происходит. Правительство не хочет, чтобы мы знали. Но у нас есть эта фотография. Ее сделали с вертолета.
Он показывает мне снимок лагеря из палаток и грязи, окруженного высоким проволочным забором. Люди поднимают над головой какие-то таблички, но они слишком далеко, чтобы разобрать, что на них написано.
— Их держат здесь уже три года, и детей тоже. Содержание этих лагерей обходится нам в миллиарды, а мы даже понятия не имеем, что там происходит. Однако произошла утечка кое-какой информации. Один мужчина умер от излечимой инфекции. У него был просто порез на ноге. Беженцы в массовом порядке подвергаются сексуальному насилию со стороны охранников. Даже дети, Бек, но никто ничего не предпринимает. Там есть дети, которые пытались покончить с собой.
Он сглатывает и смотрит на фотографию.
— Все боятся, что эти люди окажутся монстрами, и не понимают: это мы превратились в монстров.
Я не знаю, что ему сказать. Я чувствую себя ужасно, потому что всегда переключаю канал, если начинаются новости, считая, что все это просто политика, а не реальная жизнь людей. Но чувство вины не поможет мне в этой ситуации, поэтому я пытаюсь сменить тему.
— Но как это связано с тем, что Лиззи злится на тебя?
Он внимательно смотрит на меня.
— Парень, который ведет этот блог, представляется Кингсли, но никто не знает его настоящего имени. Наверное, таких называют подпольными журналистами. Он один из тех, кто организовал протест, хотя это мало что изменило.
— Зачем ему сохранять анонимность? — Я думала, человеку хочется славы, если он вкладывает столько сил в подобное дело.
— Раньше с ним работал еще один парень. Тот использовал свое настоящее имя. Он был гордым, дерзким. Около года о нем ничего не было слышно. В один прекрасный день, — Джек щелкает пальцами, — он просто исчез. Кингсли должен сохранять анонимность, чтобы довести задуманное до конца. Он хочет пойти дальше, и ему нужна моя помощь.
— Твоя помощь? Это опасно?
Его взгляд вдруг смягчается.
— Нет, конечно нет! — отвечает он. — В любом случае я должен отвезти тебя домой. Мне нужно на работу.
— О’кей. — Я разочарованно соглашаюсь. Я еще не совсем готова вернуться домой. Пытаюсь придумать какую-нибудь причину, чтобы заставить его остаться, но Джек уже схватил ключи и вышел из комнаты. Я следую за ним вниз по лестнице.
— Пока! — кричит он кому-то. Поворачиваясь, я осознаю, что в гостиной сидит мужчина. Он отрывает взгляд от айпада на коленях и смотрит на меня с легкой ухмылкой. Хотя он выглядит на пятьдесят, его тонкие волосы зачесаны назад, а одежда новая и модная. Я узнаю нос Джека, глаза Лиззи. По всей видимости, это их отец.
— Привет, — говорю я, ожидая увидеть неизбежный шок узнавания. Я начинаю к нему привыкать.
— Привет, Бек, — отвечает он все с той же ухмылкой. И снова утыкается в свой айпад, словно мое появление ничего для него не значит.
Джек выруливает с подъездной дороги и направляется к моему дому. Что-то в поведении его отца смутило меня, но я пытаюсь не думать об этом и сконцентрироваться на Джеке. Его манера изменилась, наверху в комнате он был немного уклончив и осторожен. Но не думаю, что это связано со мной. Он что-то скрывает, но расспрашивать еще слишком рано.
— Твой отец не удивился, когда увидел меня, — брякнула я.
— Нет. Должен признаться, последние несколько дней я говорил только о тебе.
— Правда? — удивляюсь я.
— Конечно. И вот что, — он делает паузу, — думаю, он еще не забыл, что ты сказала о нем Лиззи.
— А что я сказала?
Он пристально смотрит на меня. Видимо, это я должна помнить.
— Не важно.
— Ну ладно, — продолжаю я, надеясь снова разговорить его о себе, — а где ты работаешь?
— Красный Крест, — отвечает он, вытягивая угол красной жилетки из-под свитера. — Сегодня у меня ночная смена.
— Серьезно? Господи, Джек! — восклицаю я.
— Что?
— Да ты же чертов святой или типа того!
— Нет, это не так. — Но он слегка краснеет; ему нравится, что я о нем так думаю.
— Ты такой славный, я даже не знаю, что с тобой делать.
— Я вовсе не славный, — возражает он, стараясь говорить грубовато.
— Даже не пытайся! — Я больно пихаю его в плечо. Он смеется, явно смущенный. Меня удивляет, что он был фанатом хеви-метал в старших классах. Он такой нелепый. Я скорее представляю его робким ботаником, который не решается пригласить тебя на уроке танцев.
Джек берет мою руку и держит ее, а рулит одной рукой. Поглаживает пальцем мои костяшки — и я чувствую, как внутри меня начинает бурлить волнение. Может, он был не таким уж и занудным подростком. Всю дорогу в лобовое стекло светит солнце. Я не думаю ни об Андополисе, ни о том СМС, я не думаю об отце, который в одиночестве рыдает в спальне. Единственное, о чем я думаю, — это пальцы Джека, переплетенные с моими. И тут я вижу его.
— Притормози, — говорю я.
Он выпускает мою руку.
— Прости!
— Нет, не это. Просто притормози.
Он включает поворотник и останавливается у обочины. Фургон делает то же самое, прячась за припаркованными машинами.
— Вон тот фургон. Он преследует меня.
— Что? — ужасается Джек. — Как давно?
— С тех пор, как я вернулась.
— Не думаешь, что это… — Он осекается и смотрит в зеркало заднего вида.
— Я не знаю, — отвечаю я и задаюсь новой целью. — Давай выясним.
Я отстегиваю ремень безопасности и вылезаю из машины. Когда Джек рядом, я не чувствую себя беззащитной, и меня уже достало бояться. Я слышу, как он тоже выходит из машины.
— Бек! — зовет он. Но я игнорирую, хотя мое сердце колотится изо всех сил.
Приближаясь к фургону, я стараюсь разглядеть что-нибудь за стеклами, но они тонированные. Джек догоняет меня и пытается остановить.
— Нам следует позвонить в полицию.
— Нет. — Я пытаюсь обойти его, но он снова встает на пути.
— Мы должны! Это может быть опасно! Я… мы уже потеряли тебя однажды.
Он достает из кармана сотовый, чтобы связаться с полицией. Я кладу руку ему на плечо — Джек замирает и поднимает на меня глаза. Я не могу позволить ему сделать этот звонок.
— Ты пойдешь со мной? С тобой я тоже буду в безопасности.
Джек медлит, смотрит на меня, его палец застыл над кнопкой телефона.
— Я устала бояться, Джек. Я должна это сделать.
Он берет мою ладонь и крепко сжимает ее.
— О’кей.
Когда мы подходим к фургону, мои ноги хотят развернуться и бежать прочь. Перед глазами вспыхивает образ безликого мужчины
