– Будь вы верны милицейскому долгу, вы бы меня сегодня не увидели. Я следил за вами от самых меблирашек и подошел только тогда, когда убедился, что вы один.
– А если бы мы посадили агентов на Главпочтамте? Они бы проследили получателя телеграммы и накрыли бы вас еще до нашей встречи.
– Если бы вы посадили на почтамт всю московскую милицию, у вас все равно бы ничего не получилось. Ваша телеграмма до сих пор лежит не востребованной. Вспомните наше ялтинское приключение. Один из служащих почтамта, увидев, что на имя Абакумова поступила телеграмма – мне телефонирует. Причем это не тот чиновник, который выдает телеграммы, и даже не телеграфист. Эх, так и быть, вам я откроюсь – это сторож. Два раза в день он делает уборку. Телеграммы раскладывают в алфавитном порядке в особый ящик, поэтому телеграмма на имя Абакумова почти на сто процентов всегда будет лежать сверху. Сторож смотрит ящик, и если видит нужную телеграмму, то телефонирует мне с общественного телефона, когда уходит обедать. А в номерах у меня – прикормленный коридорный, который следит за вашей реакцией. Если бы вы, получив записку, снеслись с кем-нибудь, я бы про вас просто забыл. Я специально оставил только полчаса от момента получения записки до времени встречи – сбегать вы никуда не успевали, могли только телефонировать, что сразу же бы стало известно коридорному. В половине восьмого я пришел на Литейный, сел в кафе напротив и стал ждать появление человека, словесный портрет которого мне уже был известен. Дождался вас, получил от вышедшего следом коридорного сигнал, что все в порядке, проводил до Летнего сада, еще раз убедился, что за нами никто не следит, подошел. Все!
– Ловко! Мечислав Николаевич, посмотрите на эту карточку. Этот человек вам знаком? – Тараканов показал фотографию Тимофеева, взятую у его вдовы.
Кунцевич внимательно ее разглядел.
– Да, я имел с ним дело. Это москвич. Он продал нам превосходное ожерелье с брильянтами. Я тогда хорошо заработал.
– Когда это было?
– Седьмого, или по-новому – двадцатого сего мая.
– Вы точно это помните?
– Абсолютно. Двадцать второго был Николин день, и благодаря деньгам этого господина я смог организовать прекрасный праздничный обед, ну и помянуть покойного папеньку. Даже телятинки себе позволил.
Уже в дверях, прощаясь, Тараканов сказал:
– Пересмотрите свою систему конспирации, Мечислав Николаевич. Она плохо работает. А лучше вообще больше этим не занимайтесь. Мне будет очень жаль, если вы когда-нибудь окажетесь в доме два по вашей улице[61]. Потерпите, я уверен, что жизнь скоро наладится. К осени, ну максимум – к следующему году, нынешняя власть кончится.
– А я, знаете ли, уверен в обратном. Поверьте старику, большевики всерьез и надолго.
– Как может долго продержаться власть, которая за полгода разрушила страну?
– Все дело в том, что эта власть народу по сердцу. Кухарки и мастеровые от нее в восторге. Им же теперь можно лузгать семечки в Летнем саду! Можно митинговать по любому поводу, можно безнаказанно отобрать собственность у буржуев. И за эти привилегии они готовы жизнь отдать. Да и большевики не миндальничают. Они все возможное для сохранения своей власти сделают, потому как для них сохранить власть равно сохранить жизнь. Сейчас они расстреливают десятками, а чуть бунт поднимется – тысячами начнут расстреливать, всякую охоту бунтовать отобьют. Но ваше предупреждение я услышал.
* * *
Кренев догнал его на углу Невского и Морской.
– Какое амбре! Коньяком вас Мечислав Николаевич угощал?
– Да.
– Я, после того как вы подали сигнал «не подходите, справлюсь один», агентов отпустил, а сам – сюда, на Гороховую. В подворотне соседнего дома спрятался. Давайте всем скажем, что встреча не состоялась?
– А она действительно не состоялась. Кунцевич ни к чему не причастен. Он встретил меня в Летнем саду совершенно случайно и пригласил в гости.
Кренев внимательно посмотрел на Тараканова и больше ничего не сказал.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Картотеку отправили в Москву на следующий день. Тараканов сидел в багажном вагоне, пил плохой чай, закусывал плохим хлебом и смотрел в окно.
«Бежать надо отсюда. Полторы тысячи золотом у нас есть, коров продадим, дом, да все продадим. На первое время хватит, а потом как-нибудь устроимся, не пропадем. Чай, руки и ноги целы, и голова на плечах есть. Я могу шофером подрядиться, они всегда в дефиците, Настя – языки преподавать может, машинисткой опять же. Матери новых коров купим». Тараканов помрачнел. «Нет, мать не поедет. Ее в Тулу-то калачом не заманить было. Не поедет. Не бросит дом, коров своих не оставит. Ну ее к черту, эту заграницу. Не прав Кунцевич, не может такая власть долго держаться. Следующим летом опять «Боже, царя храни» петь станем».
Тараканов лег на какой-то багажный тюк и попытался уснуть. Но то ли от духоты, то ли от сверливших голову мыслей ему не спалось.
Глава 6
О вреде табака
11 июня из гаража германского посла графа Мирбаха украли автомобиль. Розенблюма вызвали в Совет милиции и надавали по шапке. Вспомнили и нераскрытый ожерельевский разбой. Начальник был зол как собака. Поэтому не успел Тараканов сойти с поезда, как тут же получил приказ – во-первых, немедленно присоединиться к розыскам машины посла, а во-вторых – заняться ограблением багажного вагона. Несмотря на то что к расследованию ожерельевского налета Розенблюм уже привлек и одного из «бывших» – агента Вейсброта, это дело так и не сдвинулось с мертвой точки.
Авто нашел Швабо – его секретный сотрудник заприметил «Форд» в сарайчике у зазнобы известного вора-рецидивиста Карпа Блудова. В благодарность за поездку в Питер Казимир Станиславович решил разделить лавры с Таракановым и взял его на задержание. Блудовская зазноба жила в селе Черкизово. Брать Карпа поехали на грузовике, в кузове которого расположился пяток солдат. Тараканов сел в кабину, между Швабо и водителем. Он смотрел на пробегавшие мимо дома и думал про налет.
«Милиционер и чиновник отпадают. Милиционер о предстоящей поездке узнал за несколько часов до нее, а чиновник двадцатого продал Кунцевичу драгоценности, очевидно, фамильные. Человек, который рассчитывал вот-вот получить миллионы, так бы не поступил. Остается Бочаров. Получается, что бандитов надо искать среди его друзей и знакомых. Надо допросить Аксинью, должна же она знать, с кем дружил ее предмет. Ну а раз папаша с дочкой своей поговорить по-простому не дает, вызовем ее официально. Повесткой».
Карпа арестовали, машину вернули владельцу в целости и сохранности, Розенблюм получил благодарность от начальства, Швабо – денежную премию, а Тараканов – двухдневный отпуск.
Он уже хотел ехать на вокзал, когда в кабинет постучали.
– Войдите!
Дверь открылась, и в кабинет зашел старший Лабухин. Следом, низко склонив голову, шла его дочь.
– Здравствуйте, гражданин начальник. Вот, прибыли-с, согласно повестке.
– То, что прибыли, это хорошо. Только вас я не вызывал.
– Ну не могу же я дочь одну отпустить!
– Почему? Она у вас совершеннолетняя, а здесь ее никто не съест. Но коли лично доставили, что же теперь делать. Однако допрашивать я ее буду без вас. Обождите в коридоре, пожалуйста.
Купец неохотно вышел. Тараканов плотно закрыл за ним дверь, сел за стол, жестом предложил Аксинье сесть рядом, достал из верхнего ящика стола бланк протокола, обмакнул ручку в чернильницу и спросил:
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
– Фамилия, имя, отчество?
– Лабухина Аксинья Афанасьевна.
– Происхождение?
– Из крестьян Тульской губернии.
– Вот как! А какого уезда?
– Каширского.
– Волость и село? – Тараканов даже привстал.
– Волость Богатищевская, а деревня Зубово.
Аксинья на вопросы отвечала неохотно. Она не рассказала ничего нового ни о своих отношениях с Бочаровым, ни о его знакомых. Но эти сведения субинспектору уже были не нужны. Он знал, где искать. Но начальству о своих предположениях пока решил не докладывать – оно могло испортить весь отпуск.
