Приехав домой, Рутковский побрился, надел темный вечерний костюм, завязал скромный, в тон костюму, галстук и стал ждать. Никто не звонил, а в такие минуты время, как назло, тянется слишком медленно. Максим только успел подумать об изменениях человеческой психики, как раздался звонок.
Рутковский переждал три или четыре звонка, хотя подмывало сразу схватить трубку, наконец отозвался и услышал вкрадчивый голос Кочмара:
— Пан Максим? — Даже это полуинтимное обращение «пан Максим» свидетельствовало если не о полном повороте в отношении Кочмара к Рутковскому, то, по крайней мере, о хорошем настроении или обещании каких-то благ в будущем.
— Конечно, шеф, — ответил Рутковский. — Давно жду вашего звонка, и с нетерпением.
— С нетерпением — это хорошо... — Максиму показалось, что увидел, как расплывается в масленой улыбке лицо Кочмара. — Прошу вас вызвать такси, мы могли бы взять мою машину, но, кажется, вы не водите?
Рутковского научили водить автомобиль еще в Киеве, но он никому не признавался в этом — лишний факт для подозрений.
— К сожалению, только собираюсь сдавать экзамены, — подтвердил.
— Берите такси и заезжайте за мной, — шеф назвал адрес. — И еще... — запнулся на одно неуловимое мгновение, — возьмите с собой деньги. Может, возникнет желание поиграть. Марок семьсот — восемьсот хватит.
«Ого, — едва не вырвалось у Максима, — а у тебя аппетит». Думал, что отделается пятью сотнями, придется брать вдвое больше. Положил тысячу стомарковыми банкнотами в бумажник, еще триста сунул во внутренний карман пиджака, двести мелкими купюрами скомкал в кошелек и вызвал такси.
Кочмар жил в большом фешенебельном доме почти по соседству. Вообще радиостанция, которая давала своим работникам квартиры, старалась снимать их в одном районе, неподалеку от Энглишер Гартен. Максим знал, что шеф один занимал достаточно просторную трехкомнатную квартиру, последняя жена ушла от него несколько месяцев назад, всего он был женат, кажется, раз пять и любил повторять, что смена женщин лишь закаляет мужчин. Сам он постоянно совершенствовал свои познания о прекрасной половине рода человеческого, и иногда можно было наблюдать, как из кабинета шефа выскакивает раскрасневшаяся и счастливая секретарша Катя Кубиевич — говорили, что она приходится какой-то родственницей тому самому Владимиру Кубиевичу, профессору географии, давнишнему немецкому агенту, председателю так называемого Украинского центрального комитета (УЦК), образованного в Кракове после оккупации его гитлеровцами, и теперешнему главе так называемого «Научного общества им. Т. Г. Шевченко». Во всяком случае, была Катя Кубиевич, или Кетхен, как на немецкий лад звали ее в украинской редакции, родственницей пана профессора или нет, она пользовалась большим влиянием в отделе, и даже заместители шефа были предупредительны с ней.
Вот и теперь, кажется, оранжевое пальто Кетхен мелькнуло на противоположной стороне улицы. Машина затормозила около дома Кочмара, и Максим увидел шефа у подъезда. Рутковский выскочил из машины и угодливо раскрыл перед ним дверь такси.
— Куда поедем? — спросил.
— Бад-Визе, — назвал Кочмар городок под Мюнхеном, известный своими игорными заведениями, ресторанами и ночными клубами со стриптизом.
Рутковский устроился впереди, и таксист рванул машину: как правило, пассажиры, которые едут в Бад-Визе, не жалеют чаевых — у всех впереди перспектива гульнуть и сорвать куш в рулетку или на ломберном столе; на обратный путь, как правило, не хватает денег, а теперь чего скупиться на лишнюю марку?
Швейцар любезно улыбнулся Кочмару, беря его шляпу. На всякий случай, но не так приветливо, улыбнулся и Рутковскому. В конце концов, тут каждого встречали улыбкой: чего стоит лишняя улыбка — ни пфеннига, а она поднимает у клиента настроение, наполняя верой в свою счастливую звезду, а это — прямая выгода для владельца заведения.
— Ужинали? — коротко спросил Кочмар у Рутковского, когда поднимались по лестнице, устланной ковровыми дорожками.
— Конечно.
— Тогда по рюмочке для настроения — и к столу. — Бармен налил им французского коньяка. Максим подержал бокал в ладонях, чтобы хоть немного согреть, но Кочмар сгорал от нетерпения, дух азарта уже вселился в него, зрачки расширились и потемнели, на лбу сразу после рюмки выступил пот, черты лица заострились. Теперь он напоминал Рутковскому старого и облезлого тигра, злого и опытного, который еще сберег силы и при случае мог огрызнуться.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Кочмар поискал кого-то в зале глазами, видно, нашел, ибо обнял Максима и повел вглубь, где за столом со свечами сидели несколько посетителей.
— Ну, — прошептал возбужденно, — давайте деньги, новичкам всегда везет, попробую поставить на вашу карту.
Максим вытащил бумажник, пан Роман молниеносно перехватил его и спрятал в задний карман брюк: будто и не было бумажника, а Кочмар не солидный шеф целого отдела радиостанции, а обычный фокусник.
— Сколько? — спросил.
— Тысяча.
Кочмар обнял Максима:
— А вы мне все больше нравитесь.
— Тешу себя надеждами, что оправдаю ваше доверие.
Они подошли к столу, где сидела девушка с длинными приклеенными ресницами и яркими, даже слишком яркими губами.
— Хелло, Герда, — помахал ей рукой Кочмар, — я привез парня, надеюсь, он понравится тебе.
Наверное, Герде нравились мужчины и значительно хуже Рутковского, она подняла длинные ресницы, глянула похожими на сливы глазами, видно, осталась довольна, так как убрала с соседнего стула сумочку.
— Я пошел, — сказал Кочмар, — желаю вам веселого вечера.
— А вам выигрыша.
Кочмар сплюнул через левое плечо и направился к двери не оглядываясь.
Герда оказалась достаточно молчаливой, и это устраивало Рутковского. Он заказал виски и какую-то закуску, Герда пила бокал за бокалом, и щеки у нее порозовели. Дважды она приглашала Максима танцевать, выбирала танцы медленные и прижималась к Рутковскому, обняв его за шею руками.
С Гердой все было понятно: она зарабатывала деньги, и на нее Максим мог не обращать внимания. Попросил кельнера принести еще бутылку, сидел, рассматривая посетителей, и с нетерпением ждал Кочмара. Наверное, сам пан Роман не желал так себе успеха, как этого хотел Максим. Рутковского не волновали финансовые дела Кочмара: пусть вылетает в трубу, но не сегодня. Сегодня в случае выигрыша у шефа будет хорошее настроение, этот вечер должен ему запомниться.
Максим сгорал от нетерпения, и даже молчаливая Герда начала надоедать ему.
Кочмар появился совсем неожиданно — шел между столиками красный, возбужденный, с расстегнутой верхней пуговицей рубашки, со сдвинутым набок галстуком, счастливый и улыбающийся. Тяжело шлепнулся на стул, налил чуть ли не полный стакан виски и выпил одним духом, безо льда и воды, не закусывая. Только глотнув воздуха, как рыба, выброшенная на берег, застыл на минуту с вытаращенными глазами, потом откинулся на спинку стула и посмотрел на Максима так, вроде увидел впервые.
— Пан Максим, — поучительно поднял он мясистый палец, — я им сегодня показал, как нужно играть, и они надолго запомнят этот вечер!
— Мне всегда казалось, что такой игрок... — с энтузиазмом начал Рутковский, но Кочмар не дал ему договорить:
— Вы правы, мой молодой друг, однако существует еще фортуна, и сегодня она была на моей стороне. Потом мы рассчитаемся, — бросил вскользь небрежно, — а теперь я бы хотел отпраздновать эту заслуженную победу. Что-то вы тут без меня заскучали, Герда совсем грустная. Закажите, пан Рутковский, коньяк и шампанское, я же пока выпью еще немного виски, а то игра была жаркой, и жажда мучает меня. — Кочмар вылил из бутылки остатки виски и выпил снова; пододвинув к себе блюдо с закусками, начал есть прямо из него, аппетитно чмокая губами.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Максим чувствовал себя спокойно: слава богу, что захватил лишние деньги и ему хватит рассчитаться. Что же, в конце концов — улыбнулся этой мысли — за все платит «Свобода», даже за акции, направленные против нее, будут выложены деньги, полученные в ее же кассе. Для чего же их экономить? Но!..
