Она стояла на пороге, держась одной рукой за ручку двери, другой придерживая шаль. Лишь прядь ее волос освещалась светом кухонной лампы позади нее.
- Привет, Сара, - сказал он наконец. Голос звучал печально.
- Здравствуй, Ноа.
Воцарилось молчание. Казалось, только чудо могло восстановить былую легкость в их отношениях.
- Мне кажется, нам следует поговорить. Можно войти?
- Адди и Роберта нет дома. Они ушли к Дейвисам.
- Да, я знаю. Роберт сказал мне. Поэтому я и пришел.
Она постаралась скрыть изумление,
- А что толку разговаривать?
- Не знаю... - Он опустил глаза и грустно покачал головой. - Не знаю, повторил он. - Все равно нам надо поговорить, потому что так дальше продолжаться не может.
Она сделала шаг назад и пропустила его.
- Заходи.
Ноа двигался, как фермер, идущий по полю, опустошенному сильным градом, и вошел в комнату, напоенную запахом хвои, где все было так знакомо даже в темноте. Она отошла от него на приличное расстояние, скрестив руки и плотно закутавшись в шаль.
- Я зажгу лампу. - Она подошла к круглому столику, у которого стояли два стула.
- Не надо. Пойдем на кухню, там теплее. - Он двинулся туда, как бы повинуясь какой-то силе, не поддающейся контролю. Остановившись в дверях, он окинул взглядом помещение, где он так часто делил веселые трапезы и играл с друзьями, без которых жизнь его стала такой пустой и одинокой. Грустная атмосфера кухни глубоко его поразила. В кресле-качалке у очага лежала, свернувшись, кошка, на столе были разбросаны письменные принадлежности свидетельства занятий Сары в субботний вечер, когда все другие предаются более приятным делам. Брошь, которую он подарил ей по случаю помолвки, лежала рядом с бумагой и ручкой как никому не нужный бессильный талисман. Ноа подошел к столу, поглядел на пустую кофейную чашку, брошь, очки, на страницу дневника, исписанную ее аккуратным почерком, так отличающимся от его неуклюжего писания. Он дотронулся до дневника, прочитал последнюю фразу, и грудь его сдавило.
Стоя в дверях, Сара спокойно заметила:
- Невежливо читать дневники других людей.
Он обернулся и посмотрел на ее сумрачное лицо.
- У тебя ведь нет от меня секретов, Сара. Все, что ты чувствуешь, чувствую и я. Мы пара глубоко несчастных людей.
- Садись. - Она вошла в кухню и закрыла тетрадь, положив ручку на обложку. Брошь она оставила лежать на старом месте. Ноа повесил куртку на спинку стула, снял шляпу, сдвинул кошку и уселся в качалку. Сара села у стола.
Рулер устроилась на коленях у Ноа, который стал гладить ее шею и голову. Потом посмотрел на Сару и спросил усталым голосом:
- Так что же мы будем делать, Сара?
Она поставила локти на стол, сплела пальцы и положила на них щеку.
- Не знаю.
Несколько секунд прошло в молчании.
- Я скучал по тебе, - сказал он. На губах ее промелькнула улыбка, но она ничего не ответила.
- Скажи же.
- Думаю, будет лучше, если я промолчу.
- Нет, скажи.
- Я тоже скучала по тебе.
Они смотрели друг на друга некоторое время, печать одиночества лежала на их лицах. Рулер мурлыкала, и Ноа продолжал гладить и почесывать ее.
- Мне выпадали тяжелые дела в жизни, но мой приход сюда сегодня побивает все.
- Зачем же ты сделал это?
- Потому что я жил как в аду последнее время, а ад - не самое лучшее место для жизни. А ты?
- Да, со мной то же самое.
- В городе теперь много хороших, приличных женщин. Но я скорее буду есть землю, чем приглашу хоть одну из них куда-нибудь. И все, черт побери, из-за тебя, Сара Меррит.
На лице ее засветилась печальная улыбка. Ноа глубоко вздохнул, вздрогнул, откинулся на спинку качалки, закрыл глаза и стал слегка покачиваться.
- Я чертовски устал.
Ее затопило желание подойти к нему, погладить его щеки, прижаться губами к его глазам, потом положить подбородок на его лоб.
Вместо этого она встала и наполнила свою чашку кофе, не предложив ему.
- Надеюсь, ты знаешь, что Адди и Роберт ожидают прибавления семейства?
- Да, я слышал.
- Довольно смешно... - Она стояла у очага, глядя на огонь, и держала чашку, не прикасаясь к кофе. - Смешно, что я хотела бы быть на ее месте...
Он открыл глаза и долго смотрел на нее, закутанную в некрасивую шаль тыквенного цвета, на которую падали длинные непричесанные волосы.
- Это правда?
- Да. И я завидую им.
- Это меня удивляет.
- Меня тоже. Я всегда думала, что работы в газете достаточно, чтобы я чувствовала себя счастливой.
- А оказывается, нет?
Она промолчала. Ноа вздохнул.
- рошло несколько минут в молчании, прежде чем он спросил:
- Можно поговорить о твоем отце, Сара?
- Имя его никогда не произносится в этом доме с некоторых пор.
- Это не так. О нем говорило каждое слово, которое ты и я произносили, начиная с того вечера, когда ты все узнала.
- Я любила его больше, чем кого-либо на свете, а он предал мою любовь самым непростительным образом.
- И теперь я расплачиваюсь за то, что он сотворил с Адди. Как долго еще мне придется это делать?
- Почему бы тебе не пойти к одной из тех женщин? Это было бы намного проще.
- Потому что я привязан к тебе, ты для меня все. Я говорил тебе об этом раньше. Я держался в стороне от тебя более полугода, надеясь, что у меня все перегорит. Но этого не произошло. Я все еще люблю тебя.
Он пристально смотрел на нее, ловя каждое движение. Вот она опустила голову, поднесла ко рту чашку с кофе, но не притронулась к нему. Потом поставила чашку в раковину, вернулась и села на стул в той же позе.
- Женитьба была бы непростительной глупостью.
- Тем не менее ты хочешь этого не так ли?
- Да.
- А что произойдет, если я подойду, прикоснусь к тебе совсем не по-братски и поцелую?
Она грустно засмеялась, приложила руки к лицу и покачала головой.
- Вот видишь, - проговорил он. - Я имел в виду именно это, когда признался, что мне совсем нелегко было решиться прийти к тебе сейчас. И если ты опять оттолкнешь меня, я уже никогда, никогда не вернусь к тебе.
- У меня была нелепейшая мысль в голове последние несколько месяцев. Сара глядела на него сквозь сплетенные пальцы. - Она совершенно абсурдна, даже греховна, но тем не менее она пришла ко мне в минуты слабости, когда я так скучала по тебе, что, казалось, умру. Я думала, почему бы мне не выйти замуж за Ноа, и мы молчаливо согласились бы, чтобы он продолжал посещать дом Розы, как он это делал, когда мы впервые познакомились? Вот так. Теперь ты лучше знаешь, какая я женщина.
Углы его рта опустились, на лицо легла глубокая печаль.
