Это был более чем странный спектакль, в котором главное действующее лицо не проронило ни слова, а только благосклонно выслушивало, очи долу скромно опустив, заранее обговоренные, а теперь якобы идущие от научно-партийного актива требования о возведении его в сан «сверхгенерального» над необъятным для любого смертного множеством разработок систем управляемого ракетного оружия: «земля-воздух», «воздух-воздух», «воздух-море», «берег-море», ПРО, противотанковые комплексы, космические системы (пока еще даже не ясно какие).
В этой необъятности заключался величайший абсурд, независимо от того, кто бы ни выступал претендентом на роль «сверхгенерального» дилетанта. Во всяком случае, лично я, как генеральный конструктор по тематике ПРО, не сказал бы, что мне хватает 24 часов с сутки на эту тематику, и тем более не смог бы выделить из них какую-то часть суток на другую тематику в качестве зама генерального конструктора КБ-1.
Тем не менее, «идя навстречу мнению парткома», министр узаконил его своим приказом и, кроме того, наделил генерального конструктора КБ-1 и его заместителя высшими административными полномочиями: Расплетин стал еще и ответственным руководителем КБ-1, а я — первым заместителем ответственного руководителя КБ-1; начальник КБ-1 В. П. Чижов стал также и заместителем ответственного руководителя КБ-1; главным инженером КБ-1 был назначен А. В. Пивоваров, а исполняющий эту должность В. П. Шишов — начальником СКБ-30 (переименованного в ОКБ), то есть вместо меня в связи с моим «повышением». При этом из СКБ-30 в прямое подчинение руководству предприятия было выведено подразделение по вычислительной технике.
В КБ-1 фактически образовалась дурацкая административная структура, в которой поди разберись, кто кому дядя. И все это для того, чтобы изолировать меня от ОКБ-30 и тем самым парализовать мою деятельность как генерального конструктора ПРО. Это был сговор, разыгранный под флагом тематики Челомея в расчете на то, что противодействовать ему никто не станет, учитывая особое положение Челомея в близком окружении Н. С. Хрущева. И в самом деле: мои попытки апеллировать в военно-промышленную комиссию на весь этот произвол закончились тем, что мне посоветовали быть поаккуратнее и не идти на конфликт с министром.
Но в этом балагане был еще один примечательный нюанс, касающийся СКБ-41, в котором задолго до «челомеевской» реорганизации КБ-1 велись разработки по заданиям Челомея по тематике ИС и по спутниковой разведке. Теперь же главному конструктору ОКБ-41, возглавлявшему эти работы, по существу, Отводилась роль тягловой лошади, на которой будет пахать новоявленный «генеральный конструктор КБ-1 по тематике Челомея». Поистине — на чужом горбу в рай! Для меня же дело оборачивалось таким образом, что надо было срочно возвращаться на полигон, чтобы успеть довести до конца начатые по системе «А» комплексные работы, пока не растащили ОКБ-30 на какую-нибудь «задачу номер один» по этой же тематике.
В этот мой заезд на полигон у меня появились, кроме прямых дел по системе «А», новые заботы, как первого заместителя ответственного руководителя КБ-1. Мне позвонил Расплетин и попросил посодействовать его ребятам из ОКБ-31 (теперь уже возглавляемого Бункиным) в решении некоторых хозяйственно-бытовых вопросов со стороны командования полигона. Я вызвал к себе ответственного представителя ОКБ-31, спросил, какие у него вопросы к полигону. Выяснилось, что нужно закрепить за бригадой ОКБ-31 газик. Я попросил начальника полигона выделить автомашину, но проследить за ее использованием.
На второй день машину, возвращавшуюся из Сары-Шагана, остановили на КПП. Она оказалась загруженной ящиками водки, в связи с чем выделение машины бригаде ОКБ-31 было отменено, но мне никто не жаловался. Я тоже помалкивал, будто ничего об этом не знаю.
«Наш дед» — замминистра Василий Андреевич Шаршавин в этой своей должности перемещался синхронно с перемещением КБ-1 и при «совнархозовской» реорганизации — из Миноборонпрома в Госкомитет по авиационной технике, и при переходе в 1960 году в Госкомитет по радиоэлектронике, оставаясь при этом курирующим замминистра по тематическим разработкам КБ-1. Тем самым он вместе с небольшим аппаратом главка, — тоже странствующим с ним из одного министерства в другое, — служил для нас хорошим буфером, гасившим идущие сверху реорганизационные толчки.
Василий Андреевич цепко держал в своих руках связи с заводами-смежниками, наведывался и на полигон, но и здесь не докучал мне «руководящей помощью», а засекал обстановку в тай ее части, которая требовала его вмешательства по линии смежных организаций. Короче говоря, на полигоне мы, технари, были полными хозяевами своих действий, не обременяемых руководящей «помощью» сверху.
Совсем иная картина была на объекте № 35, где отрабатывался опытный образец системы «Даль». Здесь постоянно находились первые замы министров авиационной техники и радиоэлектроники — Сергей Михайлович Лещенко и Георгий Петрович Казанский, оба дельные и энергичные руководители. Поддерживая постоянную ВЧ-связь с Москвой, они задавали тон своим министерствам по любым вопросам обеспечения работ на системе «Даль», какие только поднимались синклитом главных конструкторов этой системы, находившихся в полном составе на полигоне.
Однако, несмотря на то, что заводами-смежниками уже давно были поставлены на объект и смонтированы все входящие в систему «Даль» изделия, ее радиоэлектронную часть, состоявшую из радиолокатора и электронно-вычислительной машины, никак не удавалось заставить работать как единый комплекс. По существу, это была груда мертвого железа, и это печальное обстоятельство я имел в виду, когда отвечал министру В. Д. Калмыкову, обозвавшему нас, противоракетчиков, детским садом.
Банкротство системы «Даль» из-за некомпетентности ее разработчиков для меня не было неожиданностью, но разработчики этого еще не осознали и в качестве прикрытия подбрасывали всевозможные претензии к полигону. На одном из совещаний они при поддержке своих замов министров потребовали проложить водовод протяженностью 100 километров от Балхаша до объекга «Даль». Когда это предложение было принято, то я потребовал, чтобы от 50-километровой отметки будущего водовода была проложена и 50-километровая «нитка» до объекта № 6, где находятся уже действующие стартовые позиции противоракет системы «А». Честно говоря, сам я не додумался бы до 100-километрового водовода в пустыне из соображений экономии государственных средств.
Так или иначе, но о состоянии дел на объекте «Даль» стало известно Н. С. Хрущеву, и он вызвал генерального конструктора системы «Даль» С. А. Лавочкина для доклада на Президиуме ЦК. Лавочкин доложил, что собственно ракета этой системы готова к комплексным испытаниям, задержка — за радиоэлектронной частью.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
