— Я себе задницу свернул, — сказал Г. М. незамысловато. — Я страшно ушибся. Наверное, останусь калекой на всю жизнь.
— Но, сэр, люди же смотрят!
Г. М. объяснил, куда могут пойти все эти люди. Он глядел на Еву Дрейтон поверх очков с неописуемой злобой в глазах:
— Полагаю, дорогуша, это ваша работа?
Ева смотрела на него в оцепенении:
— Что, банановая кожура?
— Именно, — сказал Г. М., складывая руки на груди подобно прокурору.
— Да ведь мы… мы только хотели пригласить вас на пикник!
Г. М. закрыл глаза.
— Прекрасно, — промолвил он замогильным голосом. — Только не кажется ли вам, что намекнуть можно было и потоньше — вылить майонезу мне на голову или насыпать муравьев за шиворот? Ек-стебелек!
— Я не это имела в виду! Я же…
— Позвольте помочь вам, сэр, — перебил их спокойный, обнадеживающий голос ее спутника, темноволосого свежевыбритого мужчины.
— А, вы тоже хотите мне помочь? Вы, собственно, кто?
— Простите, пожалуйста! — сказала Ева. — Я вас не познакомила. Это мой жених, доктор Уильям Сейдж.
Лицо Г. М. побагровело.
— Я несказанно рад, — отметил он. — Как предусмотрительно было с вашей стороны привести с собой доктора! Я вам очень признателен, очень. А машина, как я полагаю, тут для того, чтобы в ней спустить с меня штаны и провести осмотр?
Швейцар испуганно вскрикнул.
Билл Сейдж громко рассмеялся, то ли от нервного напряжения, то ли от абсурдности ситуации.
— Я сто раз в день говорю Еве, — сказал он, — что меня не нужно называть доктором. Ведь я хирург…
Тут Г. М. по-настоящему насторожился.
— Впрочем, я думаю, мы обойдемся без операции. И по-моему, — Билл рассудительно обратился к швейцару, — необходимости снимать штаны с сэра Генри перед «Клубом старейших консерваторов» тоже нет.
— Огромное вам спасибо, сэр.
— С нашей стороны было чудовищной наглостью прийти сюда, — признался молодой человек, — но мне правда кажется, сэр Генри, что вам было бы удобней в машине. Как вам такое предложение? Позвольте подать вам руку?
Увы, даже десять минут спустя, когда сердитый Г. М. сидел на заднем сиденье, а молодые люди, вытянув шеи, развернулись к нему, мир не был восстановлен.
— Ну как скажете! — проговорила Ева. Ее прелестное, обычно невозмутимое личико пылало румянцем, а губы жалобно искривились. — Очень жаль, что вы не хотите ехать с нами на пикник. А я так надеялась..
— Ну… я… — растерянно пробормотал великий человек.
— Думаю, вас заинтересует еще одна наша гостья. Но Вики — непростая девушка. Без вас она точно откажется.
— Вот как? И кто же эта другая гостья?
— Вики Адамс.
Рука Г. М., поднятая было для ораторского жеста, тут же упала.
— Вики Адамс? Не та ли это девица, которая?..
— Она самая, — кивнула Ева. — Это, говорят, была одна из величайших загадок лет двадцать назад, которую полиция так и не сумела разгадать.
— О да, дорогуша, — мрачно согласился Г. М. — Так и есть.
— Теперь Вики уже взрослая. И мы подумали, что если бы вы, именно вы, поехали с нами и поговорили с ней по душам, она бы рассказала, что на самом деле случилось той ночью.
Маленькие пронзительные глазки Г. М. неподвижно уставились на Еву, и она поежилась под этим взглядом.
— Позвольте, дорогуша, а вам-то все это зачем?
— Да так… — Ева взглянула на Билла Сейджа, который опять угрюмо постукивал по рулю, и осеклась. — Какая теперь разница? Если вы все равно не едете с нами…
Г. М. принял мученический вид.
— Я ведь не говорил, что отказываюсь ехать, — заявил он. (Тут он слукавил, но не в этом суть.) — Я не отказался даже после того, как вы едва меня не изувечили. — Он начинал все больше горячиться. — Но сейчас мне пора, — добавил он извиняющимся тоном. — Мне пора вернуться к делам.
— Мы подвезем вас, сэр Генри.
— Нет, нет, — сказал едва не изувеченный сэр Генри, выбираясь из машины с удивительным проворством. — Прогулка будет полезна моему пищеварению, хотя заду придется нелегко. Я незлопамятен. Заезжайте за мной завтра с утра. Счастливо!
И он грузно зашагал в сторону Хэймаркета.
Даже не слишком внимательный наблюдатель заметил бы: Г. М. был глубоко погружен в свои мысли, причем погружен настолько, что его чуть не сбило такси у Арки Адмиралтейства. На полпути к Уайтхоллу его окликнул знакомый голос:
— День добрый, сэр Генри.
Перед ним стоял старший инспектор Мастерс, дородный и вальяжный, в глухо застегнутом костюме из синего сержа[145] и в котелке, и смотрел на него выцветшими голубыми глазами.
— Странновато, — отметил старший инспектор приветливо, — видеть вас на прогулке в такой день. Как поживаете, сэр?
— Ужасно, — резко ответил Г. М. — Но дело не в этом. Мастерс, змей вы подколодный, вы-то мне и нужны.
Мало что могло испугать старшего инспектора. Но эти слова — испугали.
— Я вам нужен? — переспросил он.
— Ага.
— И по какому поводу?
— Мастерс, помните ли вы дело Виктории Адамс, которое расследовалось около двадцати лет назад?
Старший инспектор вдруг изменился в лице и насторожился.
— Дело Виктории Адамс? — задумался он. — Нет, сэр, что-то не припомню.
— Врете, юноша! Вы тогда были сержантом при старом инспекторе Резерфорде, и даже я это помню!
Мастерс держался с достоинством:
— Возможно, сэр. Но двадцать лет назад…
— Девочка двенадцати или тринадцати лет, дочь очень состоятельных родителей, исчезла однажды ночью из загородного дома, все двери и окна которого были заперты изнутри. Неделю спустя, когда все уже дошли до истерики, девочка снова оказалась в своей постели, несмотря на все засовы и замки, и спала, как ни в чем не бывало. И до сегодняшнего дня так никто и не узнал, что же случилось на самом деле.
Повисло молчание. Мастерс стиснул зубы.
— У этого семейства, у Адамсов, — настойчиво продолжал Г. М., — был загородный домик недалеко от Эйлсбери, на краю Гоблинского леса, напротив озера. Вспоминаете?
— Ах да, — проворчал Мастерс, — вспоминаю.
Г. М. посмотрел на него с любопытством:
— Они приезжали туда кататься на коньках зимой и купаться летом. Девочка исчезла глубокой зимой, а все двери были заперты от сквозняков. Говорили, что ее папаша чуть было совсем не слетел с катушек, когда нашел ее неделю спустя спящей под ночником. Но когда ее спрашивали, где она была, она отвечала только: «Я не знаю».
Снова повисло молчание, лишь красные автобусы громыхали по запруженному Уайтхоллу.
— Вам придется признать, Мастерс, что тогда поднялась жуткая шумиха. Вы, кстати, не читали «Мэри Роуз»[146] Барри?
— Нет.
— Все было прямо как в этой пьесе. Говорили даже, что Вики Адамс — подменыш, ее похитили эльфы…
Тут Мастерс взорвался.
Он снял котелок, протер лоб. И изложил свои соображения об эльфах столь обстоятельно, что даже сэру Генри было нечего добавить.
— Знаю, юноша, знаю, — успокоил его Г. М. Затем голос его снова зазвучал настойчиво. — Теперь скажите мне. Неужели все это правда?
— Что правда?
— Окна все были заперты? Засовы задвинуты? Ни люка на чердак? Ни подвала? Ни подпола? Одни глухие стены?
— Да, сэр, — ответил Мастерс, мощным усилием воли возвращая себе обычную невозмутимость. — Должен признать, что все это правда.
— Значит, никаких фокусов с этим домом?
— На посторонний взгляд — никаких, — ответил Мастерс.
— В смысле?
— Послушайте, сэр, — понизил голос Мастерс. — До Адамсов там было логово Чака Бэндалла. А он был отъявленнейший бандит; мы в конце концов его поймали через пару лет. Полагаете, Чак бы не устроил в своем доме потайного выхода? То-то же. Вот только…
— Ну? Что же?
— Мы его не нашли, — пробормотал Мастерс.
— И как это понравилось старшему инспектору Резерфорду?
— Скажу вам прямо: он рвал и метал. В особенности потому, что малышка была чудо как прелестна, с большими глазами, темными волосами. Ей просто невозможно было не поверить.
— Да, — сказал Г. М. — Это-то меня и тревожит.
— Тревожит?
— Еще как! — мрачно ответил Г. М. — Кто такая Вики Адамс? Избалованная дочь безумно любящих ее родителей. Ее считают странной и не от мира сего. Даже потворствуют этому. С самого нежного возраста она была окутана облаком тайны, о которой люди говорят до сих пор. Какова же эта женщина сейчас, Мастерс? Какова же эта женщина сейчас?
— Дорогой сэр Генри! — промурлыкала Вики Адамс нежнейшим голосом.
Машина как раз сворачивала с главной дороги, Билл Сейдж и Ева Дрейтон сидели на переднем сиденье, а Вики с Г. М. — на заднем. За ними простирались красные черепичные крыши Эйлсбери в лучах предзакатного солнца. Машина свернула на проселочную дорогу, укрытую влажной зеленью деревьев, и оттуда на дорожку, которая была немногим шире тропинки между живыми изгородями.
