— А как быть с этой? — Куент ткнул большим пальцем в сторону Оши.
Робб подошел к ней. Женщина была на голову выше его, но немедленно упала на колени.
— Подарите мне жизнь, милорд Старк, я буду служить вам.
— Мне? Что мне делать с клятвопреступницей?
— Я клятву не нарушала. Это Стив и Уоллен бежали со Стены, а не я. Среди черных ворон нет места женщине.
Теон Грейджой подошел поближе.
— Отдай ее волкам, — посоветовал он Роббу. Глаза женщины обратились к останкам Хали и она, задрожав, торопливо отдернулась. Смутились даже гвардейцы.
— Она женщина, — сказал Робб.
— Она из одичалых, — заметил Бран. — Она советовала сохранить мне жизнь и отвести к Мансу-налетчику.
— У тебя есть имя? — спросил Робб.
— Оша, если будет угодно милорду, — пробормотала женщина потерянным голосом.
Мейстер Лювин встал.
— Неплохо бы допросить ее.
Бран заметил облегчение на лице брата.
— Как вам угодно, мейстер. Уэйн, свяжи ей руки. Она вернется с нами в Винтерфелл… а будет жить или умрет, зависит от того, что расскажет нам.
Тирион
— Хочешь есть? — спросил Морд, окинув его злым взглядом. Короткопалая толстая рука держала блюдо отборных бобов.
Тирион Ланнистер успел наголодаться, но он не мог позволить, чтобы этот мужлан увидел его слабость.
— Неплохо бы ножку ягненка, — сказал он с груды грязной соломы в углу камеры. — Подойдет и блюдо горошка с жареным луком, и свежий хлеб, помазанный маслом… с пряным вином, чтобы лучше проскочило в желудок. Если вина нет, сгодится и пиво, попытаюсь быть не слишком разборчивым.
— Вот и бобы, — проговорил Морд, протягивая блюдо.
Тирион вздохнул. Тюремщик, служивший Лизе Аррен, представлял собой двадцать стоунов глупого жира, который дополняли бурые гнилые зубы и темные глазенки. Левую сторону его лица украшал шрам, оставленный топором, отрубившим ухо вместе с частью щеки. Он был столь же предсказуем, насколько и уродлив, но Тирион действительно испытывал голод. Он протянул руку к тарелке.
Морд отдернул ее ухмыляясь.
— Вот она, — проговорил он, ставя блюдо за пределами досягаемости Тириона.
Карлик неловко поднялся на ноги, испытывая боль в каждом суставе.
— Неужели каждый раз нужно устраивать из еды дурацкую игру? — Он потянулся к бобам.
Морд отодвинулся, ухмыляясь гнилыми зубами.
— Вот она, карлик. — Он выставил тарелку из камеры — туда, где она кончалась и начиналось небо. — Ты не хочешь есть? Иди-ка возьми.
Руки Тириона были слишком коротки, чтобы дотянуться до блюда, и он не намеревался так близко подходить к этому краю. Хватит одного лишь короткого движения белого толстого пуза Морда, и жизнь его завершится, оставив красное пятно на камнях Небесного замка, как случилось со многими пленниками Орлиного Гнезда за истекшие столетия.
— Если подумать, я вовсе не голоден, — объявил он, отступая в уголок камеры.
Морд заворчал и разжал пухлые пальцы. Ветер подхватил тарелку, перевернув ее. Тюремщик расхохотался, чрево его тряслось, как чаша с пудингом.
Тирион ощутил короткий укол ярости.
— Ах ты, трахнутый сын изъеденного язвами осла, — проговорил он. — Чтоб ты сдох от кровавого поноса!
За это на обратном пути Морд отпустил Тириону пинок подкованным сталью сапогом.
— Я это тебе запомню, — корчась на соломе, выдохнул Тирион.
— Я сам убью тебя, клянусь! — Тяжелая, окованная железом дверь захлопнулась. Тирион услышал звон ключей.
Для своего роста у меня слишком прожорливый рот и слишком болтливый, подумал карлик, отползая назад в угол сооружения, которое Аррены насмешливо именовали своей темницей. Тирион скрючился под тонким одеялом, кроме которого у него здесь ничего не было, разглядывая бездонное синее небо и далекие горы, уходившие, казалось, в бесконечность. Он пожалел о плаще из шкуры сумеречного кота, выигранном у Мариллона в кости после того, как певец стащил одеяние с тела убитого предводителя разбойников. Шкура пахла тленом и кровью, но была теплой и толстой. Морд сразу же отобрал ее.
Ветер теребил его одеяло порывами, острыми, словно когти. Камера была прискорбно мала даже для карлика. Там, где в любой настоящей тюрьме действительно была бы стена, пол кончался и начиналось небо, так что Тирион не испытывал недостатка в свежем воздухе, солнечном свете, в звездах и луне по ночам, но он охотно променял бы сейчас все это на самую мокрую и мрачную темницу в недрах Бобрового утеса.
— Ты улетишь отсюда, — посулил ему Морд, втолкнув в камеру. — Дней через двадцать или тридцать, а может, и пятьдесят, но все равно улетишь!
Аррены содержали лишь одну тюрьму и охотно предоставляли своим узникам возможность побега. В тот первый день, набравшись отваги, Тирион лег на живот и подполз к краю, чтобы поглядеть вниз. Отделенный воздушным простором, Небесный замок находился в шести сотнях футов под ним. Нагнув голову вправо и влево, он заметил другие камеры, сверху тоже. Прямо пчела в каменных сотах, только без крыльев!
В холодной камере ветер завывал и днем, но худшее заключалось в том, что пол был наклонным. Уклон был небольшим, но и его было достаточно. Тирион боялся закрыть глаза, чтобы не скатиться во сне и не проснуться во внезапном ужасе у края обрыва. Нечего удивляться тому, что эти небесные камеры доводили людей до безумия.
Синева зовет. «Боги, помилуйте меня», — написал на стене один из прежних обитателей камеры веществом, похожим на кровь. Вначале Тирион даже заинтересовался, кто это мог быть, что с ним стало, но потом решил, что лучше все-таки этого не знать.
А надо было только закрыть свой рот…
Все началось с несчастного мальчишки, глядевшего на него с трона из резного чардрева, под украшенными луной и соколом знаменами Аррена. На Тириона Ланнистера всякий смотрел сверху вниз, но этот шестилетний сопляк, моргнув красными глазами, спросил с пухлой подушки, которую ему подкладывали, чтобы сделать повыше.
— А он плохой?
— Плохой, — согласилась леди Лиза, занимавшая рядом престол пониже. Она была вся в голубом, напудрена и надушена — ради женихов, наполнявших двор.
— Он такой маленький, — хихикнул лорд Орлиного Гнезда.
— Это Тирион-Бес из дома Ланнистеров, убийца твоего отца. — Она возвысила голос, чтобы слова ее были слышны в конце чертога Орлиного Гнезда. Отражаясь от молочно-белых стен и тонких колонн, звук доносился до слуха каждого человека. — Он убил десницу нашего короля.
— Значит, я убил и его? — подобно глупцу спросил Тирион.
В такой миг подобало держать рот на замке, а голову склоненной. Теперь он понимал это; седьмое пекло, он знал это даже тогда. Высокий чертог Арренов был длинным и строгим, стены его, облицованные белым с синими прожилками мрамором, обжигали холодом, но окружающие его лица были еще холоднее. Сила Бобрового утеса была далеко, и в долине Арренов Ланнистеры друзей не имели. Покорность и молчание послужили бы ему лучшей защитой.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
