Солнце садилось в океан по правую руку, с берега тянуло сухим и теплым ветром прокаленных зноем полупустынь, мерно хлюпала о борта черно-синяя волна Индийского океана. Жизнь казалась совершенно великолепной.
— Не делайте этого, я буду говорить. Все… Только… Вы лучше задавайте вопросы, а я отвечу…
На этом и строился расчет Шульгина. На самом деле человеку начать вдруг подробно и последовательно рассказывать о своих неблаговидных помыслах и поступках психологически трудно. На этом и ломали многих арестованных энкавэдэшные следователи.
После неоднократных, сопровождаемых физическим воздействием требований «разоружиться перед партией», самому придумать и стройно изложить сюжет и фабулу собственной антисоветской троцкистской деятельности, возможность просто отвечать на задаваемые вопросы кажется даже облегчением.
— Ладно, давай так. Я спрашиваю, ты отвечаешь быстро, без пауз. Станешь долго задумываться, я могу усомниться в твоей искренности. И все время помни, что каждое твое слово будет перепроверяться.
Среди потока вопросов, ответы на которые Шульгина интересовали очень мало, он хотел замаскировать единственный, главный.
И, уже выяснив очень многое о том, как именно Кейси собирался обратить «Призрак» в свою собственность, сколько денег за участие в операции собирался он заплатить своим помощникам и какую судьбу он готовил Шульгину и остальному экипажу, Сашка без нажима, как бы между прочим спросил:
— А о чем у вас состоялся разговор там, в Москве? Каким образом к тебе подошли те люди, куда пригласили для беседы, что спрашивали и что предлагали?
После предыдущих, крайне неприятных вопросов этот показался Кейси вполне невинным. Отвечая на него, можно даже отдохнуть и немного расслабиться. И он начал говорить, описывая события рокового вчерашнего дня в мельчайших деталях.
…Ровно в десять с половиной часов утра — как раз отзвонили куранты на краснокирпичной башне — австралиец поднялся от Манежной площади к Никольским воротам и вошел в Кремль. Этот день он собирался посвятить осмотру Оружейной палаты, о которой многое слышал. Он даже купил билет, но внутрь войти не успел.
Его вежливо придержал за локоть молодой человек, одетый, похоже, для загородной прогулки в зимнем лесу — в кожаную куртку на меху, натурального же меха шапку и высокие сапоги с толстыми рубчатыми подошвами.
Обычно люди, перемещающиеся по Москве короткими перебежками от метро, остановок автобусов и такси до дверей офисов или магазинов, одевались гораздо легче.
Назвавшись представителем службы охраны Кремля, этот человек предложил буквально на несколько минут зайти в дежурное помещение, чтобы уточнить некоторые вопросы.
Поначалу Кейси подумал, что речь пойдет о висевшей у него на плече видеокамере. Он знал, что во многих музеях мира пользоваться съемочной аппаратурой запрещено, но в России у него пока что проблем не возникало.
Однако с первых же слов он понял, что «господин Павлов» представляет ведомство, которое если и интересуется поддержанием порядка в национальных музеях, то в самую последнюю очередь.
Разговор длился уже третий час, и Кейси пришлось ответить на массу вопросов, касающихся прежде всего истории его знакомства с господами Ньюменом и Мэллони, цели приезда в Москву и дела, которыми они здесь занимаются.
Скрывать было особенно нечего, да и неискренность с представителями государственных спецслужб на их территории никогда ни к чему хорошему не приводила.
Только о том, что означенные господа прибыли сюда прямиком из параллельного прошлого, Кейси благоразумно умолчал.
С одной стороны, не хотелось выглядеть идиотом, а с другой — ни одного подтверждающего эту гипотезу факта у него все равно не было. Изданные в другой реальности книги остались на яхте в Мельбурне, проданные раритетные монеты доказательством служить не могли.
— Хорошо, — сказал наконец контрразведчик. — Мы удовлетворены вашей откровенностью и готовностью к сотрудничеству. Поэтому — любезность за любезность. К вам претензий у нас нет, но вы поступили бы очень правильно, если бы сегодня же, не встречаясь со своими «друзьями», вылетели на родину. Билет в Оружейную палату по нашей вине пропал, поэтому в компенсацию… — Он протянул Кейси оформленный на его имя длинный, глянцево блестящий билет на рейс Москва — Мельбурн. — Вы свободны. Вас отвезут сначала в гостиницу за вещами, потом в аэропорт…
…В этом месте своего рассказа Кейси вдруг запнулся. От ощущения, что он забыл что-то очень важное, жизненно важное, у него даже лицо исказилось.
Если бы Шульгин в это время отвернулся, просто отвлекся на игру закатных красок у горизонта, короткая гримаса «подследственного» осталась бы им незамеченной.
Но он ее увидел.
Это тоже входило в число профессиональных навыков — следить не только за словами, но и за интонациями, за мимикой, выражением глаз собеседника.
— Что? Что случилось после того, как вы сели в машину?
Кейси безуспешно пытался вспомнить. Сейчас выходило так, что из памяти у него выпал не просто конкретный факт или мельком сказанная фраза, у него вообще образовался провал между отъездом из Кремля и посадкой в стратоплан, заполненный серым туманом и обрывками впечатлений.
Причем, если бы не тщательный допрос Шульгина, заставивший его разложить события дня по минутам, он мог бы вообще не догадаться о потерянном куске жизни. Основные-то впечатления у него сохранились: вызванное встречей с контрразведчиком волнение, торопливые сборы в номере, страх случайно встретиться в коридоре или холле с Новиковым, дорога до аэропорта, облегчение, когда он занял свое место в салоне.
Нормальное восприятие жизни восстановилось только после взлета и выпитого в баре стаканчика виски.
Шульгин взял его за плечи, уперся зрачками в зрачки, зашептал странно звучащие слова.
После короткого приступа головокружения с сознания Кейси словно махом сдернули пелену. События второй половины дня вновь засверкали яркими красками, как те заснеженные поля и перелески Подмосковья, сквозь которые нес его автомобиль, когда вдруг выглянуло из-за туч пока еще высокое солнце.
Сидящий за рулем человек, до этого большую часть пути молчавший, повернул к своему пассажиру лицо, выразившее вдруг острую заинтересованность.
— Вы, кажется, говорили, что господин Ньюмен оставил в Мельбурне на хранение свою яхту. Как, хорошая?
— Великолепная, — машинально ответил Кейси, до того погруженный в собственные мысли о так грубо прерванном путешествии. Он рассчитывал провести здесь еще не меньше месяца, потому и не спешил, тратил время удивительно нерационально. А теперь уезжает, не увидев большинства музеев, не побывав в Петрограде, о котором слышал столько восторженных отзывов. Может быть, еще удастся сюда приехать. Если его не внесут в какие-нибудь «черные списки» нежелательных иностранцев. — Я таких раньше и не видел. Как в кино из жизни старинных аристократов.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
