телеэкране всего за несколько месяцев до этого, исчезли, а скованность, явно мешавшая ему во время дебюта в программе Салливана, сменилась добродушной, возможно даже, заранее продуманной, а потому привлекательной игривостью, которая сразу позволила установить контакт и с аудиторией, и с ведущим. Когда Элвис вышел на сцену после типичного для Салливана суховатого, почти «замороженного» представления — с зачесанными назад волосами и довольной, хотя и несколько смущенной улыбкой, — было видно, что это не маска, за которой прячется яростный тигр, безуспешно пытающийся вырваться из клетки на волю. Напротив, складывалось впечатление, что он впервые воспринимает это как должное и внимает восторгам публики с легкой рассеянностью гранд–сеньора — рок–звезды, восходящей кинозвезды, слуги Господа и хозяина собственной судьбы.
Весь день прошел в делах, напрямую связанных с его профессиональной деятельностью. Хорошенько «погуляв» пару ночей в компании Ника, Дьюи, кузена Джина и своего нового друга Клиффа Гливза, приглашенных им в Нью–Йорк за свой счет, он ровно в полдень прибыл на репетицию; тем временем Полковник раздавал всем желающим значки с надписью «Элвиса в президенты!» на открытии 40-футовой «статуи» новой голливудской звезды у кинотеатра «Парамаунт» на Таймс–сквер, где через две недели должна была состояться премьера «Люби меня нежно». «В своем интервью идол юных поклонников рок–н–ролла удивил даже видавших виды репортеров, воочию продемонстрировав окружающим, что в обычной жизни это вежливый, отнюдь не глупый и весьма привлекательный молодой человек, — писала «Нью–Йорк тайме». — «Я живу лишь ради своих молодых поклонников — ведь это именно они принесли мне известность, — заявил он собравшимся репортерам. — Без них я бы ничего не достиг». Также Пресли выразил сожаление, что не может поговорить с родителями, считающими, что он оказывает дурное влияние на их отпрысков, поскольку «уверен, что сумел бы убедить их изменить свою точку зрения. С того самого момента, как я добился известности, я не раз задавал себе вопрос: «А не может ли быть так, что я — пусть даже сам того не желая — сбиваю молодых людей с пути истинного?» И я остался в ладу с самим собой». Кто–то задал ему вопрос — разве не те же самые подростки недавно разобрали его машину на детали? «Поверьте, сэр, для меня это сущий пустяк. Это всего лишь машина, у меня есть и другие. Я хочу лишь одного — делать для других то, чего от всей души желал бы и себе. Этому нас учит Библия… да, сэр, я читаю Библию, это вовсе не «утка», придуманная для рекламы. А Библия говорит: «Что посеешь, то и пожнешь». Если я буду сеять зло и пороки, то рано или поздно это вернется и ко мне самому. Я абсолютно в этом убежден, сэр, и не думаю, что моя музыка несет людям что–то плохое. Если бы я считал, что в чем–то не прав, то вновь сел бы за баранку грузовика. Это истинная правда».
В конце дня, во время публичной церемонии, столь же пристально освещавшейся прессой, ему сделали прививку вакцины против полиомиелита, недавно изобретенной доктором Солком. «Я делаю это, — пояснил он в радио–обращении, специально записанном для «Марша десятицентовиков», — поскольку «множество детишек, да и взрослых тоже, перенесли один из самых тяжелых ударов судьбы, какие только могут выпасть на долю человека… Мы должны помочь этим людям. И это можно сделать, приняв участие в «Марше десятицентовиков – 57». «Внимание–внимание: НОВЫЙ БЛАГОРОДНЫЙ ПОЧИН ПРЕСЛИ!» — гласил заголовок на первой полосе вышедшего сразу после этого номера «Вэрайети», цинично намекавшей на «рекламный трюк, направленный на то, чтобы превратить рок–н–роллера в благотворителя. Однако на самом деле статья била мимо цели: в подобной рекламе Элвис попросту не нуждался, поскольку искренне верил в то, что говорил, и надеялся, что его популярность только поможет этому мероприятию.
В тот вечер улицы по соседству с телестудией были запружены такими толпами народа, что ко входу было невозможно подойти. Здание было оцеплено конной полицией, и тысячи фанатов шумели, требуя пропустить их за полицейские кордоны. Элвис сказал, что обязательно будет давать автографы — к большому неудовольствию сопровождавших его друзей, которых столь напряженная обстановка изрядно нервировала. Эд Салливан, как всегда, верный себе, приветствуя собравшихся в зале молодых людей, призвал их соблюдать порядок и не кричать хотя бы во время исполнения песен. И они прислушались к его просьбе! Впоследствии некоторые критики намекали, что либо Элвиса заставили вести себя более сдержанно, либо телеоператорам были приказано не брать в кадр его наиболее раскованные телодвижения, но тому нигде не было подтверждений: напротив, он демонстрировал добротное чувство юмора, уверенные манеры и некую расслабленность, указывавшую на то, что он получает огромный кайф и от своего выступления, и от реакции публики. Вот он неожиданно останавливается, расправляет плечи и, громко вздохнув, закатывает глаза, словно в ожидании морской волны, которая, откатившись от него и на мгновение застыв, сейчас вот–вот нахлынет на него снова. Вот он расплывается в широкой улыбке, насмешливо поблескивая глазами, и тут же, якобы спохватившись, пытается придать лицу серьезное выражение; когда Салливан объявляет, что первое отделение закончилось, но Элвис вернется на сцену буквально через пару минут, тот шутливо упрямится, однако после недолгих пререканий соглашается — да, он вернется. Под конец третьего (и последнего) отделения Элвис объявляет дату премьеры своего нового фильма и сообщает, что в следующий раз выступит в шоу Эда Салливана в январе. Затем он покидает сцену, на мгновение задержавшись и пожелав публике: «Пока мы не встретимся снова, пусть Господь хранит вас так же, как Он хранит меня».
Хотя рейтинг программы и не был столь высоким, как после первого шоу с его участием, Салливану тем не менее удалось на порядок–другой опередить своих главных конкурентов (Мэри Мартин и Пола Дугласа в специальной телепостановке пьесы «Родившиеся вчера») и победить с отрывом в 34,6 балла (57%) по шкале Трендекс.
На следующий день Элвис был вынужден отправиться в студию «Джанко» на Восточной 69‑й улице, чтобы переснять концовку фильма «Полюби меня нежно». Едва поклонники узнали, что их кумир «гибнет» в финале первого же своего фильма, перед кинотеатром «Парамаунт» выстроились пикеты с написанными по трафарету плакатами: «Элвис, не умирай!», и руководство киностудии — то ли идя навстречу публике, то ли просто желая сделать себе рекламу — вызвало в Нью–Йорк режиссера Роберта Уэбба, оператора Лео Товера и целую команду техников. Все было сделано за несколько часов — на кадр с изображением умирающего Клинта Рено был наложен «имидж» живого Элвиса
