Нанеся удар, Стивен почувствовал, как силы покидают его, словно переливаясь в алмора. Но это было еще ничего. Он был готов даже погибнуть, если успеет перед смертью хоть раз поступить по собственной воле и ради себя самого.
Но, как ни странно, удача оказалась на его стороне. Он почувствовал, как пробил своим примитивным оружием студенистое тело алмора. Из огромной раны на тропу хлынула дурно пахнущая кровь, и крик смертельно раненной твари взорвался у Стивена в ушах, точно артиллерийский выстрел, видимо, слегка контузив его, так что он, теряя сознание, упал навзничь.
И, уже лежа на тропе, увидел, что Гарек, с невероятной скоростью вкладывая в лук одну стрелу за другой, стреляет и стреляет в алмора, пронзая его расплывчатую плоть. Через несколько секунд Стивен почувствовал, что демон наконец выпустил его из своих смертельных объятий, ибо Гилмор с помощью какой-то магической силы нанес ему страшнейший удар, который, еще сильнее расширив и без того зияющую в теле чудовища рану, словно взорвал его изнутри и сбросил с утеса вниз, в лесную чащу. В ушах у Стивена прозвучал последний, оглушительный вопль алмора. Это был крик насмерть перепуганного и поверженного божества, крик бессмертного существа, впервые увидевшего пепельно-бледный лик смертности.
Хватка алмора была столь сильна, что, когда он все же вынужден был покинуть захваченную им душу, последствия этой недолгой власти сказались на Стивене весьма болезненно: страдая от боли и невыносимых приступов дурноты, он катался по земле, без конца извергая наружу содержимое своего желудка, и скорее почувствовал, чем услышал, как алмор рухнул где-то внизу на камни с каким-то глухим стуком. И исчез, словно растворившись в воздухе.
Перед глазами у Стивена все плыло; он то терял сознание, то вновь возвращался к действительности, но понимал, что ему удалось совершить задуманное — вызвать этого страшного демона на поединок и одержать над ним победу. Он даже умудрился улыбнуться — и вдруг понял, что Марк давно уже заботливо поддерживает его голову и плечи.
— Ни в коем случае не пробуйте дома сделать это сами, дорогие мальчики и девочки! — подражая ведущим детских телепередач, пробормотал Стивен.
Марк засмеялся — смех, правда, получился какой-то нервный, и в нем явственно слышались страх и смертельная усталость. Голос у Марка подозрительно дрогнул, когда он спросил:
— Слушай, ты, урод безрассудный, может тебе чего нужно? Ну там, воды принести или еще чего? Ты только намекни!
И он попытался предложить Стивену глоток вина, но тот покачал головой и пробормотал по-английски, точно в забытьи:
— Чего мне нужно? Мне нужно домой! Мне нужна гаубица и полк здоровенных вооруженных гвардейцев из Нью-Йорка. А еще неплохо бы тактическую ракету с ядерной боеголовкой. Вот тогда мы бы показали этому Нераку, где раки зимуют.
Гарек, заботливо наклонившись над Стивеном, протянул к нему обе руки, чтобы помочь подняться.
— Ты стоять-то можешь?
— Конечно, я могу стоять! — Стивен гордо посмотрел на своих спутников, словно вновь увидев их после долгой разлуки.
Облегчение, написанное на их лицах, столь сильно контрастировало с тем жутким страхом, который еще читался в глубине их глаз, что он решил: уже одно это стоило того риска, которому он подверг себя, вызвав алмора на поединок.
— Я вполне могу стоять, можешь не беспокоиться, — дрогнувшим голосом повторил он и упал без чувств на каменистую горную тропу.
* * *
Когда Стивен пришел в себя, уже наступила ночь. Повернувшись на бок, он увидел Гилмора, который сидел у небольшого костерка. Вокруг спали остальные, сладко посапывая во сне — так спят люди, не испытывающие ни малейших тревог. Стивен сел и понял, что они разбили лагерь на том же плоском скалистом выступе горного гребня, где вчера ночевали с Гилмором и Гареком. Заметив, что Стивен очнулся, Гилмор махнул ему рукой, приглашая подсесть поближе к огню.
— Значит, мы снова сюда вернулись, — сказал Стивен, потягиваясь.
— Это было самое безопасное место. Бринн, Саллакс и Марк всю ночь с огромным трудом поднимались в гору, спеша предупредить нас. А ты почти весь день проспал.
— А Версен? — спросил Стивен, боясь услышать самое худшее.
— Они так и не поняли, что с ним случилось. Ни один из них не видел, чтобы алмор его схватил, но, с другой стороны, на тропе он так и не появился. — Гилмор набил трубку, раскурил ее, помолчал немного и прибавил: — Завтра утром мы непременно вернемся в старый лагерь и попытаемся отыскать хотя бы его останки.
— А ты знаешь, эта дубинка, которой ты пользовался как посохом, похоже, волшебная, — кивнул Стивен, меняя тему.
— Да, знаю. Я не знаю только, откуда этот посох взялся. Мне он совершенно не знаком; я не встречал упоминаний о нем ни в одной книге, ни в одном свитке, которые мне довелось изучить за последние девятьсот восемьдесят двоелуний. Это либо очень, очень древняя вещь, либо, наоборот, создана совсем недавно.
— Мне это кажется довольно странным.
— Если я чему и научился, Стивен, за свою долгую жизнь, так это тому, что, если тебе что-то кажется странным, оно, скорее всего, действительно странное.
— Это тебе следует владеть таким посохом, — сказал Стивен. — Подумай, сколь могущественным он стал бы в твоих руках. В конце концов, это ведь ты у нас великий маг и колдун.
— В моих руках, Стивен, он никак свое могущество не проявит. Он выбрал тебя.
— Выбрал меня?
— Да, именно тебя! Мы же оба прекрасно знаем, что в той долине не было ни одного орехового дерева. Этот посох сам нашел тебя — за какое-то мгновение до того, как отчаянно тебе понадобился. — Гилмор подбросил в костер большой кусок коры. — То есть нашел он тебя, конечно, не без причины, но мне пока эта причина не ясна.
— А почему же он в тот раз развалился на куски, а сегодня остался целехонек?
— Его укрепила сила той магии, которой ты владеешь.
— Но я никакой магией не владею!
— Ну конечно владеешь. Магия живет в каждом из нас. — Гилмор немного подумал и спросил: — Вот скажи, что ты чувствовал в ту ночь, когда убил нескольких серонов?
— Ненависть, — сказал Стивен, с отвращением и душевной болью припоминая свой первый рукопашный бой. — Ненависть. И еще, наверное, страх, что погибну, так и не сумев вернуться Домой.
— А что ты чувствовал сегодня?
Стивен припомнил мгновения перед тем, как вызвал алмора на поединок.
— По-моему, страх и растерянность, даже отчаяние. И полную неспособность держать себя в руках. — Он секунду поколебался и прибавил: — И трусость. Главным образом трусость. Я чувствовал очень отчетливо, что все свои двадцать восемь лет прожил как трус.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
