Придирчиво оглядев дело рук своих, чародей легко соскочил с помоста, едва не оскользнувшись на успевшей образоваться грязи. К воротам постоялого двора он шёл уже значительно осторожнее, тщательно выбирая путь, почти прощупывая каждый след ногою и очень жалея о неприемлемости левитации в сложившихся обстоятельствах. Тёмная личность (на заклятия крови, прописываемые в запретных книгах способны только очень злокозненные особы) не боялся сбить концентрацию и потерять новоприобретённого раба, послушно бредущего следом. На него даже не оглядывались, зная, что зачарованному повредить весьма проблематично. Больше чародей боялся подвернуть в темноте ногу или, споткнувшись о какой-нибудь мусор, благо его на здешнем дворе было в изобилии, расшибить голову и бездарнейшим образом загубить дело всей своей жизни.
— Стоять, — всё так же, не размыкая губ, чтобы не срывать зазря связки в попытках перекричать нарождающуюся бурю, приказал чародей, сжимая в кулаке заветную щепку.
За забором уже стояла лошадь, испуганно прижимаясь к частоколу. Ненастье пробуждало в ней тёмные, вложенные на уровне инстинктов страхи, застилающие все наносные признаки одомашненности, ведущие прочь от человеческого жилья, в ночь, под власть природы и естественного отбора. Под грубой шкурой раз за разом прокатывались волны крупной дрожи.
— Вот…, - в сердцах выругался чародей, за последние пару дней изрядно отошедший от собственных воззрений на чистоту речи и замаравший народным лексиконом и без того не блещущую чистотой карму.
Два других коня, выманенных из стойла и примотанных рядом с этой перепуганной клячей, оставили после себя лишь обрывки узды и глубокие рытвины в земле, мелочно бросив товарку на растерзание. Чародей недовольно сощурился, подавив недостойный порыв наслать на трусливых тварей стаю обитавших неподалёку раскоряк, и резко обернулся к зачарованному. Проколов послушно протянутую руку ржавым, подобранным, наверное, ещё в Кривске гвоздём, мужчина принялся выводить руны на шее испуганно храпящей и пытающейся вывернуться скотины. Кровавый рисунок вместо того, чтобы размываться на влажной шкуре, лишь ярко вспыхивал иссиня-чёрным и шипел в тех местах, где ударялись дождевые капли. По мере того, как расплетался узор, истёртый из памяти многих накопителей, животное затихало. Испуганные, широко распахнутые глаза заполнялись чернотой и кровью. Покрытые пеной удила дымились и плавились от выступающего сквозь поры яда. Мощное, напитанное тёмной силой тело дрожало, едва вмещая в себя чужую волю.
Первая вспышка притянутой тучами молнии огненной трещиной пронеслась над крышами, вырывая из темноты перекошенные в притворном блеске фигуры.
— Началось, — не сдержался от улыбки чародей, делая знак действовать своей игрушке.
Заклятый неловко сделал три шага вперёд и бесстрашно упёрся окровавленной рукой между глаз пышущему тьмой монстру. Первый треск пронёсся по верхушкам деревьев, словно завязнув в лесной чаще, но вторая волна поднялась от земли, скользя меж стволов, и рванулась в гущу туч, разбиваясь оглушительным грохотом, выколотившим небосклон до самой изнанки. Чародей предусмотрительно прищурился, спасая глаза от яркой, спорящей с молнией вспышкой воплощаемого заклятья, и не смог сдержать недовольства. Если сопутствующий окончательному замыканию шум замаскировать удалось, то над световым эффектом предстояло ещё работать и работать. Чародей очень не любил всяческие недоработки, но сейчас в заклятиях выбирать не приходилось, особенно когда качаешь силу из другого чародея, затирая следы собственного вмешательства.
— И это кто бы мог подумать, что я так напортачу с базовым вектором? — слегка подрастерялся мужчина, глядя на вырастающих, словно выжатых из тьмы лошадей с горящими болотными огнями провалами глаз.
Украшавшие частокол конские черепа, оказавшиеся, к великому удивлению, вполне себе настоящими, почти полностью обросли нечестивой плотью, лишь в редких разрывах блестя желтоватой, обветренной костью. Их обладатели, смахивающие на лошадей очень отдалённо, настолько, чтобы вызывать здоровую панику, бездумно пялились на господина и хозяина. Демонические твари, смешавшие ауры животных, людей и нежити, нещадно эманировали тьмой даже сквозь встроенные щиты. В их окружении по-прежнему стоял заклятый, чуть-чуть пошатываясь от слабости и отката. Ещё немного, казалось, и человек сам отправится на свидание с Марой, влившись в тёмное стадо.
— На место, — мысленно скомандовал чародей, начиная серьёзно переживать за безопасность заклятого объекта, уж очень плотоядно смотрели на свежий филей получившиеся твари.
Стоило качающейся и скользящей в грязи фигуре скрыться в проёме ворот, как проклятый табун, врезаясь острыми копытами в землю, сорвался с места. Беззвучной, смазанной тенью, брызжущей, переливающейся через край тьмой, неслись мёртвые скакуны сквозь потоки воды и разряды беснующихся молний. Прочь, туда, куда тянула их злая воля и жажда поживы, породившая и изуродовавшая естественный ход.
Их бог и создатель, промокший и недовольный, бессильно махнул рукой на неудавшийся эксперимент и побрёл обратно к теплу огня и долгожданному нормальному ночлегу, бормоча под нос:
— Напомнить себе, больше не использовать руны вблизи печати Кейтуса и случае приближения конца света от кометы Крива. Хотя так, может, даже и лучше получится, во всяком случае, менее энергозатратно. Опять-таки паренёк не до конца истощён и ещё может понадобиться. Так что считаем дело не совсем провальным. Определён-но! Хм, определённо. Если при первичных расчетах форы было полчаса, то сейчас при процентном увеличении…
Тёмная фигура, отчаянно скользя и размахивая руками в попытках не наладить тесное знакомство с ближайшей лужей, медленно двигалась в сторону облюбованного жилья, не обращая внимания на усилившийся дождь, сплошным потоком связывающий небеса с землёй, раскаты грома, выбивающие дрожь в стенах и земле, заставляя дребезжать ставни, и маленькую сутулую фигурку, укрывающуюся от непогоды под перевёрнутой телегой. В прежние, мирные времена изучения чернокнижия, запрещённых экспериментов и шпионских интриг он не позволял себе такого легкомысленного отношения к деталям и трижды озаботился бы устранением свидетелей, протрясся особо ретивых и в посмертии. Ныне же что-то в проклятой душе Медведя дало трещину и окончательно сломалось. Наверное, это были чувство самосохранения и вера в будущее.
* * *
Темнота сначала была тихой, ласковой и мягкой как детёныш северного тюленя. Не то, чтобы у чародейки был большой опыт в обнимании бельков, но котов она не особо любила, а сравнивать с кем-нибудь из грызунов не хотелось. Нежное забытьё, неплохо заменявшее сны в последнее время, обволакивало воспалённое сознание, укачивая в шершавой пустоте и даря столь необходимую иллюзию отдыха расшатанным нервам. Детское, почти забытое чувство защищённости и покоя. Не счастья, просто покоя. Только вот в один неуловимый момент всё изменилось: глубоко, в основах, где сознание определяло даль, зародилась волна. Первый, мелкий всплеск, был подобен невнятному толчку, несущему больше тревоги, чем опасности, но за ним последовал второй, такой же тихий, наполненный сырой, бурлящей силой, за ним третий. Толчки силы походили на удары тугого барабана, отдающиеся резонансом во всех уголках души. С низким, едва уловимым слабым человеческим слухом гулом они нарастали, приближались в этой безвременности тьмы. Волна, да, пожалуй, это можно назвать волной. Тёмная, злая сила, напитанная страхом и кровью, разбухала, зрела, множась, отравляя собой окружающую тьму. Она тянулась сквозь безмерное пространство, рвала, жадно хваталась за обрывки тьмы, летя вперёд, ближе, ближе…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
