Да, теперь я понимал.
У Фазио не было возможности сбежать, и это самое чудовищное во всей этой жуткой истории. Симбионт понимал, что его судьба неразрывно связана с судьбой Фазио. Если умрет Фазио, умрет и симбионт; поэтому он не мог позволить «хозяину» причинить себе вред. Засев в мозгу Фазио, он держал под контролем его тело. Всякий раз, когда Фазио предпринимал очередную попытку спрыгнуть с моста, потянуться к фляжке с ядом, достать пистолет, проклятая бдительная тварь в его мозгу оказывалась на шаг впереди, защищая его от возможного повреждения.
Меня затопила волна сочувствия, и я протянул руку, чтобы положить ее на плечо Фазио. Однако в последний момент испугался, что даже при самом легком касании симбионт может перескочить из его головы в мою, и отдернул руку. Потом я все же заставил себя прикоснуться к Фазио. Он резко отпрянул. Казалось, он выгорел изнутри.
— Чолли!
К нам подплыла Элисандра, длинноногая, прекрасная.
— Это личное или я могу составить вам компанию? — нахмурившись, спросила она.
Я колебался. Мне отчаянно хотелось, чтобы пути Фазио и Элисандры не пересекались, но я понимал, что это невозможно.
— Мы здесь... ну... мы тут...
— Давай, Чолли,— глухо заговорил Фазио,— представь этой милой женщине своего старого боевого друга.
Элисандра бросила на него пытливый взгляд, без сомнения, отметив его странный тон.
Я глубоко вздохнул.
— Это Фазио. Во время второй войны с овоидами мы вместе участвовали в Сервадакской кампании. Фазио... Это Элисандра. Она транспортный инженер поворотного колеса. Ты должен непременно увидеть ее за работой, она крутой специалист...
— Это честь для меня — познакомиться с вами,— серьезно сказал Фазио,— Женщина, соединяющая в себе красоту и техническое мастерство... должен сказать, я... я...— Внезапно он стал запинаться, лицо пошло пятнами, в глазах засверкала ярость.— Нет! Нет, черт побери! Не сейчас! — Фазио стиснул руки в дикой попытке сдержать себя.— Муллаголла! — беспомощно выкрикнул он,— Джиллабогбог! Сампазозозо!
И, задыхаясь, разразился судорожными рыданиями. Элисандра смотрела на него с изумлением и жалостью.
— Ну, ты собираешься убить его? — спросила она.
Это происходило два часа спустя. Мы уложили Фазио в постель в его маленькой комнате в гостинице и пошли к Элисандре. Я рассказал ей все.
Я посмотрел на нее таким взглядом, как будто она начала лопотать, точно Фазио. Мы с Элисандрой были вместе почти год, но временами возникало чувство, будто я совсем не знаю ее.
— Ну? — повторила она.
— Ты серьезно?
— Ты обязан сделать это. Ты задолжал ему смерть, Чолли. Он не может прямо сказать тебе, потому что симбионт такого не допустит. Но именно этого он ждет от тебя.
Все правильно. На протяжении последнего часа эта мысль неоднократно приходила мне в голову. Реальность, от которой никуда не деться, была такова: я допустил промашку на Вайнштейне, в результате чего Фазио десять лет горел в аду. Теперь я должен его освободить.
— Если бы существовала возможность как-то извлечь симбионта из его мозга...
— Но ее нет.
— Да,— согласился я.— Ее нет.
— Ты сделаешь это для него?
— Прекрати,—сказал я.
— Мне невыносимо смотреть, как он страдает, Чолли.
— Думаешь, мне легче?
— Подумай хотя бы о себе. Предположим, ты во второй раз подведешь его. Как ты будешь жить с этим? Скажи, как?
— Я никогда не был склонен к убийству, Элли. Даже когда надо было убивать овоидов.
— Это мы знаем,— сказала она.— Но на этот раз у тебя нет выбора.
Я подошел к маленькому огненному шару, который она установила над спальной платформой, и нажал на кнопку; в густом клубящемся тумане вспыхнули искры, затем заструились яркие цвета — оранжевый, зеленый, фиолетовый, желтый.
— Ты совершенно права,— тихо сказал я.
— Хорошо. А то я испугалась, что ты собираешься снова его кинуть.
Она произнесла это без всякого злого умысла, и все же я воспринял ее слова как удар кулака. И стоял, оглушенный этим ударом.
Наконец, внутренняя дрожь унялась. Но нахлынула новая тревога, и я сказал:
— Знаешь, это идиотизм — обсуждать такое с тобой. Ведь я втягиваю тебя в то, что никак не должно тебя касаться. Ты становишься моей сообщницей, пусть даже пока ничего не произошло.
Элисандра не обратила внимания на это замечание. Когда она зацикливалась на чем-то, ее было не сбить.
— Как ты собираешься действовать? — спросила она.— Нельзя же просто перерезать человеку горло и сунуть труп в утилизатор.
— Послушай, ты понимаешь, что наказание распространяется и на...
— Прямое физическое нападение исключается,— продолжала она,— Наверняка будет борьба — симбионт обязан защищать своего «хозяина» в случае нападения,— и ты получишь царапины, синяки или что-нибудь похуже. Это могут заметить. Предположим, ты так сильно пострадаешь, что придется обратиться к медикам. Что ты им скажешь? Что подрался в баре? А потом начнут искать твоего старого друга Фазио, с которым тебя видели за несколько дней до этого... Нет, слишком рискованно.— Тон у нее был странно деловой, прозаический.— И как избавиться от тела? Это еще сложнее, Чолли,— удалить со станции пятидесятикилограммовую массу без оформления соответствующих бумаг. У нас нет ни визы места назначения, ни погрузочной декларации. Даже на мешок картошки требуется оформить документ. А если кто-то исчезнет и будет зафиксировано пятидесятикилограммовое уменьшение итоговой массы дня...
— Прекрати,— сказал я.— Ладно?
— Ты задолжал ему смерть. И согласился с этим.
— Может, и так. Но что бы я ни решил, не хочу впутывать в это тебя. Это не твоя беда, Элли.
— Ты что, правда так считаешь? — мгновенно среагировала она.
В ее голосе смешались гнев и любовь. У меня не было сил улаживать эту проблему прямо сейчас. В голове пульсировала боль. Я активизировал фармацевтический манипулятор и торопливо вспрыснул себе подкожно хорошую дозу релаксантов. Потом взял Элисандру за руку. Чтобы завершить дискуссию, я сказал мягко, но решительно:
— Давай ляжем в постель. Я не в состоянии продолжать этот разговор.
Она улыбнулась, кивнула и ответила гораздо мягче:
— Конечно.
Она принялась раздеваться, но спустя несколько мгновений повернулась ко мне, охваченная беспокойством.
— Я не могу перестать думать об этом, Чолли. Оно жужжит и жужжит внутри. Несчастный парень! — Она содрогнулась,— Каково это, когда кто-то постоянно сидит у тебя голове! Не иметь контроля над своим телом. Просыпаться в луже мочи, так он сказал. Говорить на непонятном языке. И все остальное безумие. Как он выразился? Будто муравей ползает у тебя под черепом. Зуд, который невозможно расчесать.
— Я не знал, что это будет так ужасно. Если бы знал, убил бы его тогда же.
— Почему ты не сделал этого?
— Он же Фазио. Человек. Мой друг. Я даже овоидов не очень-го хотел убивать. Какого черта мне было убивать его?
— Но ты же обещал, Чолли.
— Хватит,— попросил я.— Я не сделал этого, и точка. И теперь должен жить с этим.
— И он тоже,— сказала Элисандра.
Я забрался в спальную камеру и лег.
— И я тоже,— добавила она.
Прежде чем лечь, она какое-то время бродила по комнате. Потом забралась ко мне, но легла чуть в стороне. Я не стал придвигаться. Но постепенно расстояние между нами уменьшилось. Я положил руку ей на плечо, она повернулась ко мне.
За час до рассвета Элисандра сказала:
— Кажется, я придумала, что делать.
На отработку деталей у нас ушло около десяти дней. Теперь я был твердо настроен сдержать обещание. Никаких колебаний, никаких отговорок. Элисандра права: у меня не было выбора. Я действительно задолжал Фазио, и другого способа рассчитаться с ним нет.
Она тоже была настроена очень решительно. Порой мне казалось, даже решительнее меня. Я предостерегал ее, что у нее могут возникнуть большие и совершенно лишние неприятности, если власти станции когда-нибудь поймут, что именно произошло. Но Элисандра заявила, что не считает их «лишними».
Я не слишком часто контактировал с Фазио, пока мы все устраивали. Очень важно, решил я, чтобы у симбионта не зародилось ни малейших подозрений. Я, конечно, видел Фазио практически каждый день — станция Бетельгейзе невелика,— но на расстоянии. Он пристально разглядывал все, иногда с ним случались эти дикие приступы: он лез на стену, или бессвязно выкрикивал что-то, или громко спорил сам с собой. В основном я делал вид, что не замечаю его. Были, однако, моменты, когда избежать встречи не представлялось возможным — за обедом, в баре или после работы в комнате отдыха.
— Ну все,— объявила наконец Элисандра,— Я свою часть сделала. Теперь ты делай свою, Чолли.
