравнению с «горячей» войной воспринимается как нечто вполне безобидное, хотя на самом деле ничего безобидного в ней нет. Наоборот, это весьма грозное и смертоносное — боевое — оружие.
В энциклопедических словарях английского языка главное значение слова warfare определяется примерно так: комплекс предпринимаемых действий и используемых средств, в сумме образующих тот или иной метод ведения войны. Соответственно, скажем, conventional warfare — это ведение войны традиционным способом с соблюдением международно признанных правил, a guerilla warfare — это партизанщина.
Естественно, возникает соблазн по аналогии предположить, что political warfare — это ведение некоего отдалённого подобия «войны» некими более обычного напористыми политическими способами и средствами. Но поддаваться этому соблазну не следует, потому что в данном случае определение political квалифицирует не способы и методы, а цель. Political warfare — это борьба государства за достижение не военной, а политической цели в мирных условиях (которая, будучи достигнута, может поспособствовать так или иначе достижению целей военных, если одновременно государство ведёт и «традиционную» войну). Но эта борьба радикально отличается от традиционной политической борьбы; и точно так же она отличается от традиционной войны. Отличается тем, что её методы и средства не являются ни политическими, ни военными в привычном нам понимании.
Вот в силу этой особенности political warfare и выделена как отдельный, ни на какой другой не похожий тип ведения войны. Тип, который никак не регулируется международным гуманитарным правом (т. е. общепризнанными правилами ведения войн и обращения с военнопленными и с гражданским населением — «некомбатантами»), поскольку используемые методы и применяемые средства не просто не предусмотрены ни в одном военном учебнике, а вообще в силу специфики занятия должны быть каждый раз уникальной импровизацией. И одновременно этот тип никак не регулируется и внутренним законодательством, а точнее, чаще всего вообще подпадает под действие уголовного права, поскольку всякий раз направлен на причинение ущерба, в том числе летального, противной стороне, физическим лицам, а также на понуждение их
