вслух Курлов, читая письмо Столыпина.
Серая тетрадь
Ещё раз перелистав страницы серой тетради, я внезапно обнаружил несколько записей, которые раньше упустил. Случается же такое: вроде лежит предмет на поверхности, прямо перед тобой, но остаётся незамеченным, потому что глаза твои не замечают его.
Обращая внимание на интересующие меня фамилии, я совсем не учёл некоторые, прежде незнакомые, на которые, по всем правилам, должен был обратить внимание в первую очередь.
Вот одна из таких фамилий — Базили. Похожа на итальянскую. Какое отношение она имела к русской истории? Кто был этот Базили, упомянутый неизвестным автором? Какое отношение он имел к личности нашего героя?
Оказалось, самое непосредственное.
В отечественной истории его фамилия, конечно, значится. К сожалению, в советскую эпоху упоминалась разве что в специализированных изданиях, да и то редко, потому что многие профессионалы о ней слышали впервые.
В секретариат редакции “Российской газеты”, где я работал в начале её основания, нередко захаживали историки, маститые и рядовые, которые приносили свои изыскания и статьи, — в начале девяностых годов, когда вдруг поднялась завеса над многими тайнами и открылись, правда, ненадолго, главные архивы страны, выяснилось, что слишком многое скрывалось у нас за семью печатями. Официальная история о многом умалчивала. Многое ей было невыгодно открывать, потому и зачитывалось в тот период буквально все население страны публикациями, появлявшимися на страницах газет и журналов. Всем хотелось правды.
— Пишущая братия дружно штурмует архивы, — говорили тогда в секретариате. — Не смущаясь, несут всё: и личные, и государственные тайны, и давние склоки.
Действительно, из архивов появлялись такие факты, которые лет десять назад и больше считались едва ли не крамолой и не допускались к публикации всесильными цензорами, долгие десятилетия надзиравшими за советской печатью.
— Вот и дошла очередь до твоего Базили, — как-то утром сказал мне заместитель главного редактора Владислав Александрович Иванов, руководивший секретариатом. — Прочти, что раскопали историки...
Узнав про фамилию, имевшую какое-то отношение к отечественной истории, Иванов, писавший на исторические темы, не мог успокоиться, пока не узнал о ней. Помогли ему коллеги, знавшие его и приходившие в нашу редакцию.
— Жаль, что вы не слышали про Базили, — заметил один из них. — Но винить вас в этом, полагаю, нельзя — кто же вспомнит о бедном Николае Александровиче, если о нём не пишут вовсе, словно его в нашей истории и не было. А вот вам справочка, почитайте...
Я прочитал её дважды — сначала бегло, как принято в секретариате, когда знакомишься с материалом, потом внимательно, медленно, вчитываясь буквально в каждое слово.
Николай Александрович Базили был человек не мелкий, в 1914—1917 годах он сначала вице-директор, а потом и директор дипломатической канцелярии при Верховном главнокомандующем. Статский советник, член Совета российского МИДа. Именно он по поручению генерала М.В. Алексеева составил проект акта об отречении Николая II, который и был подписан царём с некоторыми изменениями.
В марте беспокойного 1917 года по делам службы Базили посетил Петроград. В архиве сохранилось тому подтверждение — удостоверение № 2527 за подписью генерала Алексеева. В столице он сделал доклады М.В. Родзянко, Г. Е. Львову, П. Н. Милюкову, А. И. Гучкову — личностям в нашей истории известным. С последним у него был долгий разговор. Касался он не только доклада и вытекающих из него соображений. Гучков и его соратники по правительству обратили внимание на Базили, что сказалось на его карьере. В июне 1917 года он становится советником русского посольства в Париже и останется по ту сторону баррикады, разделившей страну, историю на две части. Старая Россия, в которой он родился и жил, так и останется с ним в эмиграции, и он уже никогда не вернётся домой, на родину, окончив жизнь на чужбине, как и большинство деятелей прежнего режима. Как и они, новый режим Базили не примет.
Если бы он и решил вернуться, то вряд ли советская власть приняла его с распростёртыми объятиями, потому что в 1918— 1919 годах он активно участвовал в создании и деятельности Русского политического совещания, направленной на объединение всех антибольшевистских сил в России и за границей. Когда Гражданская война окончилась, как и многие эмигранты, имевшие склонность к сочинительству, он стал заниматься литературной работой. Тот, кто умел писать, не пошёл в таксисты и привратники, а сел за стол, надеясь прокормиться литературным трудом.
В тридцатых годах жизнь Базили резко изменилась — уехав в Америку, он поступил на службу в известный банк и, начиная с 1942 года, до конца 50-х годов служил в его представительстве в Монтевидео. Как видим, из всех русских эмигрантов он устроился совсем не так уж плохо.
Все годы, находясь на чужбине, Базили пытался осмыслить историю императорской России, стремясь ответить на вопрос, почему же случилось так, что огромная и сильная империя оказалась поверженной.
В 1937 году, в Париже, он выпустил книгу “Россия под советской властью”, которая затем была издана на французском и итальянском языках. Но это всего лишь предпосылка к основному замыслу, не дававшему ему покоя. А замысел был незатейлив, но весьма для нашей истории полезен: он хотел собрать стенографические записи бесед со всеми деятелями русской политики начала века, чтобы написать достоверную историю гибели императорской России. Базили хотел понять природу её крушения..
В те годы он вёл обширную переписку. Искал сторонников, друзей, единомышленников.
Пришёл со своей идеей к Гучкову. Александр Иванович идею поддержал, всё, что касалось его, выполнил.
— Я буду рассказывать, — сказал Гучков, — а вы записывайте. Не будем приукрашать ни историю, ни свою роль в ней. Скажем всё так, как было.
Думается, что в рассказах Александра Ивановича — вся правда. Нам они интересны тем, что их автор общался со Столыпиным не один год, и если не был его единомышленником, то и врагом, конечно, не был.
Из записи беседы Н.А. Базили с А.И. Гучковым 26 декабря 1932 года:
“Базили: В распутинщине какую вы заняли роль?
Гучков: В числе лиц, которые сменяли друг друга в звании придворных мистиков, были другие, затем появился Распутин. Конечно, это было неприятно, потому что это компрометировало верховную власть, но я не отдавал себе отчёта, насколько это явление из области мистики, из области личной жизни перескакивало в области общественную, политическую и т.д. Более опасной фигурой являлся тогда в этой области Илиодор, у которого шла борьба с самим правительством Столыпина.
Столыпин старался его ( Распутина. — Авт.) отстранить подальше
