Людендорф был, по крайней мере внешне, еще одним юнкером, типичным прусским офицером с коротко подстриженными волосами, суровыми манерами и непреклонным взглядом прусского генерала. Это впечатление, однако, было обманчивым, поскольку он никак не принадлежал к типичному офицерству. Он был скромного происхождения; родился в семье торговца, и его восхождение по служебной лестнице в прусской армии совершалось не благодаря аристократическому влиянию или патронажу, но благодаря способностям, которые он проявил на целом ряде штабных постов. Родившись в 1865 году, он был еще совсем ребенком, когда прусская армия сокрушила Францию и Бисмарк создал Германскую империю. Работящий, умный и энергичный, Людендорф заслужил внимание и похвалы как от Шлиффена, так и от Мольтке-младшего, который назначил его в 1904 году главой оперативного управления Генерального штаба. После начала войны Людендорф подтвердил свои способности на поле боя, во время осады и взятия Льежа в 1914 году.
Во время пребывания в России эти двое образовали прекрасно действующую команду. Хотя позже Людендорф был начальником штаба Гинденбурга, он фактически был душой их общего успеха. Гинденбург глубоко восхищался Людендорфом, в своих воспоминаниях он отдает дань «интеллектуальной мощи, сверхчеловеческой способности к упорной работе, неистощимой решительности своего начальника штаба». Когда они прибыли на Запад в 1916 году и Гинденбург стал начальником Генерального штаба, Людендорф получил звание второго начальника Генерального штаба, от которого решительно отказался, приняв звание первого генерал-квартирмейстера, чтобы продемонстрировать, что он по отношению к кому бы то ни было не является вторым.
Оба генерала были компетентны, профессиональны, безжалостны и привычны к командованию, однако это можно было сказать о многих генералах по обеим сторонам колючей проволоки. Особенно грозными их делали схожие и взаимодополняющие характеры. Гинденбург был флегматик, спокойный и обладающий способностью совершенного самоконтроля. В тяжелые времена или при возникновении крупных затруднений он один придавал стойкости своим более впечатлительным товарищам, поскольку Людендорф был беспокойным, темпераментным, нервным и склонным к депрессии. Несмотря на это, он был военным гением, хотя и несколько ограниченного свойства, но прежде всего он был человеком действия, человеком, который должен идти в атаку, офицером, для которого оборонительный бой был почти пыткой. Кроме того, он не верил, что можно выиграть войну, находясь в постоянной обороне. В своих мемуарах он так сформулировал это свое убеждение: «Мы могли — на самом деле мы должны были атаковать. Наступление — наиболее эффективный способ ведения войны; только оно дает решительную победу. Военная история доказывает это на каждой странице. Наступление — символ власти».
У Людендорфа были блестящие тактические идеи и превосходная хватка командующего, однако Гинденбург отнюдь не был только формальным главой в этом союзе, по крайней мере на первоначальном этапе. У Людендорфа были важные недостатки; при всей своей твердости и решительности он имел обыкновение впадать в панику во время кризисов и не всегда мог выдержать напряжение, связанное с исполнением его обязанностей. Гинденбург придавал кораблю остойчивость; он всегда был готов поддержать своих товарищей в минуты испытаний, он был камнем фундамента, стоящим твердо и надежно, когда Людендорфов более хрупкий фасад, казалось, был готов обрушиться. Их сочетание было одновременно надежным и эффективным. Эти два грозных воина вместе совершили немало великих дел в России и боролись с переменным успехом за изменение положения на Западном фронте, после того как в результате крушения России в их распоряжении оказалась значительная масса опытных бойцов.
Война, однако, тянулась и в 1917 году, Россия продолжала воевать, хотя и из последних сил. До Октябрьского переворота оставалось еще десять месяцев, но несмотря на то что она могла еще ставить крупные, хотя и кратковременные задачи вроде Брусиловского прорыва 1916 года, Россия теряла силы, не в последнюю очередь потому, что ее армии недоставало тяжелых орудий и боеприпасов, чтобы противостоять наступательным действиям Германии и Австро-Венгрии. Этот факт подтвердил провал Дарданелльской кампании, которая в случае успеха позволила бы транспортам союзников с боеприпасами и снаряжением приходить в черноморские порты России. Но несмотря на все это, пока Россия не вышла из войны, ее влияние на положение Западного фронта было значительным.
Немцы в 1914 году обнаружили, что могут побеждать крупные российские силы. Со своей стороны, русские были способны разбить любую австрийскую армию, но быстро откатывались назад перед лицом немецкого наступления, и это положение сохранялось и после того, как Гинденбург и Людендорф уехали на Запад. Оно обязывало Германию держать на Восточном фронте для поддержки своего австрийского союзника большое число войск, которые в противном случае она могла бы использовать на Западном фронте. Когда война вступила в фазу 1917 года, Россия очевидным образом клонилась к упадку; однако обязательства перед ее армией и необходимость сковывать на Восточном фронте немецкие резервы были еще одним пунктом в длинном списке факторов, почему англо-французские силы вынуждены были продолжать наступательные действия на Западном фронте.
На Балканах, там, где уже начались боевые действия, война также продолжалась. Сербия вела затяжную тяжелую борьбу с австрийцами, однако генеральное австро-немецкое наступление в октябре 1915 года, за которым последовала зимняя кампания, привело к разгрому сербской армии, остатки которой весной 1916 года присоединились к англо-французскому экспедиционному корпусу в Салониках, в нейтральной Греции. Эти войска под командованием французского генерала Мориса Саррайля были отправлены в октябре 1915 года для помощи сербам в борьбе с болгарами, однако прибыли чересчур поздно, чтобы предотвратить поражение Сербии. Тем не менее англо-французские силы оставались в Салониках следующие три года, поглощая войска, которые с большей пользой могли быть использованы в другом месте, а здесь только несли большие потери, главным образом от болезней; боевые потери союзников в Салониках составили 18 000 человек, а 481 000 погибли от малярии.
Другая балканская страна — Болгария — в сентябре 1915 года подписала договор о союзе с Центральными державами и вступила в войну, начав наступление на Сербию уже через месяц. Теперь, в конце 1916 года, она также была разгромлена. Интересы Болгарии как младшего партнера игнорировались ее союзниками, и значительная часть ее продукции, которой едва хватало для прокормления ее собственного населения, уходила для пропитания голодающего населения Германии; в правительстве Болгарии уже раздавались голоса о необходимости выхода страны из войны. Албания, которая приобрела независимость от Турции только в 1913 году, раздиралась противоборством политических партий. В конце 1915 года армия Австро-Венгрии вторглась в страну и оккупировала большую часть ее территории, присоединив часть или почти всю Албанию как военную добычу.
Военные действия на Ближнем Востоке и на Балканах отвлекали значительную часть внимания и внушительное количество войск французской и английской армий; зато они по крайней мере связывали большое число турецких, болгарских, австро-венгерских и немецких войск, а также большую долю ресурсов противника. К концу 1916 года, однако, стало ясно, что центр войны теперь находится на Западном фронте и что предпосылкой заключения мира становится полный разгром германской армии на этом театре военных действий. Это было осознано политиками и верховным командованием Франции и Великобритании, и здесь также произошли большие перемены.
В Великобритании либеральное правительство Герберта Асквита было сменено в мае 1915 года коалиционным «национальным правительством», которое также возглавил Асквит. В кабинет вошел еще один либерал — пламенный и проницательный Дэвид Ллойд Джордж. Пробыв недолго на посту министра боеприпасов и военного министра, Ллойд Джордж в декабре 1916 года сменил Асквита на посту премьера. Хватка Асквита, а вместе с ней и военные усилия Великобритании постепенно ослабевали, и потеря сына, погибшего в сражении на Сомме, видимо, сыграла решающую роль в его решении уйти в отставку. В то же время консервативные члены его кабинета уговаривали его уйти, к чему и Ллойд Джордж приложил большие усилия. Возникшая в результате длительная размолвка между двумя политиками к 1925 году совершенно подорвала влияние Либеральной партии как политической силы.
К концу 1916 года будущий ход войны был уже абсолютно ясен. Ни одна из сторон не могла, или не хотела, начать переговоры, и поэтому борьба на Западном фронте неминуемо должна была продолжаться до тех пор, пока одна из сторон просто не могла бы дальше воевать. То обстоятельство, что все смирились с таким положением дел, можно сказать, ясно указывало на полный упадок политической воли или человеческой изобретательности; по крайней мере это вновь отдавало решение проблемы завершения войны в руки сухопутных и флотских военачальников.
