Вернулись гномы, нарубившие сухостоя; хоббит не торопясь и со вкусом ощипал краснозобика и запёк добычу в углях. После сытного ужина они некоторое время сидели и молча покуривали трубки, глядя на медленно гаснущее над дальним лесом закатное пламя, а потом отправились спать.
Тёмный сон без видений сковал хоббита, но пробудился он от ощущения, что медленно тонет в чём-то холодном и липком; он отчаянно взмахнул руками, стараясь освободиться, — и открыл глаза.
Было раннее-раннее утро, рядом похрапывали гномы, а из неплотно прикрытого окошка на грудь хоббиту медленно стекала молочно-белая струя необычайно густого и плотного тумана — мокрого, холодного, зябкого. Фолко было потянулся захлопнуть створку, как вдруг из окна до него донеслись какие-то смутные, еле слышные звуки, заставившие его тотчас насторожиться. Осторожно приподнявшись, он выглянул наружу.
Белый плотный покров затягивал всё вокруг — поле, деревню, дорогу, виднелись лишь крыши домов, и хоббит удивился вновь: туман у земли был непроницаем, выше же груди человека его слой казался срезанным какой-то гигантской косой — дальние рощи были видны очень чётко. И по этому туманному покрывалу от деревни к лесу почти бесшумно плыли чёрные силуэты всадников.
Сперва Фолко едва не скатился на пол от страха, но он уже прошёл через немалые испытания — и теперь лишь стиснул зубы и стал смотреть. Он смотрел и считал — два, пять, десять и ещё двое…
Всадники скрывались в лесу слева от их землянки; не звякало оружие, не перекликались люди — недобрая тишина сгустилась над безымянным полем. Хоббит закусил губу, вспомнив об их собственных пони. Вздумают заржать — что тогда? И он поспешно растолкал гномов, стараясь производить как можно меньше шума.
Торин, как всегда в последние месяцы спавший чутко, проснулся от первого же прикосновения к плечу; одного взгляда на встревоженное лицо Фолко было достаточно, чтобы он оказался на ногах, прильнув к окошку. Труднее оказалось с Малышом — тот со сна принялся было в голос ворчать по поводу того, что такая рань, а тут уже будят, а завтрака ещё ждать и ждать. Торин внезапно отвернулся от окна и с яростью прошипел что-то на незнакомом Фолко языке; Малыш осёкся на полуслове и схватился за меч.
— Кто это, Торин? — шепнул он.
— Не знаю, может, роханцы, но кто их знает? Лучше переждём и посмотрим.
— Вы смотрите, а я к пони — головы им завяжу, — бросил на ходу Малыш и исчез в молочной мгле за дверьми.
Фолко и Торин последовали за ним. Дождавшись друга, они втроём поползли вперёд, к самому краю мелколесья. Где-то совсем рядом, в затканном туманом лесу, затаился отряд неизвестных конников.
— А в деревне? — повернулся к хоббиту Торин. — В деревне что?
— Не видел, — ответил Фолко. — Я их заметил, когда они уже от неё отъехали.
— Может, уже проехали? — со слабой надеждой проронил Малыш.
— А если нет? — отрезал Торин, не отрывая взгляда от сырой дымки перед ними. — Будем ждать!
И они стали ждать. Постепенно над краем дальнего леса на востоке, над гребнем ещё более далёких Туманных Гор, поднялся диск дневного светила, туман рассеивался, взглядам открылась поблескивающая предутренней росой луговина. Как на ладони стала видна деревня — отсюда она казалась вымершей. Торин взглянул на спутников.
— Будем ждать до полудня, — тихо сказал он. — По крайней мере, пока не высохнет роса. Надо посмотреть, что творится справа и слева от нас и нельзя ли убраться отсюда по-тихому.
Внезапно до их слуха донёсся приглушённый всхрап лошади где-то по левую руку от них, и Торин жёстко усмехнулся.
— Вот и нашлись… Лежим тихо!
Потянулось время, над полем сгустились лёгкие облачка поднимающейся вверх дымки от высушенной солнцем росы. Задул лёгкий южный ветер, всё громче стали раздаваться голоса дневных птах; из листвы, почти над самой головой, запела иволга; следующий порыв ветра вновь донёс до них конское ржание — оно раздалось где-то далеко, за деревней, на невидимой отсюда дороге между последними домами и лесом. Торин прижался ухом к земле.
— Ещё конные, — выдохнул он, не поднимаясь. — Попались мы! Не иначе как сбор тут у этих.
И тут тишина неожиданно рухнула, разорванная свистом десятков стрел; спустя мгновение раздались неистовые крики, смешавшиеся с бешеным конским ржанием; донеслись и удары стали о сталь.
— Бой… — прошептал Малыш и потащил меч из ножен.
Из-за крайних домов внезапно вынырнули десяток или полтора всадников — на высоких, прекрасных каурых конях, с зелёными щитами и зелёными флажками на копьях. Они летели, не разбирая дороги, прямо через поле к лесу, один за другим забрасывая за спину свои зелёные с белым крестом щиты. Вслед им из-за плетней вынырнули пешие с луками и арбалетами; мелькнули чёрные стрелы, один из коней вздыбился и рухнул, его наездник успел ловко спрыгнуть, но тотчас упал и сам, схватившись за пробившую его насквозь стрелу. Остальные мчались дальше; расстояние быстро увеличивалось, казалось, им удастся уйти; однако в лесу взревел низкий рог, и навстречу им полилась укрывавшаяся там до времени конница. Вились зелёно-чёрные плащи; наставлены были копья, и метко били с ходу многочисленные арбалетчики. Несколько людей и коней из спасавшегося бегством отряда упали, однако уцелевшие сомкнулись с удивительной быстротой; колено к колену, голова к голове, они плотным кулаком ударили в не успевшие сбиться вместе ряды своих противников. Хряск, лязг и единый, словно вырвавшийся из одной груди вопль — и семеро прорвавшихся, оставив копья в телах корчащихся на траве врагов, скакали дальше, к лесу, разметав пытавшихся противостоять им.
Однако арбалетчики не дремали — уходившие всадники оказались в подвижной, сотканной из коротких чёрных росчерков сети. Падали кони, бессильно опускались на землю их пытавшиеся подняться седоки… Последний из уходивших упал на самом краю спасительных зарослей.
Победители неспешно объехали распростёртые тела, добив двух раненых. На поле боя стало вдруг очень тихо — только теперь Фолко заметил, что и из деревни больше не долетает ни звука.
Конные воины спешились, подобрали восемь тел своих. Распоряжался кряжистый человек в чёрном шлеме с высоким и тонким остриём, на которое был навязан длинный пук чёрного конского волоса. Он сидел на высоком караковом жеребце неподалёку от места, где укрывались друзья, и они услышали его речь — быструю, отрывистую, совсем непохожую на плавный говор обитателей Аннуминаса.
— Эй, Фараг, скажи хельги-баану, чтобы его хазги перестали рвать челюсти соломенноголовым! Нам нужно спешить, пусть выводит их из деревни!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
