— Так вы уже свой человек здесь, — заметил я.
— Почти…
Наше купе было четырехместное. Четвертый пассажир пока не появлялся. Мы старались угадать, кто будет четвертым, и, открыв дверь в коридор, всматривались в пассажиров, которые входили в вагон и разыскивали свои места…
Я знал, что большей частью это были участники строительства Глубинного пути и лучшие люди с различных предприятий, для которых поездка первым поездом через весь туннель являлась наградой за отличную работу. Однако, сколько я ни смотрел, среди пассажиров нашего вагона пока не было видно никого знакомых.
Скоро все места в вагоне были заняты, но к нам в купе никто не входил.
— Где же четвертый пассажир? — интересовался Тарас.
— Это какой-нибудь оригинал, — высказал я предположение. — Вероятно, он хочет быть первым, кто опоздает на подземный экспресс.
— А может быть, на это место не продан билет, — заметил Набокин.
Я показал ему местную газету, в которой сообщалось, что на билеты в первом поезде было подано сто семьдесят три тысячи восемьсот девяносто девять заявок. Понятно, что ни одного свободного места остаться не могло.
Тарас открыл окно, высунулся и разглядывал собравшихся на перроне провожающих.
Весь перрон был заполнен людьми. Где-то, в голове поезда, возле электровоза проходил короткий митинг. Там выступали с речами, и после каждой речи звучала музыка. На перроне суетились люди с цветами и пакетами в руках. Одни передавали московским знакомым приветы, посылки и письма, другие уславливались о будущих встречах. Но все, и пассажиры и провожающие, с явным нетерпением ожидали, когда наконец тронется поезд.
Вдруг зазвенел звонок, и окно, в которое мы выглядывали, начало само медленно закрываться.
— Предупреждение, — сказал Набокин.
В четыре часа пятьдесят семь минут второй резкий звонок оповестил, что закрываются двери вагонов. Над головами у нас что-то стукнуло — и сейчас же зажглось электричество.
Ровно в пять часов поезд медленно двинулся и сразу же начал набирать скорость.
Я посмотрел на циферблат висевшего в купе измерителя скорости. Стрелка показывала 39. Но вот она пошла вверх: 56, 61, 73, 84… На этой скорости поезд мчался минут пять. Но машинист снова начал увеличивать скорость. Вот она достигла ста двадцати одного километра. Теперь поезд проходил километр за тридцать секунд.
Само по себе это еще не было чем-нибудь необыкновенным. Опытные поезда проходили и двести километров в час, но с такой скоростью они шли только несколько минут. А тут не предвиделось ни одной остановки на протяжении восьми тысяч километров. Даже поверить трудно!
Пассажиры слышали только легкий шум, звяканье и какое-то потрескивание. Иногда немного качало. Это свидетельствовало о некоторых незаметных для глаза неровностях в отдельных местах подземного пути.
Тарас с любопытством разглядывал все вокруг и счастливо улыбался.
Мы занимали небольшое купе. Мягкие диваны и стены. Пол устлан толстым ковром. Даже потолок был обтянут чем-то мягким. Все это делалось для того, чтобы предохранить от удара в случае внезапной остановки или ускоренного торможения.
В вагоне поддерживалась ровная температура в двадцать градусов. Воздух был чист, приятен, словно после ночной грозы. Это действовала установка искусственного климата.
В каждом купе имелись регуляторы, при помощи которых пассажиры могли изменять температуру воздуха в достаточно широких пределах. Тарас не мог отказать себе в удовольствии позабавиться этими краниками. За полчаса он успел нас заморозить, а потом устроить баню. Наконец мы общими усилиями отрегулировали температуру.
Специальная доска с циферблатами показывала скорость и местонахождение поезда; были в купе также полочки для книг, для шахмат, радиоприемник с наушниками и даже маленький телевизор.
Часа через два после отхода поезда послышался стук в дверь, и к нам вошла девушка в белом халате.
— Может быть, вы хотите заказать легкую закуску или какие-нибудь напитки? — предложила она.
— Мне бы не легкую, — ответил Набокин, — мне бы поосновательнее.
— Тогда попрошу в ресторан.
— А как туда пройти? — спросил Тарас.
— Ваш спутник хорошо знает дорогу, — ответила девушка и улыбнулась Набокину, которого, очевидно, видела не впервые.
— А мы и забыли, что вы здесь старожил, — сказал я Набокину.
— В таком случае, пойдем в ресторан, — предложил Набокин.
Мы не возражали.
Набокин позвонил по телефону в ресторан и спросил, имеются ли свободные места. Нас пригласили прийти.
— Идемте, — сказал наш проводник и вывел нас в коридор, а потом в тамбур.
Всюду двери закрывались герметически, переходы из вагона в вагон были специально оборудованы.
Мы прошли через восемь вагонов и попали в клуб. Пассажиров здесь было мало: один угол заняли любители шахмат и домино, в другом несколько друзей коротали время в приятной беседе.
За вагоном-клубом шел вагон-ресторан. Немного более широкий и значительно более длинный, чем обычные железнодорожные вагоны-рестораны, он весь был залит электричеством и напоминал оранжерею, столько в нем было цветов и пальм. Тарас заметил, что это, по всей вероятности, влияние ботанических идей Аркадия Михайловича. На столах стояли сифоны с минеральной водой, вазы с фруктами, конфетами и печеньем.
Едва подали первое блюдо, как подошел метрдотель и сказал, что Тараса и меня вызывают к радиотелефону. Мы поспешили к будке, находившейся в конце вагона, и взяли телефонные трубки, чтобы слушать одновременно.
— Вы у телефона? — послышался вопрос,
— Да.
— Сейчас будете разговаривать.
Через мгновение знакомый голос позвал:
— Тарас! Тарас! Олекса Мартынович!
Голос принадлежал Аркадию Михайловичу.
— Я! Я! — отозвался Тарас. — Вы откуда говорите?
— Из поезда номер два. Москва — Тихоокеанск. Олекса Мартынович, вы слушаете? Поздравляю с победой тихоокеанцев. Передайте в Москве от меня привет. Там вас ждет Черняк. Он устраивает в честь вашего приезда сбор старых друзей. К сожалению, я не смогу на нем быть…
— Мне ждать вас в Москве или возвращаться в Тихоокеанск? — спросил Тарас.
— Приезжай на плантации Верхнего озера. Там мы с тобой попрощаемся, потому что ты и так опаздываешь в школу.
— Аркадий Михайлович! — крикнул я. — Вы уже обедали?
— Вчера обедал, а сегодня собираюсь завтракать.
— Простите, я забыл, что у нас разное время. Ну, а вы передайте привет Тихоокеанску, с которым мы только что распрощались.
