— Почему «пятерка»?
— Подземный городок ученых был построен в форме пятиконечной звезды. Пять лабораторий, работающих по разным направлениям, располагались в ее лучах. В Академлаге занимались разработкой новых видов вооружений, способов выживания в экстремальных условиях и еще черт знает чем. Все закончилось вместе с гибелью Берии. Проекты свернули, а ученых…
— Убрали, по доброй старой традиции?
— Даже трудясь на благо страны, они оставались врагами и предателями, — в голосе Якова послышались оправдательные нотки. — Был применен, пожалуй, самый гуманный способ ликвидации. Газ.
— Стало быть, погибли только люди. Оборудование…
— Томский, Томский, — Берзин бросил окурок и старательно растер его сапогом. — Не забывай, что я рассказываю тебе одну из легенд. Академлаг превратился в миф задолго до твоего рождения. Ты ведь не собираешься пускаться на поиски легенды?
Молчание Анатолия было слишком красноречивым. Берзин вздохнул:
— Неужто настолько прищемило?
Толик вновь ничего не ответил.
— Хорошо, Томский. Раз уж тебе так хочется побывать в Академлаге, подскажу единственную зацепку. Я знаю только одного человека, который знает дорогу к этому месту. Некий Шаман. Личность темная. Сталкер и авантюрист, не раз осмеливавшийся проникать в самые гиблые дыры Метро. Я видел парнишку всего один раз, когда предлагал сотрудничество от имени Красной Линии. Получил категорический отказ. Не знаю точно, жив ли Шаман сейчас, но это все, что у меня есть. Мы встречались с ним на Партизанской.
— Не густо, товарищ Берзин, но уже кое-что.
— Рад был помочь, — Яков встал и на этот раз протянул Томскому руку. — Желаю удачи.
Томский пожал узкую, сухую ладонь Берзина и, развернувшись, прошел между парочкой автоматчиков, чувствуя спиной их не слишком дружелюбные взгляды.
— И еще, Анатолий, — донеслось из темноты. — Думаю, тебе будет интересна судьба… а впрочем, пустое! Будь здоров, анархист!
Из темноты вынырнул карлик.
— Как все прошло?
— Благодаря тебе, Вездеход, на «ура». Скоро мне предстоит командировочка. Составишь компанию?
— Куда ж я денусь с подводной лодки? — улыбнулся карлик.
Только на подходе к станции Толик вспомнил, что все закончилось и нет нужды пробираться по туннелю на ощупь. Вытащив из кармана фонарик, он передвинул выключатель. В рассекшем темноту конусе света Томский увидел такое, отчего фонарик выпал из руки и, подпрыгивая, покатился по шпалам. По обеим сторонам туннеля стояли люди. Некоторых Анатолий знал очень хорошо, с другими не встречался вовсе. Мужчин и женщин, детей и стариков объединяло одно — все они были мертвы. Бледные лица, покрытая зеленоватыми трупными пятнами кожа, неподвижные глаза. Мертвецы, как это полагалось им по роду занятий, не протягивали к Томскому руки, не пытались вцепиться в его одежду скрюченными пальцами. Они просто стояли. Толик узнал своего старого друга, Сергея, которому лично снес полчерепа в бою на Лубянке. Увидел в шеренге Димку — гэмэчела, унесенного крылатым ящером. Вытянувшегося по стойке «смирно» чекиста Никиту. Профессора Корбута в залитом кровью халате. Владара, напялившего на себя пояс шахида. Все, к чьей смерти Томский был как-то причастен, собрались здесь, чтобы напомнить о себе и приветствовать его в своем мире.
Ракурс резко сменился. Томский увидел над собой сводчатый потолок туннеля. Лицо Вездехода, который что-то говорил. Потом почувствовал, как его подхватывают на руки, несут к стальным воротам станции. Карлику такой фокус не под силу. Анатолий повернулся, чтобы увидеть того, кто тащит его на руках. Опять мертвецы. Гиви Габуния и Мартин Лацис, с испачканными засохшей кровью лицами. Два брата-акробата отчего-то вызвались помочь Вездеходу доставить Томского домой. Даже сквозь одежду Толик чувствовал ледяные прикосновения рук призраков. Но предпринимать ничего не собирался. Его вдруг охватило полное безразличие ко всему и вся. К мертвецам, которые, выстроившись в колонну по трое, шли на станцию, к Вездеходу, чей голос доносился откуда-то издалека, к своей болезни. Пусть все идет своим чередом. Поглядывая на колонну призраков, Толик чувствовал, что в ней кого-то не хватает. Лишь когда скрипнули стальные ворота и свод туннеля сменился потолком станции, Томского осенило. Он ожидал увидеть среди мертвецов Чеслава Корбута, но его там почему-то не было.
Дальше был потолок своей комнаты и встревоженный голос Елены. Анатолий почувствовал на лбу смоченную водой тряпку и на несколько секунд вернулся в реальность.
— Не знаю, что на него нашло. Шел себе, шел, вдруг включил фонарик и… свалился на рельсы. Потом понес какую-то ахинею о параде мертвецов, — объяснял Вездеход.
— Плохо дело, — отвечал Аршинов. — Ты уж, Лена проследи, чтобы он дня три с кровати не вставал.
— Спасибо за заботу, Лёха, — прошептал Томский. — Но со мной все в порядке. Немного отдохну и…
Довести свою мысль до конца он не успел — силы оставили его окончательно.
Глава 4
ДОКТОР ДЖЕКИЛ, МИСТЕР ХАЙД
Сгусток оранжевого света то медленно плыл по темноте, то начинал раскачиваться с такой скоростью, что сливался в пылающую дугу. Свет этот не рассеивал мрака, а делал его еще гуще. И при всем этом загадочный огонек вел Томского. Куда и зачем? Толик этого не знал, лишь подозревал, что идет навстречу тайне, которую жизненно необходимо срочно раскрыть. От того, способен ли он на это, зависела его дальнейшая судьба.
Когда из темноты выпрыгнула чья-то рука, Томский даже дернулся. Он уже знал, что в полу его куртки вцепился молодой часовой.
— Говорю тебе, Толик. Это человек… Это существо в желтом появляется из ниоткуда, чтобы исчезнуть в никуда, — чрезвычайно быстро, но членораздельно залепетал он. — Сейчас оно здесь. Слышишь шаги?
Толик слышал. Оттолкнув часового, он двинулся вслед за оранжевым огоньком — своей путеводной звездой. Она описала в воздухе плавную дугу и повисла над тлеющими угольками костра. Желтый хоть сидел спиной к Толику, но, конечно же, знал о его присутствии. Он спокойно погрузил руку в костер, зачерпнул пригоршню угольев и принялся пересыпать ее из одной ладони в другую. Существо хотело продемонстрировать Томскому, что не чувствует боли.
Анатолий обошел вокруг костра и наконец увидел лицо Желтого. Хобот противогаза рос у монстра прямо из носа, вместо глаз поблескивали два круглых, вросших в кожу стекла, а фиолетовые губы были плотно сжаты. Костюм химзащиты ядовито-желтого цвета облегал тело чудища, как перчатка. Возможно, этот наряд был вовсе не костюмом, а кожей существа.
— Кто ты?
Вместо Желтого на вопрос Толика ответило эхо:
— Кто ты, кто ты, кто ты, кто ты…
— Что тебе нужно на моей станции?
— Нужно на моей станции, моей станции, станции…
— Уходи или…
— Или? — наконец произнесло чудовище. — Фиолетовые губы раздвинулись, обнажив ряд мелких, острых зубов и черный, распухший язык. — Или что, Томский?
— Я убью тебя!
— Глупо. Ведь я — это ты.
Желтый вдруг швырнул в него пригоршню угольев. Они угодили в грудь и просыпались под одежду.
— Ну все, урод!
Томский перешагнул через костер и сомкнул руки на шее монстра, который даже не пытался сопротивляться. Он душил Желтого с упоением. То ослаблял захват, позволяя монстру сделать глоток воздуха, то усиливал давление. Темные стекла превратились в глаза, хобот исчез. Умирая, чудовище превращалось в человека. Анатолий разжал пальцы. Желтый завалился набок. Его тело уменьшилось в размерах. Будто сдулось.
— Дядь-Толь…
Томский в ужасе попятился. У потухшего костра лежал вовсе не монстр, а Миша. Что он натворил?! Толик упал на колени, приник ухом к груди мальчика. Сердце того не билось.
Томский закрыл глаза, тряхнул головой. Проверенный способ изгнать кошмар сработал — Анатолий больше не видел тела. Вокруг вновь царил непроглядный мрак, по которому плыл оранжевый огонек. Толик наконец понял его природу. Это была нить накаливания лампочки-груши. Он был в своей комнате. Лежал на кровати с подсохшей уже тряпкой на лбу. Елена уснула прямо на табурете, прислонившись к стене. Анатолий встал. Коснулся рукой плеча жены. Та дернулась, открыла глаза.
— Ой, я, кажется, уснула. Ты как?
— Отлично. Ложись.
— А ты?
— Да вот, что-то проснулся и не могу уснуть, — Толик взял с тумбочки потрепанный томик Кропоткина. — Почитаю.
Томский пробежал взглядом несколько страниц, чтобы понять: рассуждения Петра Алексеевича об устройстве общества совсем не то, что нужно сейчас. Может, тогда Гумилев? Стихи не раз помогали Томскому собраться с силами. Он сменил книгу, но вскоре отложил и Гумилева.
