Он уже держал себя в руках, заставил лицо раздвинуться в улыбке, особенно постарались губы, а у глаз появились так называемые добрые морщинки.
– Я давно хотел познакомиться с вами, – произнес он дружелюбно, – но все что-то да мешало. Мы могли бы, конечно, раньше, если бы вы нашли время выбраться к нам в Кремль. У нас там много диковинок, вы не были бы разочарованы.
Я вздохнул.
– На свете много диковин, все не пересмотришь.
– Вы такой нелюбопытный?
– Я вообще не любопытный, – подчеркнул я. – Любознательный – да, но и то в пределах, так сказать.
– А пределы, позвольте поинтересоваться… – сказал он осторожно.
Я покачал головой.
– Извините, зачем я вдруг да взял бы и раскрыл перед вами карты? Нет уж, нет уж.
Он вздохнул, сильное волевое лицо как-то разом осунулось, то ли премьер постарел за секунду, то ли так распустил лицевые мышцы, что стало ясно: немолод, держится на нервах да еще на старых добрых тренажерах, беге трусцой, отжиманиях от пола. Жаль, это все не помогает в таких вот случаях, когда приходится самому ехать к кандидату в президенты, а их как собак нерезаных.
– Китай провел очередные военные учения, – сказал он вдруг. – Не знали? Плановые, о них сообщалось заранее, и не вблизи границ, тоже вроде бы нет повода волноваться. Однако эти военные учения участились, в них принимает участие все больше народу, прямо по экспоненте, а характер учений таков, что китайская армия не только защищается, как она делала на всех учениях и о чем постоянно писали ее газеты, но и активно нападает.
Я кивнул.
– Это не новость. Все средства массовой информации сообщали. И даже вели репортажи с учений.
– Но впервые, – подчеркнул он, – состоялись учения сразу в трех регионах Китая! Также впервые в них участвовала практически вся армия. Этому тоже есть свое объяснение, но позвольте обратить ваше внимание на протяженность нашей границы с Китаем! Для ее охраны нам пришлось бы поставить все население России, включая стариков и грудных детей, и то на границе остались бы щели. Где бы мы ни сосредоточили армию, китайские войска всегда могут пройти в другом месте практически без боя.
Я снова кивнул.
– Знаю. Вы хотите сказать, что виноваты мы, националисты?
– Да, – отрезал он. – Уже дано указание Генеральному прокурору возбудить против вас дело.
Я ощутил смертельный холод, проговорил тихо:
– На каком основании?
Он ощутил мой страх, торжествующая улыбка коснулась красиво вылепленных губ.
– Прокуратура предлог найдет. Особенно если приказ исходит от президента лично. Мы не дети, понимаем, верно?
– У вас ничего не выйдет, – ответил я, стараясь, чтобы голос не дрогнул. – Нельзя арестовывать кандидата в президенты… и как раз такого, у кого все шансы победить на выборах! Вы опоздали. Поезд ушел.
Он покачал головой, не соглашаясь, но тут же сменил тему:
– Кстати, президент очень заинтересовался вашими организаторскими способностями. Я уполномочен предложить вам любой пост в правительстве.
Он замолчал, глядя на меня неотрывно, я чуть расслабил занемевшие плечи, спросил все еще тихо:
– Включая даже вашу должность?
Он кивнул, все еще не отрывая от меня взгляда.
– Президент предположил, что вы можете это сказать. Как видите, он у нас стратег, умеет высчитывать не только ходы – даже мысли соперников.
– И что же?
– Можно и это, – ответил он с неохотой. – Есть запасной вариант. Через четыре года президент уходит, отбыв свои два срока, а я, за то что уступил вам пост без трений, получаю президентство. За долготерпение, кстати. Ведь мне четыре года придется быть на должности хоть и высокой, но пониже. Или пойти временно в олигархи.
Он усмехнулся при последних словах, в самом деле понижение, ведь сейчас он и премьер, и олигарх, разве что олигархия вертится без его непосредственного участия, записанная на родню или вообще на подставных лиц.
– Да, – согласился я, – видимо, наш президент встревожен всерьез. Единственное, что могу посоветовать, пошлите все войска, какие у нас есть, на границу с Китаем. Им нужно продемонстрировать нашу решимость дать бой, если все-таки посмеют вторгнуться… А они посмеют!
Он поморщился.
– Оставим пока внешнюю политику. Поговорим о внутренней. Вы своим заявлением, своей идеей взбудоражили общество, страну, политиков и в конце концов – весь мир! Давайте вернем мир к прежнему спокойствию. Для этого вам просто нужно согласиться войти в правительство и снять свою кандидатуру. Это поймут все политики. Во всем мире поймут.
– Нет, – ответил я и прямо посмотрел ему в глаза. – Не люблю высокопарных слов, но я хочу жить в завтрашнем дне. И даже надеюсь успеть в нем пожить.
Я поднялся, он посидел несколько мгновений, но то ли воспитание, то ли что-то еще заставило его встать. Наши взгляды скрестились над столом. Лицо премьера оставалось таким же жестким, словно отлитым из металла, но глаза потемнели.
– Вы идете против всей России, – предупредил он.
Я усмехнулся.
– Давайте я не стану напоминать, что нынешний президент – это еще не вся Россия. Даже вместе с вами.
– Я о населении, – уточнил он.
– Россия уже показала, за кем она. Сперва на выборах в Думу, а теперь покажет на президентских. Не смею вас дольше задерживать… и хочу напомнить, кстати, что теперь мою резиденцию охраняет едва ли не полк. Взять ее можно только с помощью танков.
Он кивнул, то ли принимая к сведению, то ли соглашаясь, явно знает, а когда был уже на пороге, я сказал:
– Кстати, вы прекрасный экономист и политик. Думаю, вы сможете остаться на прежнем посту и в моем правительстве.
Он остановился, оглянулся.
– И как долго оно просуществует?
– Недолго, – согласился я, – но будет возможность самые крупные лакомые куски разобрать еще перед присоединением. Только справедливо, не так ли, если земли и богатства достанутся тем, кто их сумеет сберечь и приумножить, а не тем, кто все равно пропьет и просрет?
Он испытующе смотрел мне в глаза, слабая улыбка мелькнула на губах, кивнул и толкнул дверь.
Ежедневно с утра я обнаруживал у себя на столе листок с кратким перечнем действий воинских соединений Китая вблизи границы, а также в районах наиболее крупных скоплений его войск. Всякий раз нервы вздрагивали, словно по ним пропускали электрический ток: воинские части начинают приходить в движение, стягиваются ударные кулаки, начинают сдвигаться к границам.
– По восьми направлениям, – сказал Лысенко. Он покачал головой. – Даже Гитлер прорывал нашу оборону всего лишь в трех местах, да и потом обычно ограничивался одним стратегическим направлением. А если делал движение в сторону, например, Кавказа, то перебрасывал туда часть с основного направления.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});