Но разве даже случайное изображение Д. Богрова в виде змеи не приобретает символического характера? И разве сравнение убийства Столыпина со «змеиным укусом» — тоже не символ? И разве в «Архипелаге» не сказано прямо, что Столыпина «змеиным укусом» убил не одиночка Богров, а «революционеры»? И разве в «Августе» не подчеркивается, что, делая такой такой шаг, убийца прислушивался к «трехтысячелетнему, тонкому, уверенному зову» своей истории? И это простое покушение, покушение одиночки?
Вслед за выступлением Л. Лосева в радиоэфире «на имя президента соединенных американских радиостанций „Свобода“ и „Свободная Европа“ Джеймса Бакли» поступили две докладные записки из Русской службы «Свободы» от Льва Ройтмана и Вадима Белоцерковского, которые охарактеризовали чтение романа «Августа» по радио как популяризацию антисемитизма (19). Позднее в издававшемся в Лос-Анжелесе журнале «Панорама» Вадим Белоцерковский назвал А. И. Солженицына «„пятой колонной“ советской пропаганды» (20).
Первая антисолженицынская статья появилась 22 января 1985 г. в газете «Нью рипаблик». 23 января «Нью-Йорк дейли ньюс» атаковал «Свободу». Д. Бейли и несколько его сотрудников были отправлены в отставку. Чтение «Августа» было прекращено. 4 февраля «Вашингтон пост» обрушился на «Голос Америки» (21). «4 февраля, — пишет А. И. Солженицын, — имея в виду февраль 1985 г., — началась в Штатах долгая атака о моем антисемитизме, а 19 февраля в СССР, где уже годами, кажется, не упоминали моего имени — показали по телевидению (а до этого на многих киноэкранах) фильм-агитку „Заговор против Советского Союза“, с гнусной атакой на меня и на „Русский общественый фонд“, и мы „агенты ЦРУ“» (22).
Начавшаяся кампания ничего хорошего не предвещала. Поэтому в сложившихся условиях, не зная, чем все это может завершиться, Александр Исаевич и Наталья Дмитриевна решили принять американское гражданство. Срочно были заполнены все необходимые документы, продемонстрировано знание английского языка, который Александр Исаевич так и не сумел выучить за девять лет, выдержано собеседование и получено разрешение. Осталась последняя формальность — принесение присяги. Однако если Наталья Дмитриевна явилась на этот акт и таким образом получила американский паспорт, Александр Исаевич на присягу не явился. Как говорится, сбежал из-под венца (23). Объясняет он это тем, что в последнюю минуту воспринял принятие американского гражданства как отказ от Родины. На такой шаг как настоящий патриот России он, конечно, пойти не мог (24). А подавая документы, он об этом не думал?
Между тем антисолженицынская кампания продолжалась. 29 марта 1985 г. по данному вопросу состоялось даже слушание в Сенате, причем не где-нибудь, а в Комисси по иностранным делам (25).
В середине июля корреспондент «Нью-Йорк таймс» Ричард Гренье сообщил А. И. Солженицыну, что ему поручено подготовить публикацию по данному вопросу, в связи с чем он просит дать ему интервью. Александр Исаевич отказался делать этого, хотя перед ним открывалась хорошая возможность внести ясность в обсуждавшийся вопрос и устранить кривотолки. Р. Гренье повторил свою просьбу, но А. И. Солженицын снова отказался от встречи. На третье обращение Р. Гренье он не стал отвечать вообще (26). Несмотря на это в ноябре 1985 г. «Нью-Йорк таймс» опубликовал статью, которая реабилитировала А. И. Солженицына (27).
То ли под влиянием книги М. Скэммела, то ли под влиянием развернувшейся против него идеологической кампании, в 1985 г. Александр Исаевич решил оставить потомкам собственное жизнеописание и сел за мемуары. «Летом 1985 г., — пишет он, — я окунулся в давние годы — детство, юность,.. фронт, да и тюрьма с лагерями, и ссылка и тревожно радостный и в гранях ошибок возврат из сыслки» (28). В следующем году работа над ними была продолжена. «Летом 1986 г. — отмечает А. И. Солженицын, — еще один такой месяцок, да вот — и кончил, жизнь до высылки — охвачена» (29). В то же лето он вернулся к «Теленку»: «Летом 1986 схватился я перечитывать и в мелочах доделывать „Теленка“… Потом накинулся кончать „Апрель“. Пока в возможных пределах довел» (30).
Если исходить из приведенных слов, получается, что в 1986 г. первая редакция «Апреля» близилась к окончанию. А поскольку к этому времени Александр Исаевич уже решил на этом оборвать свою эпопею, работа над «Красным колесом» вступила в свою завершающую стадию. Последний Узел нужно было отредактировать, после чего можно было отдавать на суд читателей.
Еще в 1982 г. В. Н. Войнович начал писать фантастический роман под названием «Москва, 2042 год». Летом 1986 г. он был завершен и осенью стал публиковаться на страницах газеты «Новое русское слово» (31). Роман представлял собою попытку в сатирической форме представить будущее Советского Союза. Среди персонажей этого произведения сейчас, по словам автора, особого внимания заслуживает «правитель будущей России, участник Августовской революции, герой Бурят-Монгольской войны, Генералиссимус, бывший генерал КГБ, свободно говорящий по-немецки — Лешка Букашев» (32). Но тогда, в 1986 г., внимание читателей прежде всего привлек другой герой — писатель Сим Симович Карнавалов, в котором они без труда узнали Александра Исаевича (33).
Вряд ли здесь была какая-то связь, но именно в это время отличавшийся отменным здоровьем, А. И. Солженицын почувствовал недомогание. «Осенью 1986, — читаем мы в «Зернышке», — налетело на меня сразу несколько болезней. Повторилась стенокардия. Обнаружились камни в желчном пузыре, как будто нужна операция. А самое удивительное вдруг — множественный (как вообще почти не бывает, знаю) рак кожи… Но попал, не сразу, к опытному доктору, он объяснил: тех, кто когда-то подвергался сильному рентгеновскому облучению или химическому воздействию — примерно через 25–30 лет может настичь, именно на местах облучения, рак кожи» (34). Против рака было применено «единократное вымораживание пятен и через три недели их как не было. А метастазов они не дают» (35).
«И, — констатировал А. И. Солженицын, — от болезни сразу — изменилось во мне многое. Утерялся тот безграничный разгон немеренной силы, который владел мною все годы. С этими болезнями (а есть и высокое давление, и артрит, и еще) можно и двадцать лет прожить, а можно — и ни года» (36). А тут захворала Наталья Дмитриевна и «два года кряду болела» (37).
Да и издательские дела перестали радовать: если французы сразу же перевели «Август» и «Октябрь», если на немецком языке появился «Октябрь» (38), то англичане не спешили ни с первым романом, ни со вторым. «Все же ждали мы, ждали виллетского „Августа“. — пишет А. И. Солженицын, — Не дождались и в конце 1986 выпустили два тома „Марта“ по-русски» (39).
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
