— Эй, вы! — кричал смотритель.
Лорд Эмсворт очнулся и невероятно загрустил.
— Простите, мой дорогой… — сказал он, вылезая обратно.
Смотритель произнес длинную и пылкую речь. Лорд Эмсворт пытался что-то вставить, но тщетно. Угрозы гремели все громче, народу собиралось все больше. И тут раздался еще один голос:
— Что такое?
Власть и порядок материализовались в виде толстого констебля.
Теперь смотритель говорил не как отец, распекающий сына, а как старший брат, взывающий к справедливости при виде того, что творит младший.
— Он говорит, — перевел констебль, — что вы рвали цветы.
— Я его видел! — вскричал смотритель парка. — Вот как вас.
Констебль снова обратился к графу, словно к заблудшему чужеземцу:
— Он вас видел. Вот как меня.
Лорд Эмсворт обмяк и растерялся. Никому не желая дурного, он развязал дикие страсти и думал о том, что несправедливо, когда испытания выпадают человеку, который и так похож на Иова.
Констебль тем временем пососал химический карандаш и сурово спросил, открыв ту записную книжку, перед которой трепещут все шоферы такси:
— Имя, фамилия, адрес?
— Мой… э… дорогой, — отвечал девятый граф, — я, собственно… э… граф Эмсвортский.
Много пишут о неисповедимости толп и чаще всего — преувеличивают. Обычно толпа ведет себя вполне разумно. Когда она видит, к примеру, человека в мешковатых штанах, который рвет цветы с газона, а потом говорит, что он — граф, она смеется.
Констебль не поддержал ее оживления. Губы его горько искривились.
— Не предъявите ли карточку? — спросил он.
Близкие друзья лорда Эмсворта не спросили бы такой глупости. Карточки он терял сразу по приезде в Лондон, правда — после зонтика.
— Я… э… простите…
— Ха! — сказал констебль.
Толпа опять засмеялась, да так обидно, что лорд Эмсворт метнул в нее негодующий взгляд. И в этот самый миг увидел Макалистера.
— Макалистер! — вскричал он.
Дело в том, что к толпе подошли двое: невысокий человек с рыжей жесткой бородой и высокий, властный, красивый, вроде римского императора, если ему надеть очки без оправы.
— Макалистер! — взывал граф. — Дорогой мой, скажите им, кто я!
После того, что было, менее великодушный человек мог бы решить, что это — возмездие. Но не таковы шотландцы.
— Лор-р-рд Эмсвор-р-р-рт, — сказал садовник.
— А вы кто такой? — спросил констебль.
— Я у него р-р-работал, — ответил Макалистер. — В саду.
— Вот именно! — жалобно сказал граф. — Старшим садовником.
Констебль сдался. Возможно, лорд Эмсворт и не был похож на лорда, но Макалистер как нельзя больше походил на старшего садовника. Служитель закона боготворил аристократию и понял, что совершил непростительную оплошность.
Однако чести своей не уронил.
— Расходитесь, расходитесь, — сурово сказал он. — Не мешайте!
И ушел, гоня толпу перед собой. Римский же император подошел к лорду Эмсворту, протягивая широкую руку.
— Доналдсон, — сказал он. — Ну, вот мы и встретились, лорд Эмсворт. Ты уж прости, Энгус, нам надо поговорить. Да, лорд Эмсворт, давно пора.
Не без труда припомнив, с чем связана фамилия «Доналдсон», лорд Эмсворт открыл было рот, но заметил, что новый родственник смотрит на него так строго и властно, словно годами выписывал курсы, обещающие, что через десять уроков вы сможете смотреть начальству в глаза и оно заколеблется.
— Слушайте, лорд Эмсворт, — сказал он, — нам с вами ссориться не с чего, одна семья. Что до меня, я рад. Хороший парень.
Лорд Эмсворт заморгал.
— Вы говорите о Фредерике? — недоверчиво спросил он.
— Именно. Я понимаю, вам без него скучно. Но что поделаешь, молодость! Этот замечательный…
— Вы все еще говорите о Фредерике?
— Да-да. Так вот, такой прекрасный человек никогда не простит себе, что обидел отца. Простите его, лорд Эмсворт! Поддержите!
— Что поделаешь… — горестно откликнулся лорд. — Не голодать же ему…
Мистер Доналдсон как бы отмел такие слова широким взмахом руки.
— Положитесь на меня, — сказал он. — Человек я небогатый…
— Ах, что там… — печально сказал граф; и все же в самой широте собеседника было что-то такое, обнадеживающее.
— Навряд ли, — продолжал тот со свойственной ему честностью, — у меня наберется сейчас десять миллионов…
Лорд Эмсворт затрепетал, словно травинка на ветру.
— Десять… Десять… Простите, вы сказали, десять миллионов? Это доллары?
— Может и не набраться, тогда — девять с чем-то, — виновато ответил американец. — Не забывайте, дела у нас идут плохо, время суровое. Многим моим друзьям пришлось еще хуже. Но все выправляется! Да, выправляется. Я верю в Рузвельта и Новый курс. Наши собаки будут есть больше. Мой собачий корм… Я ведь тот Доналдсон, ну, тот самый.
— Корм? — воскликнул лорд Эмсворт. — Тот самый? Быть не может! Гм… да.
— Вы ведь слышали о моем корме?
— Нет, не слышал, — сердечно ответил граф.
— А! Ну… в общем, дела выправляются. Если вы не против, я могу предложить Фредерику надежную, а может — и выгодную работу. Я бы его послал на Лонг-Айленд… если вы не против, конечно. Не сомневаюсь, что со временем он принесет фирме большую пользу.
Лорд Эмсворт никак не мог представить, какая это польза — разве что Фредерик будет корм потреблять, — но себя не выдал. Мысль о том, что тот зарабатывает сам, да еще живет за три тысячи миль, все же приятна.
— К работе он готов, — продолжал Доналдсон. — Но без вашей поддержки, без отцовской поддержки ему будет трудно вложить в работу все свои силы.
— Конечно, конечно, конечно! — сказал лорд Эмсворт, радостно трепеща от любви к новому свойственнику. Богоподобный покровитель собак избавил его за неделю от того, кого ему пришлось терпеть двадцать шесть лет. — Ну конечно, конечно, конечно, конечно. Непременно. О чем тут говорить!
— Отплывают они в среду.
— Прекрасно!
— Рано утром.
— Превосходно!
— Можно передать им от вас привет? Отеческое напутствие?
— Конечно, конечно, конечно, конечно, конечно.
— Хорошо, передам.
— И скажите, — со всей серьезностью момента прибавил лорд Эмсворт, — чтобы он… а… э… не беспокоился… не торопился домой.
Онемев от разных чувств, он пожал руку Доналдсону и легко побежал к клумбе тюльпанов, у которой стоял его бывший садовник.
— Макалистер!
Садовник угрюмо посмотрел на бывшего хозяина. Отличить шотландца от солнечного света можно всегда; удалось это и лорду Эмсворту. Язык его прилип к нёбу, но молчать он права не имел.
— Макалистер… я бы хотел… я бы просил…
— Фуф?
— Я бы… ну, хотел… то есть спросил бы, вы нашли новое место?
— Фуф…
— Вернитесь ко мне! — вскричал граф. — Роберт Баркер никуда не годится! Вы вернетесь?
— М-да… — произнес он наконец.
— Превосходно! — возликовал лорд Эмсворт. — Великолепно!
— Я ничего такого не сказал.
— Мне показалось, — удивился бедный граф, — что вы сказали «да».
— Я не говорил «да», я говорил «м-да», — пояснил садовник. — Может — вернусь, а может — нет.
Лорд Эмсворт положил ему на плечо дрожащую руку:
— Макалистер, я повышу вам жалованье.
Шотландец молчал.
— Удвою!
Шотландец не двинулся.
— Энгус, — тихо сказал лорд Эмсворт, — вы нужны тыкве.
В наш суматошный век, когда всем так не хватает времени, могут найтись человека два, которые по тем, по иным ли причинам не успели зайти на сельскохозяйственную выставку. Для них я прибавлю несколько слов.
Конечно, сэр Грегори Парслоу-Парслоу из Матчингем-холла там был, но внимательный наблюдатель сказал бы, что ему изменила его горделивая уверенность. Время от времени он кусал губы, а взгляд у него был именно такой, какой появился у Наполеона при Ватерлоо.
Но баронет был рыцарем, он был джентльменом. Роду его неведома низость. Не дойдя до палатки, он быстро и смело протянул руку лорду Эмсворту.
— Поздравляю, — хрипло сказал он.
Лорд Эмсворт испуганно подскочил, ибо был погружен в раздумья.
— Э? О! Спасибо. Спасибо, мой дорогой, спасибо. Большое вам спасибо.
— Он поколебался. — Мы не могли оба выиграть…
Сэр Грегори подумал и понял, что он прав.
— Да, — сказал он. — Вы правы, Эмсворт. Именно, не могли. Ничего не поделаешь.
После чего кивнул, ушел, и никто не знает, какие ястребы терзали его широкую грудь. А лорд Эмсворт и стоявший рядом с ним Энгус почтительно повернулись к тому, что лежало на соломе в самом большом ящике, какой только видели в Шрусбери.
© Перевод. Н.Л. Трауберг, наследники, 2011.
Примечания
