его. А в глубине, в темноте что-то двигалось, раздавался быстрый шепот, сверкало маленькое зеркальце, передаваемое из рук в руки.
Вообще все показалось ему необычным в этом обычнейшем солдатском вагоне; даже воздух особенный, даже особенный свет. Все было особенным, девичьим; в глубине висели какие-то полотенца или простыни, которых никогда бы не повесили мужчины; звякали ножницы, поблескивал наперсток на пальце; голубая лента свешивалась с нар; двигалась обнаженная до локтя рука, расчесывая волосы. И вдруг в ярком столбе света, падавшем из оконца, он увидел ту темноглазую девушку, которая спросила его, дадут ли им автоматы. Опустив глаза, она читала. Во всем вагоне она одна не обратила внимания на появление Королева, не повернула к нему головы. Свет ярче всего озарял нижнюю часть ее удлиненного лица, и Королев видел ее нежный подбородок и крупный рот с румяными твердыми губами.
— Вижу, у вас все в порядке, — сказал Королев, чувствуя, что нельзя больше стоять и молчать. — Ну, я пойду.
И сразу несколько голосов раздалось с нар:
— Останьтесь с нами, товарищ лейтенант! У нас хорошо! Места хватит! Мы подвинемся!
Королеву очень захотелось остаться. Конечно, он понимал, что оставаться не следует. Однако, если бы его попросила и та, темноглазая, которая читала, он, может быть, остался бы. Но она по-прежнему держала себя так, будто Королева не было в вагоне.
Тут состав вздрогнул — прицепили паровоз. Королев отодвинул дверь и выпрыгнул.
— Лейтенант Игрушечка! — услышал он ласково-насмешливый возглас у себя за спиной.
Он сразу узнал по голосу — это сказала та самая, которая зазвала его в вагон, та, кругленькая.
И сейчас же весь вагон громко засмеялся.
У Королева дернулась спина. Не оглянувшись, он побежал вдоль состава к своему вагону. Откуда они узнали, что его зовут Игорь и что когда-то, когда он был совсем маленький, его называли Игрушечкой? Почему они посмеялись над ним?
И он твердо решил — больше в тот вагон не ходить.
5
Но твердое это решение он не выполнил. Уже на следующей остановке его потянуло к концу поезда — просто так, прогуляться. Он дошел до последнего вагона и обнаружил, что дверь задвинута. Разумеется, стучаться он не собирался. Он обошел вагон кругом и на той стороне, на откосе, обнаружил трех девушек, сидевших в траве. Увидев его, они встали.
Одна из них была та самая, которая обозвала его Игрушечкой. Это насмешливое прозвище еще болезненно сидело в душе у Королева, и он смутился. Зато она не смутилась нисколько. Эта маленькая толстушка оказалась бойкой, бесстрашной и говорливой. Королев и опомниться не успел, как уже ходил рядом с ней по путям взад и вперед вдоль вагонов и слушал ее непрерывную болтовню, не имевшую, казалось, не только конца, но и начала. В первую же минуту он успел услышать, что зовут ее Манечка Ложкина и что у нее много удивительных свойств, из которых самое удивительное заключается в том, что она всегда все про всех знает. Она сама не понимает, откуда у нее это берется, и сама себе удивляется. Она, например, отгадала, что его зовут Игорем. Просто посмотрела на него и поняла, что он — Игорь. Она часто отгадывает имена совсем незнакомых людей… Ну, если правду говорить, его имя она не отгадала, а подглядела в приказе, который получила Марья Ивановна. Вообще в ее отгадках никакого волшебства нет. А просто она все слушает, все замечает и никогда не забывает. И получается, что она про всех знает все.
— Хотите, я вам про наших девушек расскажу? — предложила она Королеву. — Ведь вам надо знать о каждой, раз вы теперь наш командир. Вот поглядите, например, на Лушу. Ее зовут Лукерья Зверева, но мы ее называем просто Лушей, мы между собой все по именам… Поглядите на Лушу и скажите, что в ней замечательного?
С тех пор как Манечка завладела Королевым и прохаживалась с ним, две другие девушки стояли на откосе, сося травинки. Луша была девушка неуклюжая, крупная — с толстыми ногами, с широкими плечами, с мясистым лицом, очень красным и ставшим еще краснее, когда она заметила, что Королев смотрит на нее. Он смотрел и не мог отгадать, что в ней замечательного.
— В ней замечательнее всего — сила, — сказала Манечка. — Она сильна, как паровоз. Нет, правда, если она наляжет на этот вагон плечом, вагон поедет. Для нее ничего тяжелого не бывает, она все может поднять. Марья Ивановна скажет: Луша, подыми, Луша, поставь, и Луша подымет и поставит хоть сто пудов. Заденет нечаянно стул, и стул летит в другую комнату и разваливается на лету. Если бы вы видели, какие у нее мускулы на руках — во, как горы, и так и ходят! Она всех нас могла бы передавить, как муравьюшек, но она добрая, своих не трогает. А вот когда до немцев дорвется, так будет их хватать за лапки и швырять себе через голову. Жениться на ней, по-моему, опасно — сомнет нечаянно или задушит. Что, Луша, можешь ты этот вагон сдвинуть?
Они как раз проходили мимо обеих девушек. В ответ Луша только запыхтела и тяжело переступила с ноги на ногу. Вторая девушка вынула из волос круглый гребень, провела им по волосам и опять поставила на место. По этому жесту и по мелким острым зубкам Королев узнал ее: та самая, которая спрашивала, дадут ли им голубые пилотки.
— Это наша Варвара, — сказала Манечка, держа Королева за руку чуть пониже локтя и ведя его по шпалам. — Она, когда волнуется, все свою гребенку вертит — вынет из волос и вставит. Даже в строю. Марья Ивановна постоянно на нее за это сердится — в строю нельзя вынимать гребенку… Варвара всегда завидует, и нет ей от этого покоя.
— Завидует? — удивился Королев. — Чему?
— А всему. Сейчас она мне завидует, что я с вами хожу. Видите, посмотрела на нас, вынула гребень и вставила. А кто ей мешает вместе с нами ходить? Я не побоялась с вами разговор завести, а она побоялась и теперь завидует… Она и Марье Ивановне завидует: отчего Марья Ивановна — сержант. Марья Ивановна на нее прикрикнет, а она в ответ только шипит, как гусь…
И Манечка очень похоже показала, как шипит гусь, когда сердится.
— Марья Ивановна, конечно, потачки не дает, — продолжала Манечка. — Она все наши вещевые мешки перерыла. Нашла у одной губную помаду. Ты что, кричит, помадой воевать собралась! И кинула помаду через забор. Мы все, у которых помада
