на сей счёт точку зрения Бибикова. Возможно, был прав он, а не Курлов, но преимущество губернатора состояло в том, что прокурор был в Минске, а Курлов ходил по кабинетам в столице и оправдывался. Всегда прав тот, кого внимательно выслушали первым. Надо учесть, что министерство внутренних дел, борясь за честь мундира, больше поддерживало своих, чем чужих.
Оправданный Курлов вернулся в Минск.
Тут с ним и произошла история, сделавшая его чуть ли не героем. Государь и государыня не могли не обратить на это своего высочайшего внимания. На Курлова было совершено покушение.
Революционеры бросили в него бомбу, но бомба не взорвалась, хотя и ударила его по голове. Позже над этим смеялись. Дескать, единственное место, в которое не стоило целиться, покушаясь на минского губернатора, так это именно его голова.
После неприятного случая оставаться в Минске Курлову не хотелось. Он просил Дурново перевести его губернатором в Нижний Новгород, где должна была открыться вакансия. Дурново обещал, но своего слова не сдержал — в Нижний был назначен другой человек, и назначение произвёл новый министр, сменивший Дурново. Новым министром был Столыпин.
Обиженный Курлов хотел было подать прошение об отставке, посчитав такое невнимание к своей персоне оскорбительным, но уйти в отставку он не мог, потому что носил звание камергера двора его императорского величества и на его отставку требовалось разрешение государя.
Два вывода можно сделать из этой истории. Вывод первый: Столыпин обидел Курлова, не предоставив ему должность губернатора в Нижнем Новгороде, чего тот просил; вывод второй: поддерживали Курлова крупные сановники, и минские события не подорвали ему карьеру.
Курлов остался на плаву. Чтобы переждать, он попросился в отпуск.
Вернулся он из-за границы после взрыва на Аптекарском острове. Числясь за министерством внутренних дел, пришёл к Столыпину, в его служебный кабинет, который находился в Зимнем дворце. Там состоялась их первая встреча.
Столыпин воспоминаний не писал, а Курлов их нам оставил:
“Меня встретил человек высокого роста с открытым симпатичным лицом и приятными, блиставшими умом и твёрдостью глазами. Первые обращённые ко мне слова его были словами упрёка: “Вы доставили мне неприятные минуты! Государь император слышать не хотел, когда я представил ему вашу отставку, и мне пришлось доложить его величеству, что ваше решение — неизменно и что вы уехали уже в отпуск. Но и я вижу вас в первый раз, много слыхал о вас, ценю вашу службу и не могу допустить мысли, чтобы вы её совершенно оставили. Что заставило вас просить об увольнении от должности минского губернатора?”
Конечно, Курлов пожаловался на Бибикова, а затем на Дурново — обещал, но своего слова не сдержал. Об убитых он, конечно, не вспомнил.
— Я ничего не знал, — пояснил Столыпин, — и удивляюсь, как осмелились мне об этом не доложить. Я не хочу лишиться вашего сотрудничества — дела много, и я прошу вас принять назначение членом совета министра внутренних дел. У меня есть для вас несколько командировок, пока не представится какое-либо более подходящее для вас назначение. Что бы вы предпочитали?
Курлов не постеснялся говорить о своих планах, открыто признался Столыпину, что хотел бы принять пост санкт-петербургского или московского градоначальника. Недурно, не правда ли? В первую встречу с министром такие требования.
Почему Столыпин стерпел такую наглость? Потому что за Курлова просил сам государь. Хотя Столыпин и не знал хорошо Петра Григорьевича, но нескромность его сразу бросилась в глаза. Он ограничился тем, что назначил Курлова членом совета. Как и обещал.
Курлова перевели на отдельные командировки по делам министерства. Проще говоря, отправили в разъезды, чтобы в министерстве глаза не мозолил.
Когда Курлов вернулся из Архангельской губернии, где разбирался в причинах крестьянских беспорядков в Шенкурском уезде, его пригласили к Столыпину.
— Хочу предложить вам пост киевского губернатора, — сказал он. — Как вы на это смотрите?
Предложение Курлову не понравилось.
— Я был губернатором в самостоятельной губернии и не желал бы ехать в генерал-губернаторскую губернию, хотя киевский генерал-губернатор Сухомлинов лично меня знает и хорошо ко мне относится.
— Потому-то я и предложил вам должность, что о вашем назначении просит Сухомлинов, — уточнил Столыпин.
— Но мне такое ходатайство непонятно, — удивился Курлов. — Чем я могу быть ему полезен?
— Дело в том, что между Сухомлиновым и генералом Веретенниковым, киевским губернатором, уже давно существуют нелады. Веретенников открыто стал во главе правых партий, превратился в партийного человека и ведёт себя по отношению к Сухомлинову совершенно бестактно. Их отношения в Киеве дошли до открытых столкновений. Мне предложили на должность губернатора графа Игнатьева. Я возражаю: Игнатьев слишком молод и неопытен. Моя личная просьба, о чём я уже докладывал государю и получил от него соизволение, вам временно вступить в исполнение обязанностей киевского губернатора по величайшему повелению. Вы не вправе отказаться, и я прошу вас немедленно выехать в Киев. Высочайшее веление будет опубликовано завтра. Никаких особых указаний я вам не даю, уверенный, что вы справитесь и сами с возложенным на вас ответственным поручением.
Поблагодарив за доверие, Курлов не забыл о своей просьбе. Он всё-таки мечтал о должности градоначальника.
— Тем более что в городе циркулируют слухи об отставке фон дер Лауница, — заметил он.
— Слухи, надо признать, не беспочвенны, — согласился Столыпин. — Как только такая возможность представится, я буду иметь вас в виду.
И Курлов отправился в Киев.
Странная цепь имён и событий после той его командировки запечатлелась в истории: Киев, Кулябко, Киевское охранное отделение, Афанасьев, еврейские толстосумы, с которыми встречался Курлов. Не наводит ли это на какие-то мысли?
Как в нынешнее время, так и в предыдущее, выборная кампания отмечалась особыми хитросплетениями. Перед Курловым была поставлена вполне конкретная задача: в Государственную думу должна пройти только личность желательная власти и никакая другая.
Курлова не просто командировали в Киев. Знали, что он свою задачу выполнит. И инициатором той поездки не был Столыпин — Столыпин просто рад был отправить настойчивого просителя постов от себя подальше. Задачу ставили при дворе. Дворцовый комендант, знавший Курлова, порекомендовал именно его направить в Киев.
— Хитрый лис справится, — сказал дворцовый комендант Столыпину.
И Курлов отправился улаживать конфликт, случившийся между Сухомлиновым и Веретенниковым, который мешал администрации, то есть министерству внутренних дел, проталкивать в Думу свою кандидатуру.
Курлов надежды оправдал. В Думу прошёл не левый, не правый, а тот, кого он предложил министерству. Он посчитал, что единственно приемлемой кандидатурой может быть только епископ Платон. Правда,
