– О Господи, Вэл…
– Никаких обязательств, Конверс. И никаких любовных ворковании с постелью в конце. Это исключено. Я прилетела не утешать, а чтобы помочь тебе. И здесь я могу это сделать. Тут мои корни, они уходят вглубь, на несколько поколений. Может быть, они и привяли, но они были – были! – и они должны тебе помочь. На этот раз ты нуждаешься во мне. Странный поворот судьбы, не так ли, мой друг?
– Да уж, ничего не скажешь, – отозвался Джоэл, поняв только последние ее слова и продолжая мчаться в направлении заброшенного поля. – Погоди немного, – добавил он. – Меня не должны видеть в городе, и тебя тоже, особенно со мной.
– На твоем месте я бы так не беспокоилась. Мы под охраной друзей.
– Что? Каких… друзей?
– Не отвлекайся от дороги. Перед “Амстелом” были люди, разве ты не заметил?
– Были, конечно. Но никто не сел в машину и не поехал за тобой.
– А зачем им это? На улицах были другие – и за каналом и у консульства.
– Да о чем это ты, черт побери?
– Ну, хотя бы старик на велосипеде.
– Я его видел. Неужели он…
– Об этом после. – Валери передвинула большую матерчатую сумку и поудобнее вытянула свои длинные ноги. – Возможно, они сопровождают нас и сейчас, но делают это незаметно.
– Да кто же вы в таком случае, леди?
– Племянница Гермионы Гейнер. Это – мамина сестра. Ты никогда не знал моего отца, но если бы знал, он непременно просветил бы тебя относительно роли моей мамаши в войне, но и он тут же заткнулся бы при одном упоминании о моей тетке. Даже по мнению французов, она заходила слишком далеко. А голландское и немецкое подполье работали вместе. Как-нибудь на досуге я тебе расскажу об этом.
– На досуге!… Нас сопровождают!…
– В этом деле ты новичок и не увидишь их.
– Черт!
– Очень выразительно.
– Ну ладно, ладно… А как отец?
– Справляется. Он сейчас отсиживается у меня.
– В Кейп-Энн?
– Да.
– Я послал туда бандероль. “Эскизы”, как я сказал тебе по телефону. Там все! Перечислены имена, проанализированы причины… Все!
– Я уехала три дня назад. К тому времени пакет еще не пришел. Но ведь там сейчас Роджер. – Валери побледнела. – О Господи!
– Что такое?
– Я так и не смогла ему дозвониться. Я звонила позавчера, вчера и, наконец, сегодня!
– Будь оно все проклято! – Вдалеке показались огни приморского кафе. Джоэл заговорил отрывисто, повелительным тоном: – Сделай что угодно, но дозвонись. А потом вернись и скажи, что с ним все в порядке, понимаешь?
– Да. Я и сама хочу в этом убедиться.
Конверс притормозил у входа в кафе, отлично сознавая рискованность своего поступка, но в данный момент ему было наплевать на все. Валери выскочила из машины, открыла сумочку и вытащила телефонную кредитную карточку. Если в кафе есть телефон, она позвонит – ничто ее не остановит, подумал Джоэл. Он закурил, но дым показался ему кислым, в горле першило.
Пытаясь выбросить все из головы, он перевел взгляд на темную поверхность воды, взглянул на огоньки, мелькающие на далеком молу. Что он наделал? Отец знает его почерк, он тут же вскроет конверт и примется названивать Натану Саймону, а потом… Последствия могут быть самые ужасные. Вэл по содержанию материалов сразу сообразила бы, что по телефону о них лучше не говорить, но Роджер этого не поймет. Кипя от ярости, он сразу же все выложит. И если линия прослушивается… Да где же Вэл? Что она копается?
Конверс больше не мог усидеть на месте. Рванув ручку дверцы, он выскочил из машины, и ноги сами понесли его в кафе. Но у входа он резко остановился. В дверях показалась Валери, жестами предлагая ему вернуться. По щекам ее катились слезы.
– Сядь в машину, – сказала она, подходя к нему.
– Нет. Скажи, что произошло. Ну?…
– Джоэл, прошу тебя, вернись в машину. Пока я разговаривала по телефону, за мной следили двое каких-то типов. Я говорила по-немецки, но они поняли, что я звоню в Штаты, и видели, что я очень расстроена. Боюсь, они узнали меня. Нам нужно убираться отсюда.
– Что случилось?
– В машине. – Склонив голову набок, так, что ее темные волосы упали на плечо, Валери смахнула слезы и направилась мимо Конверса к автомобилю. Открыв дверцу, она уселась на сиденье.
– Черт бы тебя побрал!
Конверс, весь дрожа, подбежал к машине, вскочил за руль и захлопнул дверцу, одновременно нажав на педаль газа. Вывернув руль, он устремился вперед с такой силой, что гравий вырвался из-под буксующих колес, и не снимал ногу с акселератора до тех пор, пока темный пейзаж за окнами не слился в одну мелькающую полосу.
– Потише, – сказала Вэл, спокойно, не повышая голоса, – так ты только привлечешь к нам внимание.
Конверс сбросил газ, хотя и не сразу – в захлестнувшей его панике он с трудом уловил смысл ее слов.
– Он мертв, верно?
– Да.
– О Боже! Как это произошло? Что тебе сказали? С кем ты разговаривала?
– С соседкой. Имя ее не важно. Мы всегда оставляем ключи друг другу. Она решила вынимать почту и приглядывать за домом, пока полиция не разыщет меня. Поэтому она как раз была у меня, когда я позвонила. Я спросила насчет большого конверта, присланного из Германии, но в почте его не оказалось.
– А почему полиция? Что случилось?
– Ты знаешь, мой дом стоит на самом берегу. Примерно в сотне ярдов от дома тянется скалистый мол. Не очень длинный и не очень большой. Такая отметина, оставленная с тех времен…
– Да говори же ты о деле!… – Джоэл вцепился в руль.
– Говорят, вчера вечером он вышел прогуляться перед сном, пошел по молу и поскользнулся на мокрых камнях. На голове у него огромный синяк. Сегодня утром тело его прибило к берегу.
– Вранье! Все вранье! Его подслушивали! За ним следили!
– Подслушивали мой телефон? В самолете я думала об этом.
– “Думала – не думала”! Я убил его! Будь все проклято, я сам убил его!
– Не более, чем я, Джоэл, – тихо произнесла Вэл. Она коснулась его руки и, заметив слезы в его глазах, вздрогнула. – Я очень его любила. Мы с тобой разошлись, но он по-прежнему был моим близким другом, может быть – самым близким.
– Он называл тебя Вэлли, – сказал Джоэл, задыхаясь, пытаясь поглубже спрятать боль. – Сволочи! Сволочи!
– Хочешь, я сяду за руль?
– Нет!
– Насчет телефона. Я хотела спросить у тебя – по-моему, только полиция, или ФБР, или кто-нибудь в этом роде могут получить разрешение на прослушивание телефона.
– И такое разрешение они, конечно, получили! Именно поэтому я не мог тебе звонить. Я собирался звонить Нату Саймону.
– Но ведь ты говоришь не о полиции или ФБР. Ты говоришь о ком-то другом и о каких-то других людях.
– Да. Никто не знает, кто они и где они. Но они есть. И они делают все, что им заблагорассудится. Господи! Даже отца!… Вот что самое страшное.
– И именно об этом ты мне и расскажешь, не так ли? – сказала Валери, беря его за руку.
– Да. Еще несколько минут назад я не собирался рассказывать тебе всего, лишь кое-что, чтобы ты убедила Натана прилететь сюда, – пусть он сам увидит: я – в здравом уме и рассудке. Но теперь слишком поздно: они перекрывают все выходы. Пакет у них в руках – это все, что у меня было!… Прости меня, Вэл, но я собираюсь рассказать тебе все. Клянусь Богом, я не хотел этого – ради тебя же, – но, как и у тебя, у меня нет другого выхода.
– Я приехала сюда затем, чтобы тебе не нужно было искать другие выходы.
Конверс въехал на заброшенное поле у самого берега и остановил машину. Трава была высокой, полная луна стояла над заливом, вдали поблескивали огни Амстердама. Они вышли из машины, и он повел ее в самое темное место. Держа Валери за руку, он вдруг понял, что не держал ее за руку уже целые годы. Прикосновения, пожатия… Когда-то это было частью его – их – жизни. Но он тут же отбросил эту мысль – сейчас он посланец смерти.
– Думаю, здесь, – сказал он, отпуская ее руку.
– Хорошо. – Валери опустилась на мягкую траву с изяществом танцовщицы. – Как ты? – спросила она.
– Ужасно, – ответил Джоэл, глядя в темное небо. – Я знаю, что говорю: это я убил его. Многие годы я – нет, мы оба – пытались наладить отношения, а все кончилось тем, что я убил его. Если бы я оставил его в покое, предоставил его самому себе, не пытался вылепить из него кого-то, кого мне хотелось видеть, он бы наслаждался сейчас штормом где-нибудь за тысячи миль отсюда, рассказывал бы свои байки и все вокруг смеялись. И он бы не оказался вчера в твоем доме в Кейп-Энн.
– Джоэл, не ты заставил его вернуться из Гонконга!
– О, черт, конечно, я не просил его и не приказывал, если ты это имеешь в виду. И все же это так. После смерти матери между нами был как бы заключен молчаливый уговор: “Стань же ты, наконец, взрослым, отец. Летай куда угодно, но не исчезай надолго, люди волнуются. Стань ответственным человеком!” Господи, каким же гнусным святошей я был! А кончилось тем, что я убил его!
– Это не ты убил его! Это сделали другие! А теперь расскажи мне о них.
